- Какого дьявола ты позволяешь ему входить без разрешения? – прорычал Торин, обращаясь к Трандуилу.

Эльф поднял руку, закрывая локтем лицо, и с досадой прикусил запястье. Торин выругался и принялся поправлять на себе одежду. Закончив, он метнул еще один разгневанный взгляд на принца, оттолкнул его и мрачно произнес, склонившись над Трандуилом:

- Мы не договорили, эльф. Буду ждать у меня. Сегодня. – И, предупредив попытку королевского сына вновь к нему приблизиться, оставил на лилейной шее еще один болезненный засос.

- Твоя шея, отец… - Леголас едва не дрожал от гнева, осматривая покрытую краснеющими засосами кожу Трандуила. Торин ушел, а он все также лежал на столе, глядя в потолок. – Зачем ты позволяешь ему все это? Посмотри на себя – вид не лучше, чем у обычной человеческой потаскухи!

Трандуил резко поднялся и начал медленно застегивать рубаху, не спуская с сына вызывающего взгляда. Пятна на его шее постепенно скрывались. Потом легко соскочил вниз и неспешно направился к выходу.

- Выбери себе другого любовника! Который будет менее агрессивен в проявлении своих чувств!

Трандуил остановился, слегка повернув голову.

- Ты хочешь быть моим любовником, сын? – спросил он. – Нет? Тогда не учи меня, как и кого мне выбирать.

У Трандуила случались разные связи, и Леголас был об этом в курсе. Не только с представителями эльфийской расы – были и люди: мужчины и женщины, и чаще всего – на один раз. Но Торин был постоянной, некой болезненной неразрушимой привязанностью, длившейся многие тысячелетия. А Леголас слишком любил и превозносил своего короля-отца, чтобы нормально относиться к тому, кто каждый раз ронял в его глазах королевское достоинство.

- И зачем ты только спас его тогда? – зло вскричал он, отвернувшись. Трандуил снова замер, но в следующий момент уже вышел из зала, оставив дверь открытой.

***

Это случилось давно, очень давно – в ночь перед битвой за Эребор. Он находился в шатре, бесстрастно глядя на стол, на котором покоился Королевский камень, прикрытый плотной тканью. Воспоминания окутывали его своей крепкой прозрачной сетью, и он вновь видел себя перед троном Трора, над которым светился Аркенстон. И пригожего внука гномьего владыки, стоявшего рядом и смотревшего на эльфа нечитаемым взором. Что-то странное было в том взгляде, но Трандуил не мог понять, что именно.

- Здравствуй, эльф!

Трандуил резко обернулся и загородил собою стол, думая об Аркенстоне. Нелепо – гном не знал, что он находится к камню так близко. В тот вечер Торин заявился к королю эльфов, ведомый другим намерением. И потом они дрались, как сумасшедшие, доказывая свое превосходство, выплескивая свою боль и ненависть, и ни один не задумался о том, зачем Трандуил, еще будучи у стола и не зная, что произойдет дальше, заранее накладывал заклинания, не позволяющие ни одному звуку покинуть помещение.

Окровавленные, с безобразными потеками и припухлостями, они лежали потом на холодном полу, бездумно глядя вверх и чувствуя себя внезапно… очищенными. Трандуил заставил себя подняться и, ведомый странным побуждением, склонился над Торином, начав плести над его лицом исцеляющие заклинания.

Эта ночь была единственным воспоминанием в жизни Трандуила, когда они предавались любви, забыв о ненависти. Дарили друг другу ласки и поцелуи такой нежности, на которую даже не мыслили себя способными.

- Ты прекрасен, эльф, - шептал Торин, покрывая поцелуями его лицо и волосы – так бережно, будто не сомневался в их хрупкости.

- Ты тоже красив, гном, - отзывался Трандуил, растеряв всю свою вековую язвительность и холодность.

- Я мог бы простить тебя. - Торин гладил его по голове, а эльф слушал его сердцебиение. Впервые за многие столетия он чувствовал нечто, отдаленно напоминающие чувства к супруге, которая давно его покинула.

А потом Торин ушел, молча, так и не сказав ни слова о камнях Ласгалена. Трандуил же ни словом не обмолвился об Аркенстоне, и чувствовал себя предателем. Торин тоже посчитал его таковым – Трандуил видел это в его глазах на следующий день, когда Бард предлагал вернуть камень в обмен на долю, полагавшуюся людям из Эсгарота. Трандуил до сих пор не мог ответить себе на вопрос о том, что было бы, отдай он Торину Аркенстон во время его прихода.

Через несколько часов, склоняясь над остывающим телом гнома, Трандуил вознес над ним руку и сделал одну, всего одну-единственную попытку исцеления. А гном ожил, будто оставшаяся в его теле частичка эльфийской сущности внезапно отозвалась на белую магию. И потом многие годы правил Эребором, пока не наступило предсказанное время перерождения. В те далекие годы они с ним больше не виделись – только после второй битвы за Одинокую гору, когда Трандуил с удивлением и внутренним трепетом отметил, что Торин не постарел ни на день. Но никогда больше в синих глазах короля гномов не возникало того теплого сияющего пламени, что согревало его в ту ночь, когда гном тайно проник к нему в лагерь.

Много десятков лет минуло потом, и гномы заснули в своих пещерах, оставив после себя невиданные богатства. А Трандуил вновь почувствовал себя древним и закостенелым, и с трудом приспосабливался к новой жизни. И тогда Торин объявился вновь – ни гномом, ни человеком, ни эльфом. Переродился мир, и переродился гном, однажды побывавший любовником перворожденного. Почти одного роста с Трандуилом и наделенный тем же бессмертием. И помнящий – все обиды, которые когда-либо нанес ему Трандуил. Они вновь стали любовниками, но это уже была страсть на грани безумия, вечная борьба за первенство, в которой Трандуил и не стремился быть первым.

С тех пор они всегда возвращались друг к другу, как деловые партнеры и любовники, связанные между собой незримыми узами. И когда Трандуил принял решение о сокрытии эльфийских городов с помощью сложных заклинаний белой и черной магии, Эребор, как гора, скрывающая в себе невиданные сокровища, попал под единый магический купол с Эрин Ласгаленом.

Трандуил несколько раз моргнул, отгоняя воспоминания. Выпил налитый в бокал виски и нажал кнопку селектора, решив заняться более важными на этот момент делами. Прошлое до сих пор вызывало боль - большую, чем хотелось бы.

***

Дверь открылась. Трандуил не успел моргнуть, как оказался прижатым к стене коридора, в то время как жадные сильные руки шарили по его груди и торсу, попутно высвобождая руки из рукавов пальто и выдергивая рубашку из-за пояса брюк.

- Потом! – Трандуил с силой отстранил Торина от себя, держа на расстоянии. – Сначала поговорим.

Торин отступил, слегка нахмурившись, однако позволил пройти мимо себя, не сделав попытки остановить. Трандуил глубоко вздохнул, скинул пальто и уселся в кресло.

- Во-первых, - начал он, - нужны деньги. Большие. Вот столько. – Он написал сумму на бумаге для заметок, лежащей на журнальном столике. Однако прежде, чем Торин смог взять листок в руки, остановил его, перехватив первым: - Но! Прежде чем ты разразишься ненужными, абсолютно бесполезными, но необходимыми тебе проклятиями, вспомни, что большинство своих золотодобывающих шахт и перерабатывающих заводов ты открыл благодаря моей протекции.

С этими словами он благосклонно позволил Торину забрать листок. Посерев лицом, Торин начал расхаживать по комнате, явно с трудом сдерживаясь.

- Отлично! – сыронизировал Трандуил, поняв, что на этот раз Торин решил промолчать. – Во-вторых, у меня пропал эльф, участвовавший в разработке шахты, в которой найден абсолютно новый химический элемент…

- И что?! – наконец взорвался Торин.

- Эльфа надо найти. Шахту – взорвать! – спокойно резюмировал Трандуил.

- Диверсия. – Торин уселся на край стола, сложив руки на груди. – Ты, словно паук, молча плетешь свою паутину по всему миру. Тебе что, неймется, эльф? Целый исследовательский город в России, разработки на Аляске, теперь шахта. Ах да, что там еще было взорвано или уничтожено по твоей прихоти?! И не надо смотреть на меня с таким невинным выражением лица, хлопая ресницами! Уж кому, как не мне, знать, какая ты амбициозная и лживая сука на самом деле!