Annotation

Быков Михаил Васильевич

Быков Михаил Васильевич

Две Войны Красноармейца Дорофеева

ДВЕ ВОЙНЫ КРАСНОАРМЕЙЦА ДОРОФЕЕВА

Как только приближается дата Великой Победы Советского народа над фашистской Германией и её сателлитами в моей памяти всплывают рассказы фронтовиков о жестоких страшных боях, о судьбах самих ветеранов и павших или пленённых их боевых друзей.

Однажды в канун дня Победы в далёком 1976 году я встретился и имел беседу с ветераном Отечественной Войны Ильёй Николаевичем Дорофеевым.

Фронтовик в нашем Сибирском городке проживал с пятьдесят пятого года, там же и умер спустя неделю после празднования тридцать первой годовщины Великой Победы.

Успел-таки рассказать свою невероятную историю Дорофеев, хотя сразу же в начале разговора предупредил, что я никогда не осмелюсь не то что написать, но даже пересказать кому-нибудь о том, что он одну и ту же битву провоевал дважды.

Спустя ещё сорок лет после кончины ветерана, я решил всё-таки изложить мистическую историю жизни старшины Дорофеева.

Фантастических произведений написано великое множество и возможно поэтому данный рассказ ни у кого не вызовет удивления.

Современные люди не без основания уверены, что в точности описать действительность, в которой протекает чья-то жизнь, нет никакой возможности, потому-что никто и никогда не поверит такому изложению реальности. Однажды очень известный режиссёр сказал по этому поводу, что фильм, в котором будет отражена настоящая действительность, никто не станет смотреть. Все подумают, что мастер преподносит публики полную чепуху и будут считать произведение наивной выдумкой. Примерно то же самое о своей собственной истории заявил бывший фронтовик красноармеец Дорофеев.

Я думаю, ветеран войны точно определил отношение людей к той действительности, в которой им приходится существовать. Лично мне он сказал, что с каждым человеком случаются странные, необъяснимые, а порой и ужасающие вещи, но сознание людей устроено таким образом, что способно всё сгладить или вообще выбросить из головы всё не поддающееся пониманию на задворки подсознания.

На мой взгляд, храбрый солдат оказался прав, так как большинство людей, вообще не замечают того, что не в состоянии объяснить.

Читатель может заинтересоваться, почему в своё время я обратил внимание именно на судьбу этого фронтовика, ведь в те годы таковых участников военных действий в минувшей страшной войне было много, среди них ещё живыми оставались герои, орденоносцы и более отважные воины, чем мой знакомый ветеран.

Объясняю. Меня заинтересовал тот факт, что старшина Дорофеев сразу после войны был осуждён, провёл в лагере для заключённых долгих ять лет и освободился только в пятидесятом году.

Мой дед по материнской линии был хорошо знаком с Дорофеевым и как-то однажды рассказал мне, что Илья Николаевич был осуждён за дезертирство, которое совершил уже после Победы, и это событие произошло шестнадцатого мая 1945года.

Я, признаться, был удивлён странному факту в биографии Дорофеева и решил выяснить, что толкнуло храброго красноармейца на такой неприглядный поступок, причём в тот момент, когда война уже закончилась и его жизни, казалось бы, ничего не угрожало. Более того, дед мне подсказал, что старшина мог бы вернуться домой героем, а не сидеть в лагере пять лет.

Я пришёл к Дорофееву и вот что рассказал фронтовик, награждённый орденом Красного Знамени и несколькими медалями, о своём участии в самой жестокой войне двадцатого века.

Встретились мы в полдень в первых числах мая. В наших краях в это время года днём бывает довольно тепло, хотя случаются кратковременные пыльные бури, когда степь нагревается быстрее, чем таёжные вершины Саянских гор.

Мы расположились на веранде небольшой Дорофеевской избы, которую он срубил сам в середине пятидесятых годов, когда переехал из-за Саянских гор в наш городок.

Сам хозяин, а ему к тому времени исполнилось шестьдесят шесть лет, какое-то мистическое число подумал я, расположился в старом продавленном кресле, а меня усадил за небольшой круглый стол, на котором стоял маленький пузатый графинчик заполненный водкой и гранёный стакан, главный атрибут застолий тех лет.

- Это Московская водка. - Сказал хрипловатым голосом Илья Николаевич. Легонько кашлянул в сторону и продолжил.

- Мне нельзя спиртного. Туберкулёз, чёрт бы его побрал, сожрал лёгкие. В лагерях зацепил заразу. Холод там, на Севере был намного суровей, чем на фронте, да и туберкулёзников вокруг было хоть отбавляй, никакой санитарии, вот и наглотался бацилл. Свирепствовала зараза среди зеков. - Он посмотрел печально в окно на сочную весеннюю зелень черёмух и вновь кашлянул.

- Ты не бойся, не успеешь подхватить болезнь, далеко сидишь от меня. Выпей водки за Победу, я из этого стакана не пью. Чистая посудина. -

Я уважил фронтовика, выпил граммов пятьдесят, чтоб значит, на трезвую голову выслушать историю жизни и войны Дорофеева. Хоть и молод был я тогда, ещё и тридцати лет не минуло, но уже давно собирал и записывал разные невероятные случаи, происходившие не только с участниками войны, но и другими смертными, попадавшими в необъяснимый переплёт не лёгкой земной жизни.

Могу точно сказать, прав Дорофеев в том, что счастливых людей не существует и с каждым в этом мире случалось нечто эдакое, что он не в состоянии вразумительно объяснить, такие события как раз и смазывают чувство счастья.

Мой собеседник между тем приступил к рассказу. Я заметил, что ему тяжело говорить, болит у него всё за грудиной, но что делать, решил выговориться вояка и бывший заключённый одновременно. Первые его слова подтвердили мою догадку об исповеди фронтовика.

Однако начал рассказ Дорофеев не с войны.

- Ты помнишь Кретова Родиона? Он научил меня жирную собачатину жрать, чтоб болезнь одолеть, да ничего не вышло. Сам-то Кретов каким-то чудесным образом от туберкулёза избавился, но помер от болезни печени. Врачи сказали, что много собачьего сала оприходовал Родион, вот печёнка и не выдержала.

Одно лечишь, другое калечишь. - Он покачал слегка седой головой.

- Умру я скоро. Медицина ничего не способна изменить в моей судьбе, а жизнь была очень даже непростой и можно сказать загадочной, даже мистической. Услышишь, не поверишь, да я и сам толком не верю, заблуждение какое-то охватило мой разум, а тут и болезнь навалилась, подгадывает мою смерть под определённую дату. Буду рассказывать, сам поймёшь, в чём дело. -

Дорофеев посмотрел долгим взглядом в сторону яркого настенного календаря.

- Скоро придёт эта дата, могу сказать наперёд шестнадцатого мая или двадцать первого июля помру, потому-что всё в эти числа случалось, и я уже тридцать пять лет прожил в страхе и вроде бы как в сумасшествии, ожидая кончины. Мысль о смерти застряла в моей голове ровно через неделю после объявления Победы.

Спросишь, не думал ли я о гибели во время страшных боёв?

Отвечу. На войне все и всегда страшатся кончины. Там смерть каждую минуту подстерегает любого, кто решается на битву. Война эта такая странная и страшная штуковина, от которой человеку по собственной воле невозможно избавится, хотя начинают её те, кто сам не воюет.

Вот и добровольцы шли на фронт по простой причине, что деваться было некуда, они чувствовали, что нет спасения, что обязательно погибнут. Ну да ладно, они всё равно герои. -

Лицо Ильи Николаевича посуровело.

- Многие думают, что как только объявила партия о капитуляции Германцев, так и война закончилась. Ан, нет. Бои ещё долго гремели как в Европе, так и на территории нашей многострадальной Родины.