Если честно, то я и без спросу иногда брала - когда родителей дома не было. Но тут такое дело - в нашей набитой мебелью квартире не очень-то потанцуешь, а извиваться на месте быстро приедается. Мебель двигать мне не по силам, да и родители заметят. Просто ходила-сидела, словно в обычной одежде - не то.
Однажды я отважилась спуститься в этом трико за газетами. Думала - проскочу. Не повезло - уже закрывая ящик, услышала стук двери сверху. Кто-то вышел и спускался вниз, судя по шагам и дыханию - пожилая тётка. Эта не поймёт и возмутится. Я сперва хотела сбежать на цыпочках вниз, выйти наружу и спрятаться по ту сторону двери, как порой шутила с мамой. Но сообразила, что тогда весь двор меня, чёрненькую, увидит. Пришлось смириться и покорно отправиться навстречу судьбе. А чтобы было не так стыдно, наверняка меня пристыдят за срамоту, натянула капюшончик и спустила маску. Никто из соседей меня в таком виде не знал ещё. И с газетами, свёрнутыми в трубочку (тугая вышла от волнения), начала бодренько подниматься.
Эффект был потрясающий. Толстая соседка, увидев чёрную маску на лице и "дубинку" в руке, истошно завопила и бросила сумки:
- А-а-а, всё бери, только душу не губи! - и дёрнула мимо меня по лестнице. При этом так отбросила к стене всем массивным своим телом (тушей!), что и настоящий бы грабитель на ногах не удержался.
М-да, и по лестнице в этом не погуляешь. Что же делать? И тут я вспомнила, что у дяди Юры, маминого брата, есть большой фотоаппарат, настоящий. Кажется, даже японский. Почему бы ему не поснимать меня в этом наряде? Когда мама уговаривает дочку фотографироваться, она говорит:
- Надо пополнять семейный альбом!
Фотки в трико ещё как его пополнят!
Мама согласилась, дядя Юра - тоже, но дело двигалось медленно. То ему некогда, то я в детсаду. А если в воскресный день хорошая погода, то мне хочется побегать на воле. Он меня бегающей снимает, а трико-то отдыхает. Потом только вспоминаю, что надо бы не так. Может, через недельку...
Довели дело до того, что я из трико того выросла. Оно же не такое эластичное, как, скажем, Алёнкин капроновый купальник, она и в младших классах школы в нём продолжала выступать. Только кое-какие пайетки отпороли, которые мешали капрону растягиваться. И новый купальник покупала уже "с грудью".
Мало того, что не очень тянется, тут ещё рукава и штанины напрягают, никак ведь на руки-на ноги не насучишь, по полчаса возишься, даже если мама помогает. Дядя Юра поздно понял неправоту своей неразворотливости. И последние кадры племянницы в мим-трико снимал, когда оно на мне трещало и расползалось, а позы приходилось тщательно выбирать, чтобы вообще не лопнуло.
Виды выходили неспортивными, и это удручало.
Зато в голову пришла идея снимать меня силуэтно, чёрное против света. Тут можно и без капюшона, всё равно деталей нет. Хотя, постойте... без капюшона я с ушами получаюсь, и с болтающейся косичкой, а это не всегда... м-м-м... отвечает образу.
Дядя Юра говорил, что когда я в капюшоне и бюст не в профиль, то и не поймёшь, каких лет танцовщица. И взрослые ведь бывают с тонкими руками-ногами, а ничего масштабного на фотках нет.
Ладно, выросла из, так надо радоваться, что подросла, значит, повзрослела. На замену мне ничего не купили, и так всё было, что девочке надо: и "чёрный низ-белый верх" для физры и спортивных утренников, и фиолетовое трико для тренировок, и плавательный купальничек, совсем как у настоящих пловчих, с косым крестом на спине. Мама сшила мне "навес" на этот крест, полностью закрывающий спину, и купальник можно было использовать как гимнастический. О трусиках и топиках не говорю уж. Пантомимики нигде не планировалось, так что о мим-трико и заикаться не следовало.
Ещё одна причина, по которой я не спешила просить замену, была специфической, связанной с одной маминой привычкой. Когда она дарила мне новую одежду, папы обычно рядом не было, для примерки ведь приходится раздеваться. И вот к чему эту приводило.
Мама помогала мне натянуть обновку, оправляла, расправляла и оглаживала. Со всех сторон осматривала, всё ли ладно, везде ли сидит и размер соблюдает. Похлопывала, как бы побуждая меня прислушаться к ощущениям и оценить обновку. А если та была из тех, что обтягивает попочку, то именно по ней и шлёпала, сперва слабенько, потом - посильнее, как бы напоминая - что ж ты не благодаришь за подарок-то? И вдруг:
- А ведь ты меня давеча не слушалась, за завтраком плохо ела и за собой не убрала (это например). Вот тебе, вот! - и шли уже шлепки "боевые", наказующие. Неважно как ты себя вела, что-нибудь да найдётся для вины.
Похоже, у мамы просто чесались руки прохлопать, ну, исполнить всю гамму шлепков по моему мягкому, а поскольку вторая половина, когда лупят сильно, неприятная, то приходилось выдумывать вину и как бы наказывать. Хотя в голосе слышались юмористические нотки, мол, не совсем взаправду лупцую.
Сперва я не понимала, потом после первых же "расходящихся" шлепков начинала нюнить, не дожидаясь "приговора". Если угрожать зареветь в голос, для папиных ушей, то, может, пронесёт. Потом, чуток повзрослев, допетрила, что спасти могут торопливые благодарности, особенно если вывернуться из маминых рук и поцеловать в щёчку. Кроме того, скорые спасибочки дают предлог поскорее снять обновку, лишив попку обтяга и привлекательности для маминых буйных ладоней.
И всё равно оставался неприятный осадок на душе. И, прежде чем просить новую одёжку, приходилось думать, как в ней будет выглядеть моя попочка, и если аппетитно для порки, то вправду ли она мне так необходима сейчас, эта коварная обновка.
Между прочим, однажды я, что называется, зажалась и молча терпела шлепки - когда же мама перестанет? А она, видать, разозлилась от моего упрямства и стала хлопать изо всей силы, аж ладони больно, дула на неё - я слышала. Ещё бы чуть-чуть, и она, может, сдалась бы, но меня угораздило хрюкнуть, получить в ответ шлепок другой, неуставшей рукой, так что слёзы из глаз сами пошли, нос захлюпал, а рёву я лишь чуть-чуть помогла начаться. Это словно средство для облегчения моего "набухшего" состояния. Надо себя слегка "подтолкнуть", и тогда легче станет.
Немножко разобравшись в себе, подумала: а что, если когда "набухну", рёву не поддаваться, а просто сморкаться, глаза вытирать, глубоко дышать и прочими "мирными" средствами выходить из ситуации? Ведь рано или поздно, но реветь станет несолидно, и надо учиться контролировать себя.
Но всегда вспоминала о своём решении слишком поздно, уже выревевшись и умывшись - или умываясь. Ругала себя - иду по пути наименьшего сопротивления, а могла бы и посдерживаться, хотя бы попытаться. Если не реветь нельзя, то пусть рёв начинается сам собой, когда я обессилю ему противиться, он меня победит и подомнёт. Слёзы-то сами собой начинают течь, я чувствую, что воля тут не поможет сдержаться. Похоже, что и у взрослых девушек так, а вот ревут они лишь в исключительных случаях, по своему выбору.
Вот поэтому я и не хотела новое мим-трико. Но старые стринги тайком сохранила, боковые полосочки оказались тянущимися, а перёд и зад не должны же так "расти", как всё тело и полномерная одежда на нём, так что... ну, пододевала иногда. Ощущение впечатывания, порой влитости в тело.
Но в девять или десять лет я начала быстро расти, и стринги "сдались". И вот тогда-то я вспомнила о мим-трико. Ещё на школьные уроки физры девчонки приходили кто в чём: тут и мальчиковая майка с девичьими трусами, и фиолетовое трико, и гимнастический купальник, и серое трико с рукавами по локоть и штанишками по колено. Физрук не решался "привести всех к одному знаменателю", семьи-то небогатые, что есть носят, на родительских собраниях только пожелания высказывались, да и то одним матерям. У нас они, собрания эти, были для отцов и матерей раздельные. Педагогический эксперимент (читать торжественным тоном). А вы же знаете девчонок: пока отец ремнём не погрозит, дочка уж мамочку-то уговорит позволить надевать на физру, что нравится.