В его руках было то, за чем он так долго гонялся.

Пальцы правой руки немного жгло железное кольцо.

Все его планы были исполнены. Осталась только реализация последнего из них.

Поэтому в своих акумах он больше не нуждался.

И, раз она просит, он отдаст ей их.

Всех до единой.

Чтобы она получила всё. Его Эрис.

Его прекрасная Эрис.

Бражник расставил ноги на ширине плеч, вытянул перед собой руки ладонями вперед.

Развел в сторону пальцы.

Эрис отступила на два шага в сторону.

Деймос что-то прошептал, и все светлые бабочки разом взмыли вверх.

Каждая из них вылезла из уголков темной комнаты, вливаясь в закручивающийся поток черного смерча посередине.

Пара секунд, тихий хлопок.

И комната словно стала в разы темнее.

Сотни приготовленных к бою лаково-черных акум с фиолетовыми полосами запорхали по комнате, ожидая действий.

— Теперь они твои, — опьяненный ею, прошептал он. — Они теперь слушаются только тебя, любовь моя.

Эрис пропустила последние два слова мимо ушей.

Всегда так делала.

Отличная защитная реакция на обыденные заурядные чувства людишек.

Теперь пора заканчивать.

Эрис, ты своего добилась. Давай, коронный.

Твой последний выход.

Игра твоя была потрясающей. Зрители замерли в ожидании, кусают локти, забывают моргать и дышать.

Дерзай.

— Знаешь, мы могли бы править и этим миром, как и тысячи лет назад. Вместе.

— Да, — блаженно согласился он, — могли бы… Я готов пойти за тобой, куда угодно. Сделать всё, что ты хочешь… Я…

— Но я не заинтересована в этом, — растянула губы в улыбке Эрис. — Теперь всё готово, — словно обращаясь к кому-то другому, проговорила она. — А ты, — теперь она повернулась к Деймосу. — Ты мне больше не нужен.

Стройная рука метнулась к кобуре на лодыжке и тут же взметнулась вверх.

Прозвучал щелчок снятия предохранителя.

— Что? — словно не поверил Бражник, всё ещё как-то нелепо продолжая улыбаться. — Что ты…

Глаза метнулись на её ноги.

Действительно.

На правой лодыжке была кобура для оружия.

Нет, не может этого быть.

— Эрис, ты…

— Прощай, любовь моя.

Она даже не моргнула, когда темную комнату словно ножом полоснул громкий звук выстрела.

Бабочки разом вспорхнули вверх, начиная метаться, но Эрис силой мысли приказала им опуститься вниз.

И выводок из тысяч акум покорно подчинился воле хозяйки.

Бражник замер.

Уставился на неё так, словно по-прежнему не верил.

Он на мгновение опустил голову вниз и приложил пальцы к груди.

Темные перчатки окрасились багровыми пятнами.

— Эрис…

Колени его безвольно подогнулись, где-то в сознании обрушились крошевом все надежды.

Он безвольно повалился на пол.

В груди что-то ломит, щемит.

Тоска? Нет.

Отчаяние.

И пуля здесь совсем не при чем.

В глазах бежит рябящая чернота, словно пленка старого черно-белого кино.

Во рту появляется металлический привкус.

Он хрипит, рука скребет по полу, тянется к идущей навстречу Эрис.

Она присаживается рядом с ним на колени.

— Человеческая оболочка, — шепчет она. — Неразумно. Очень неразумно.

А громче говорить всё равно не может.

И разрывается что-то.

Понять только не может… Что?

Где-то там, глубоко внутри.

Что за чушь?!

Что это? Я же всё делала правильно.

Как и хотела.

— Ты любила?.. — хрипит. Вырывается багровая змейка из уголка приоткрытого рта. — Ты любила меня?..

Молчит.

Сжимает губы, ответить не может.

Сглатывает что-то колючее в горле.

Першит.

— Отвечай… Не смей молчать…

— Нет, — а голос дрогнул.

Дрогнул так, что сама поразилась.

Не любила. Никогда.

Только балласт. Никогда.

— Лгунья, — почти шепот. Глаза приоткрыты.

Нахмурился, дернулся. Словно воткнули что-то прямо в спину.

Нож предательства, черт возьми.

Деймос, а чего же ты ждал?

Чего ты ждал, мать твою?!

Выдохнул остатки воздуха из легких.

И замер. Зрачки как-то сильно расширились.

Тонкие губы сжались, словно её поцелуй навеки пытаясь с собой забрать.

«Лгунья»

И Эрис почему-то дрожит.

Оружие отбрасывает в сторону.

На каменный пол. С грохотом.

Бабочки снова взмывают вверх.

Хлопают крыльями, точно овации.

Да, твой спектакль. Конечно же, Эрис.

Ты же хотела играть — получай.

Вот твой занавес, вот и аплодисменты.

Ты так и хотела?

— Нет, — дрожащие пальцы касаются холодной щеки.

Да.

Отрицай, сколько хочешь.

И да, вот, держи. Ты хотела отмщения, власти, борьбы?

Без проблем. Но возьми ещё это.

Чувства. Это тебе будет бонус.

А знаешь, почему так всё вышло?

Верно.

Это всё потому, что ты лгунья.

========== 14. Шах ==========

Адриан никогда раньше не чувствовал себя так легко.

Возможно, чтобы достигнуть этого состояния, нужно пережить чертовую тучу проблем.

Но это уже было не так важно, потому что…

Он парил.

Метафорически, разумеется.

Улыбаясь от уха до уха.

Лежа в одной и той же позе.

Так, что рука, на которой она устроилась головой, уже давно затекла.

Да и ноги тоже, чего уж скрывать?

Но он всё равно лежал.

Лежал, блин, и не шевелился.

Потому что до ужаса не хотел, чтобы она проснулась.

Хотел смотреть, как она спит.

Как трепещут её густые ресницы.

Как колышется темная прядь волос, упавшая на глаза.

Как она чуть морщит нос прямо во сне.

Жмется к нему от этого, словно пытается спастись от кошмаров.

Кладет руку ему на грудь.

И, когда подушечки её пальцев начинают слегка подпрыгивать от бешеного биения его сердца, она успокаивается.

Морщина между бровей расправляется, черты лица снова расслаблены.

Чувствует защиту.

А он смотрит.

Смотрит, блин, и не может даже по-человечески вдохнуть.

Задыхаясь от этого.

От неё.

От того, что между ними происходит.

Так, что хочется кричать.

Срывая голос.

Раздирая ко всем чертям глотку.

Так, чтобы все слышали.

Так, чтобы все поняли.

— Сколько времени?

Чуть слышно бубнит.

Уткнувшись носом ему в плечо.

Обдавая его кожу теплым выдохом сказанных слов.

Адриан улыбается.

— Четверть девятого, — бросив взгляд на часы, тихо отвечает он.

Маринетт разочарованно выдыхает, всё ещё не открывая глаз.

— Не хочу возвращаться туда, — негромко говорит она, хмуря брови.

— А я не хочу даже вылезать из-под одеяла, — пытается пошутить Адриан, чтобы разрядить обстановку.

И это срабатывает.

Не сразу, но на её лице мелькает улыбка.

Она открывает один глаз и лукаво смотрит на него.

Переваривая.

И вспоминая все события прошлой ночи.

Щеки тоже вспоминают.

И Агрест усмехается, когда замечают, как они заливаются краской.

— Как ты себя чувствуешь? — наконец пошевелив ногами, тепло спрашивает он.

Маринетт ложится на бок и обхватывает его теплый торс рукой.

Притягиваясь ближе.

Укладываясь головой на его грудь.

Открывая глаза и поглаживая пальцами светлую кожу.

— Как будто обнимаю зефирку, — почему-то отвечает она, даже не раздумывая.

И вдруг начинает смеяться.

Заливисто.

Открыто и искренне.

Так, что Адриан тоже подхватывает её смех, закрывая лицо ладонью.

— Я даже не знаю, что на это ответить, — честно сознается он, наблюдая за тем, как её острые плечи трясутся от смеха.

Маринетт привстала на локтях и, подложив кулачок под подбородок, снова опустила голову на его грудь.

— Ты теплый, — всё ещё улыбалась, объяснила она, разглядывая черты её лица. — И мягкий.

— Надо записаться в тренажерный зал, — наигранно расстроился он, похлопав себе по животу ладонью.

Брюнетка снова улыбается.

— Ты такой болван, — смешливо качает она головой, обхватывая его лицо ладонями.