Все рассмеялись, а Тинтаэле обиженно надулся не хуже, чем Мириэт недавно.

- Надо было раньше считать! В прошлом году был, весной. Теперь вот десять лет ждать…

- Ничего, - Калайнис сочувственно положила руку ему на плечо. – Уже не десять, уже всего девять.

- Да ну тебя!

Они ещё немного развили эту тему, хоть Тинтаэле и отмахивался, только Тьелпэ молча улыбался, наблюдая за ними, пока не заметил показавшегося из-за угла Куруфинвэ. Тот оглядывался, высматривая кого-то, и Тьелпэ встал уходить.

- Подожди, - подорвался ему вслед Тинтаэле, - тебе вот мама передала.

Тьелпэ удивлённо повертел в руках протянутую сумку. Похожую на его старую, но без дыр и потёртостей и немного другого цвета.

- Это не моя.

- Теперь твоя. Старую мама зашивать не стала. Сказала, проще выбросить и новую сшить.

Тьелпэ ещё удивлённо покрутил сумку в руках, но спорить было некогда, потому что отец закончил оглядываться и пошёл в их сторону, так что Тьелпэ поблагодарил, попрощался и пошёл навстречу.

Дождавшись, пока он подойдёт, Куруфинвэ удивлённо кивнул на сумку.

- Что это?

- Мама Тинтаэле передала, – ответил Тьелпэ, закидывая сумку на плечо.

В подарке, на самом деле, ничего особенного не было – Хисайлин ещё с гранитного карьера повадилась передавать все гостинцы в двойном количестве, чтобы хватило обоим мальчишкам. Но говорить об этом отцу Тьелпэ не видел необходимости, а сам он то ли не замечал, то ли не обращал внимания – до сих пор.

Зато теперь подозрительно нахмурился, как будто ему сообщили о просевшем грунте под уже достроенной башней.

- И давно ты к ней за помощью стал обращаться?

- Я не обращаюсь, - с лёгким недоумением отозвался Тьелпэ. – Она заметила, что у меня сумка истрепалась и предложила помочь. – Он сделал паузу, решил, что тема исчерпана, и перешёл к следующей: – Что с чертежами? Ты всё уточнил?

Куруфинвэ всё с той же непонятной мрачностью посмотрел на сына, на Тинтаэле, на сумку, отрывисто сказал, что пока не уточнил и чтобы он приходил за чертежами через час – и ушёл, ничего больше не объясняя и оставив Тьелпэ в полной растерянности.

Через час он был уже у входа в кабинет, рассчитывая получить обещанные чертежи. Стукнул два раза по косяку и сразу зашёл, не дожидаясь ответа. Обстановка в комнате мало отличалась от обстановки в шатре, из которого сюда просто перенесли походную постель, пару сумок с вещами и кувшин и таз для умывания. Единственным настоящим предметом мебели был стол, да ещё походное складное кресло: планки каркаса и сиденье из натянутой холстины.

Куруфинвэ сидел у стола, но спиной к стене, опираясь на неё вместо спинки кресла. Резко выпрямился, услышав стук, и обернулся к сыну. На столе, поверх разномастных чертежей лежал кулон из тёмно-зелёного камня в потемневшей от времени оправе.

Кулон показался смутно знакомым. Верделит, ничего особенного, хотя форма интересная: плотный неровный пучок прозрачных трубочек в серебряной оправе.

Куруфинвэ проследил за его взглядом и как будто дёрнулся убрать кулон, но в последний момент передумал.

- Ты что-то хотел?

- Ты говорил прийти через час за чертежами, - сказал Тьелпэ, переведя взгляд с кулона на него.

Куруфинвэ несколько раз моргнул, прежде чем повернуться к столу, словно уже успел забыть и о чертежах, и о недавнем разговоре.

- Да, я… – Он сдвинул кулон в сторону, вытащил несколько листов бумаги, пролистал.

Тьелпэ снова посмотрел на кулон. Камень довольно обычный, работа посредственная. Было бы что хранить.

Куруфинвэ покачал головой и убрал прядь волос за ухо.

- Я ещё не доделал.

Голос отца звучал сухо и резковато, как будто Тьелпэ оторвал его от какого-то дела или вызвал на неприятный разговор. Но тогда он просто сказал бы замолчать или уйти. И не закрывался бы так плотно, что даже отзвуков эмоций не слышно.

Вдруг вспомнилось, откуда кулон знаком: отец носил его когда-то давно, в Амане, ещё до Форменоса. А всё это время, выходит, хранил, во всех переездах? Но не носил, а прятал почему-то?

- Тебе помочь? Если не успеваешь, – спросил Тьелпэ. – Синтарено уже спрашивал, когда можно начать.

- Сам справлюсь.

Тьелпэ с сомнением покосился на чертежи, на которых за два часа не появилось никаких новых отметок, кивнул и собрался уходить, но решил спросить всё-таки:

- А что это за кулон? Я с Амана не видел, чтобы ты его носил.

Куруфинвэ нахмурился, потёр висок и сказал наконец:

- Это просто кулон. – Нарочито небрежно бросил листы на стол, накрыв камень. – И вообще. С какой стати к тебе лезут с непрошенной помощью? Они думают, тебе обратиться не к кому?

От неожиданно обвиняющего тона Тьелпэ опешил, а пока он обдумывал возможные варианты ответа (или хотя бы уточняющие вопросы), Куруфинвэ досадливо поморщился и махнул рукой.

- Сходи пока к Карнистиро, он хотел какие-то запасы сверить. Чертежи я принесу сразу к Синтарено.

Тьелпэ кивнул ещё раз и вышел.

***

Всё началось с того, что один из разведчиков вроде бы нашёл, наконец, в горах на юго-востоке железную руду. Искали её уже давно, валинорские запасы подошли к концу, а новых всё никак не находилось. Несколько раз что-то похожее видели, но качество руды всё время оставляло желать лучшего. Куруфинвэ желал. Поэтому, выслушав доклад, немедленно собрался проверить информацию на месте и лично.

Как и в прошлые несколько раз, глины в составе руды оказалось куда больше, чем собственно железа, так что, походив немного по склону и послушав в нескольких местах для очистки совести, мастер засобирался назад. Объезжать по тропам разъездов было далеко, да и уж озеро-то точно не боялись пропустить, так что поехали напрямик. О чём Куруфинвэ даже пожалел, когда по пути стали попадаться смутно знакомые места. Само бегство от орков он помнил не очень хорошо, но вот скала, за которой прятался Турко, почему-то в память врезалась. Правда, со спины лошади она смотрелась чуть иначе, чем с земли и на носилках, но приятных чувств всё равно не вызывала и настроения не улучшила. Ну хоть гранит тогда нашли.

Куруфинвэ раздражённо свернул напрямую к бывшему карьеру. По крайней мере, от него до стройки ведёт накатанная дорога, которая вряд ли успела зарасти за год.

Правда, ещё не добравшись до дороги, они успели понять, что за год измениться может многое. Карьера больше не было. То есть, осталось несколько наименее перспективных и оттого почти не тронутых участков, а всё остальное заполнила вольготно разлившаяся по весне речушка, из которой в своё время брали техническую воду. Почувствовав свободу, она бросила давно надоевшее тесное русло и заняла истоптанные низины, появившиеся на месте выбранного камня. Половодная муть давно осела, а прозрачная вода доходила прямо до отвесных гранитных стен, закрывая оставшиеся понизу уступы, где брали камень, а из неё вырастала в небо рыжеватая с разводами стена. Гранит ещё не успел потерять яркость и покрыться лишайником и теперь отражался в неподвижной воде, мешаясь в ней с облаками и просвечивающими сквозь чистую воду затопленными глыбами. Не сговариваясь, отряд остановился на берегу новоявленного озера.

- Это…? - начал спрашивать кто-то и не закончил.

По воде с чаячьим криком скользнула тень — Куруфинвэ поднял голову, но в облаках птицы не увидел.

- Она там, - тихо подсказал Нинкветинко, показывая пальцем. - Аж воды касается.

Круги расходились в паре метров над той точкой, где, как только что казалось Куруфинвэ, камень переходил в собственное отражение. Он тряхнул головой, круги затихли, и граница снова пропала. Зато вернулись чайки, сразу с полдюжины, - вынырнули из пятна на воде, неожиданно оказавшегося облаком, и заметались, отбрасывая тени на воду и на гранит, и тени на граните тоже отражались в воде и неслись рядом с настоящими птицами, и от всего этого мельтешения Куруфинвэ вдруг показалось, что границы и вовсе нет никакой, и воды никакой нет, и только гранитная стена уходит куда-то далеко, бесконечно вниз.