— Стой! — прервала его женщина, выставив руку вперед. — Парень, вот почему ты такой тупой?

Агрест остановил вытянутую руку на весу с зажатой в кулак тряпкой и нахмурил брови.

— Не обзывайтесь…

— Заплачь ещё, — фыркнула она. — Ты же сто раз читал правила нахождения в этом заведении, пока я проверяла девочку.

— Ну да…

— Что «ну да», голова садовая? Третье правило мне наизусть, живо!

Адриан встрепенулся, облизнув сухие губы.

Эта женщина его пугала.

Она была военным, наверное.

— «В палатах у пациентов нет никаких личных вещей», — процитировал Адриан, поражаясь тому, как хорошо работает у него память.

— Так и не суй себе под нос то, что чуть не убило девочку, — на удивление спокойным голосом отозвалась она.

Блондин резко выдохнул и отбросил от себя тряпку в сторону.

Вытерев руку об футболку.

— Что это было? — спросил Агрест, поражаюсь точным и верным движениям женщины, которая водила пальцами по шее девушки.

Словно находила точку.

Важную, нужную точку.

— Эфир.

Тем же будничным тоном ответила.

Так, словно она видит подобное каждый день.

Так, будто это в порядке вещей.

— Но…

Агрест только было открыл рот, как женщина снова его прервала.

— Да, эфир сняли с производства много лет назад. И я не въезжаю в две вещи: откуда он у покусившегося на девочку. И как он пробрался сюда.

— Могу ответить на оба вопроса. Вот только вы меня посадите в соседнюю камеру, если я скажу.

Адриан закусил губу.

Черт.

Не стоило ей этого говорить.

Миссис Хоуп медленно перевела взгляд на блондина, прищуривая глаза.

Словно по-новому изучая его.

Всматриваясь в его лицо.

Словно стараясь найти ответы на какие-то свои вопросы.

Женщина остановила два пальца на определенном месте шеи девушки, словно нашла то самое место.

— Ты же знаешь обо всем, да? — тихо спросила она Адриана, всё ещё сидя на полу.

— О чем вы? — действительно не понял Агрест, нахмурив брови.

— Раздвоение личности, — подсказала она. — Ты же знаешь, что девочка не спятила. Да, парень?

Адриан сглотнул.

Если это проверка на прочность, то он вот-вот её провалит.

И миссис Хоуп без проблем сцепит ему руки спереди, завязывая в смирительную рубашку.

Зачем она это спрашивает?

Чего добивается?

Хочет, чтобы он сказал это вслух.

Здесь же камеры по углам натыканы.

Они всё зафиксируют.

И Агрест станет второй по значимости новостью в Париже после терактов.

«Сын знаменитого модельера стал затворником своих иллюзий, поддавшись влиянию уже находящейся в доме Святой Марии одноклассницы Маринетт Дюпэн-Чэн, диагноз которой с каждым днем оставляет желать лучшего.»

Адриан буквально видел эти заголовки перед своими глазами.

Он снова сглотнул.

— Не понимаю, о чем вы, — ответил он. — Она — моя сестра, и я не могу оставлять её здесь одну надолго, — без запинки отчеканил Агрест, чуть нахмурив брови.

Миссис Хоуп пару секунд помолчала.

Взвешивала «за» и «против».

Она знала, что у парня нет причин доверять ей.

Значит, надо сказать позже.

— Хорошо, — ответила женщина и чуть надавила двумя пальцами на определенное место на шее девушки.

Маринетт резко распахнула глаза, начиная хватать ртом воздух.

Грудная клетка заходила ходуном.

Легкие начали работать.

Сердце резво забилось в нужном ритме, на щеках появился едва заметный румянец.

— Маринетт, — хрипло выдохнул Адриан, срываясь с места и падая на колени возле неё.

— Оставлю вас, — бросила через плечо женщина, выходя из камеры.

— Маринетт, боже… Девочка моя.

Её руки всё ещё были связаны.

Маленькое тело, вечно продуваемое холодными ветрами, замерзло.

Сухие губы задрожали, и она…

— Адриан, — всхлип.

Заплакала.

Она заплакала.

Горько.

Навзрыд, как маленькая девочка.

Беспомощная, поломанная.

Которую нужно защитить.

Адриан помогает ей сесть и крепко прижимает к себе, позволяя уткнуться носом в шею.

Покачивает её, успокаивает.

— Всё будет хорошо, мышка, — прошептал он, закрыв глаза.

Прижимаясь плотно сжатыми губами к её макушке и чувствуя, как бьется её сердце.

Оно билось.

Черт возьми.

Ведь он почти потерял её.

И взгляд снова скользнул по смятой серой простыни, натыкаясь на обрывок бумаги.

Он знал, чья записка была уложена на постели Маринетт.

Он знал этот почерк.

Адриан понимал, откуда взялся эфир.

И как ЛжеБаг пронесла его сюда.

— Она была, — всхлипывала Маринетт. — Была здесь… Она сказала, что я тоже должна играть. И что-то про Ло, — девушка оторвалась от плеча Адриана, заглядывая ему в глаза. — Кто такая Ло?

Адриан аккуратно смахнул подушечками больших пальцев дорожки с её щек.

Жива.

Стоит ли ей говорить?

Девочка моя.

Добивать информацией, от которой лучше ей точно не станет.

Стоит? Стоит.

— Она тебя запугивала, — выдыхает Агрест, касаясь её постепенно теплеющей кожи щек пальцами. — Но всё хорошо. Я с ней справлюсь. Она не тронет тебя. Я не позволю. Больше не позволю, слышишь?

Не стоит.

Посмотри на неё, Агрест.

Посмотри. Что ты видишь?

Свет.

Блеклый, тусклый.

Забитый комочек света, который словно уголёк тлится в её глазах.

Не позволяй ему погаснуть.

Не допусти этого, Господи.

Вы связаны.

Чем-то незримым, тонким.

Если она уйдет, то оборвет эту нить.

Она исчезнет — исчезнешь ты.

Говорят, что дети не умеют любить так, как любят взрослые.

Вранье.

Наглая ложь, басни.

Они умеют.

Они любят чисто, беззаветно.

Полностью.

Отдаваясь этому чувству без остатка.

Не выискивая выгоды, плюсов для себя.

Они любят просто.

Потому что так хочет душа.

Это огромная редкость, можете мне поверить.

Говорят, что любви нет.

Чушь. Снова.

Она есть.

И, когда Адриан смотрит Маринетт в глаза, он её видит.

Так, как и её видит в его глазах она.

Маринетт кивает.

Чуть дрожит, но уже не от холода.

От волнения.

Закравшегося где-то под ребрами, когда он вот так посмотрел.

Отпуская…

Часть хронического страха из грудной клетки.

И мысли.

Позволяя холодному ветру унести их прочь из головы.

В животе образуется маленький смерч.

И радужки. Его радужки сияют так, что Маринетт только смотрит.

Молчит. Беззвучно моргает.

Уголки её губ чуть дергаются, и она улыбается.

Жива.

— Я чуть тебя не потерял, — шепот.

Слетает с губ, и слова зависают в воздухе над ними.

Парят. Чуть выше поднимаясь, ударяясь об серый влажный потолок.

Жива.

— Мне без тебя здесь так тяжело, — полувсхлип.

Прозрачная дымка в глазах, и щемящая боль глубоко внутри.

Люблю.

Пожалуйста-будь-со-мной.

— Не оставлю тебя… Ни за что.

Кивок головой.

Рывок из глубины души.

Воют демоны в соседних камерах.

Плевать.

Наклон его головы в сторону, и срывается рваный выдох с её маленьких губ.

К которым Адриан прикасается своими.

Не-оставлю-тебя.

Вырываются из-под век две горошинки, катятся вниз.

А в груди всё ноет. Скребет.

Воет.

Чуть не потерял.

Адриан целует её.

Так, чтобы очнуться.

Потому что — чуть. Только чуть.

Ты не потерял.

Она здесь. С тобой.

Позволяет углублять поцелуй.

Я-так-сильно-тебя-люблю.

Адриан прижимает её к себе ближе.

Касаясь.

Острых плеч, ямочки на ключице.

Опуская руку ей на затылок и притягивая ближе.

Зажмуривая глаза.

До искр, взрывов петард.

И затем выдыхая.

Позволяя ей схватить влажными губами воздуха.

Соприкасаясь лбами.

Не открывая глаз.

Я-так-сильно-за-тебя-испугался.

— Хорошие брат и сестра, — послышался голос из дверей камеры. — И целуетесь по-семейному.