— И давно клуб основан?

— Завтра будет две недели.

Тут пришел Толстяк Фрост и привел Юстаса, но без всякого ножа.

— Я слышал, Юстас, ты где-то нашел нож со следами крови? — спросил Мосбэк.

— Нож принадлежит мне, и я не скажу, где он. Фараоны всегда отбирают у людей разные вещи. Это у них называется изъятием вещественных доказательств.

— Папа говорит, что все полицейские — мошенники, — присовокупила Кэрнадин. — Но я сказала: «Все, кроме Мосбэка», на что папа заявил: «Да, это верно, он не мошенник, он просто дурак».

— Ну, твой папа тоже не гений, Кэрнадин. Так вот, Юстас, малышам не положено иметь окровавленные ножи. Где ты его взял и куда спрятал?

— Я вытащил его из одного человека.

— Надо говорить: «Я взял его у одного человека», понятно? Он что, сам тебе его дал?

— Не совсем. Но он ничего против не сказал.

— Но говорил он, что ты можешь взять его?

— Нет, он вообще ничего не говорил. Я спросил его, но он не стал отвечать. Я не мог его разбудить.

Мосбэк заволновался.

— Юстас, сейчас же принеси мне нож и покажи, где ты его взял, а не то я тебя так отшлепаю по попе, что своих не узнаешь. Я не позволю себя дурачить какому-то восьмилетнему мальчишке.

— Уже девятый пошел, — сказал Юстас. — Я как раз собирался положить нож на место, откуда его взял, а потом умыть руки. С моей репутацией с законом лучше не связываться.

И он убежал.

Мосбэк, тяжело пыхтя, последовал за ним. Он видел, как мальчик легко, будто кошка, взобрался на дерево, а потом спустился назад. Нож был у него спрятан в развилке дерева. С ножом в руке он сбежал в овраг, и, когда Мосбэк добрался до места действия, он замер от ужаса, на голове волосы встали дыбом. Потому что на дне оврага лежал какой-то бродяга, в груди его торчал нож, а маленький Юстас на глазах полицейского уходил от убитого.

— Юстас, что ты наделал? — прошептал Мосбэк.

— Я, как и говорил, вставил нож туда, где его взял.

— И куда же ты теперь направился, что ты сейчас собираешься делать?

— Как что? Собираюсь мыть руки.

Только тут старый полицейский впервые заметил, что руки мальчика выпачканы не грязью, а черной, запекшейся кровью. И он про себя заметил, причем не впервые, что слова детей надо всегда воспринимать в прямом смысле.

— Вы, Мосбэк, видимо, самый глупый полицейский в подразделении, — сказал капитан Кейл. — Невероятно, как это вы могли допустить, чтобы на вашем участке убили человека, а потом позволить восьмилетнему ребенку вытащить из трупа нож, убежать с ним и спрятать на дереве, наконец, вернуться назад и вставить его обратно на место. Вы хоть знаете убитого?

— Нет.

— А кто живет в тех пяти домах, что упираются задами в овраг, знаете?

— Да, знаю.

— Кто?

— В первом живет человек, которого я ни разу вблизи не видал: он всего неделю назад купил этот дом и только вчера переехал. Сайлас Шермерхорн — бывший судья. Во втором — Тибор Томпсон, отец вот этих Юстаса и Кэрнадин. Человек страшно вспыльчивый. В третьем — Карлос Рей, кубинец, владелец табачного ларька в центре города. В четвертом — Фрэд Фрост, отец Толстяка.

— У мальчика, надо полагать, есть имя.

— Финбар.

— Прекрасно. Так, отец этого Толстяка…

— Он прекрасный механик, но никуда не годный изобретатель. Этот Фрост все, что зарабатывает на одной профессии, теряет на другой. И наконец, в пятом доме живет Хэтчел Горн — гравер.

— Тащите их всех сюда немедленно: мужчин, женщин, стариков и детей. И никого из посторонних сюда не пускайте. Поговорим с ними прямо здесь. Вот там, возле кукольного домика, отличное место.

— Это такой же кукольный домик, как вы трактор, — сказала Кэрнадин с негодованием. — Это здание клуба тайного братства «Бенгальские тигры», а там, где членами являются девочки, то добавляется другое слово.

— Какое же, детка?

— Сестерство, я полагаю.

— А-а…

Постепенно начали подходить люди.

— Сайлас Шермерхорн, — представился седой, внушительного вида осанистый мужчина. — Я бывший судья, хотя и не в этом штате. Мне сказали, что тут произошел какой-то инцидент.

— А эта леди — ваша жена? — спросил капитан.

— Ты, чертова перечница, не видишь — это моя мама, — зарычал на него Юстас.

— Я бы не возражала, — сказала та. — Во всяком случае, буду иметь в виду. Он, кажется, вполне приличный джентльмен и, надо полагать, придаст вес нашему кварталу. Однако меня зовут Гидди Томпсон.

— Гидди? Что за странное имя?

— Это уменьшительное. Меня зовут вообще-то Гэральдин Изабелла Дороти Дорис Извельт. Так меня нарекли в честь моих пяти теток. Теперь вам понятно, каким образом оно уменьшилось до Гидди?

— Понятно.

— Миссис Шермерхорн вот уже много лет как в могиле, — сказал с достоинством седоволосый джентльмен.

— А вот идет в купальном костюме Роза Рей, — сказала Гидди.

— Ну, милочка, — затараторила та. — Неужто столько шума из-за того, что я нечаянно наскочила на твой стоявший автомобиль? И зачем тебе понадобилось собирать всех соседей, чтобы рассказать об этом? Как ты узнала, что это сделала я?

— Да что ты, Роза, я и думать об этом не думала, — сказала Гидди. — Вот это, капитан, Эннели Фрост, а это ее муж Фрэд. Бог ты мой, Фрэд, что это у вас за лохматый вид по утрам? А это идет Фря Горн. По-настоящему-то ее зовут иначе, это уж я прозвала ее так. Думаю, что это весьма метко, вы не находите? Ну а ребятишки эти — часть наши, а часть наших соседей. Вам их рассортировать или не надо?

— Потом, возможно. Мосбэк, тут не хватает троих мужчин. Где они?

— На работе. Но они сейчас придут.

— А прислуга? Прислуга где? Так, всех детей отправьте в кукольный домик, и пусть пока сидят там. Я не хочу, чтобы они путались тут под ногами.

— Я, кажется, уже раз объясняла, что это не кукольный домик, — сказала Кэрнадин, свирепо выпятив нижнюю

челюсть. — А

потом, Пью Горну вход туда запрещен.

— Это почему же?

— Он механически выбыл из общества «Бенгальские тигры» за неуплату членских взносов.

— Ну, сейчас это прямой приказ департамента полиции, — сказал капитан Кейл.

— Если так, то пусть входит, — сказали ребята, но впустили Пью в домик весьма неохотно.

Капитан Кейл отвел на несколько шагов в сторону Фрэда Фроста.

— Вы также ничего не знаете об этом? — спросил он его тихо.

— Я даже не знаю о чем, — ответил Фрэд.

— Разве ничто вас не беспокоило этой ночью?

— Как же, беспокоило. Телефонные звонки, — признался Фрост.

— Кто звонил?

— Да соседи все. Жаловались на шум, производимый моими станками.

— А ночью никакого особого шума не слышали в овраге?

— Нет, не слышал. И готов держать пари, что никто не слышал. В том грохоте, который я производил, любой шум легко потонет.

— И вы ни разу не выходили из дому прошлым вечером?

— Вроде бы нет. Впрочем, я полностью забываюсь, когда работаю над каким-либо изобретением. Кажется, я раза два включал токарный станок на автомат, а сам уходил за пивом.

— Вы шли через овраг?

— Не помню, может, и шел. Со мной это бывает. Я никогда не замечаю, где я иду, если задумаюсь.

— Вы разговаривали с кем-нибудь вчера вечером?

— Точно не скажу.

— Спросите его, почему он не поставит в своем шумоподавителе глушитель, — сказала Кэрнадин. — Тогда бы у него подавлялись не только прямые шумы, но и боковые.

— Детка, я приказал тебе сидеть вон в том кукольном домике.

— Я не пойду в этот противный кукольный домик. Если я туда вернусь, это может стоить мне жизни. Меня только что исключили из тайного общества. Для меня это полный крах. Ведь я носила золотые нашивки, вы понимаете?

— Не очень.

— Ну, нашивки главы клана. И вот теперь мне приходится дрожать от страха за свою жизнь. Сами понимаете, мы не можем позволить ходить в живых бывшим членам нашей организации. У нас слишком ужасные тайны. Каково будет, если мир узнает о них?