— Ты… что ты так? — спросил Маэдрос.
— Мы с моими хозяйками иногда ходим в города и на рынки, — ответил Тургон. — Продаём наши работы — в лесу ведь всего не найдёшь, особенно сейчас, когда по лесам ходить опасно. Они говорят, что я внучка их подруги, которая живёт где-то далеко за Эред Луин. Я обычно кутаюсь в плащ, прихожу, когда темно или туман, и стараюсь помалкивать. Волосы крашу.
— Ты правда бежал оттуда?
— Почти, — Тургон помрачнел. — Прости, сейчас всего рассказать не могу. До меня дошли самые дикие слухи про Морифинвэ и про Тьелко и про… моего брата Аргона; мне очень нужно, чтобы ты рассказал мне, как всё было.
— Я не знаю, стоит ли, — ответил Маэдрос. — Я думаю… видишь ли… словом, наш дедушка…
Рассказывая, каким беспомощным попал к ним в дом Аргон, Майтимо увидел, как из глаз Тургона выкатилось несколько слезинок — но и только. В остальном он выслушал рассказ сына Феанора с пугающим спокойствием.
— Сам ты что думаешь — кто мог это сделать? — спросил Тургон.
— Понятия не имею, — ответил Майтимо. — Судя по тому, что нам известно, это мог сделать кто угодно - я, ты, Амариэ, Пенлод, Элеммакил… Я вообще не вижу смысла в…
— Вообще-то не любой, — ответил Тургон. — Основной целью преступника было получить Сильмариллы. Вне зависимости от того, как повёл бы себя Морьо и от того, действительно ли после этого Финвэ должен был уехать из Форменоса, преступник должен был рассчитывать как минимум на то, что Финвэ в принципе откроет сокровищницу в его присутствии. Будучи королём, Финвэ старался ко всем относиться благожелательно, но даже у него были свои симпатии и антипатии. Он, например, показывал камни Амариэ, но я знаю, что он не выносил Глорфинделя, хотя и не знал о нём ничего плохого и не стал бы отпирать сокровищницу при нём. А теперь, Майтимо, скажи мне вот что. Маглор, как ты говоришь, решил «отпереть» ларец твоим ключом. Я лично не понимаю, зачем Маглор это сделал — якобы, чтобы доказать, что это был он. По-моему, убитого Финвэ и открытой двери было бы вполне достаточно. Или тогда надо было вообще унести ларец и спрятать, а Маглор этого не сделал. И здесь у меня возникает самый важный вопрос: да, он его отпер, но он его открывал?
— В смысле?
— Я хотел бы знать, Нельо, были ли вообще Сильмариллы на тот момент в ларце.
— Но… но… Турукано, как их могло там не быть? — Майтимо вскочил на ноги; у него закружилась голова, и он упёрся рукой о низкий потолок хижины. — Отец же проверил сокровищницу перед отъездом. Это было за десять-двенадцать часов до… до убийства.
— Значит, ты так и не понял, что случилось, Нельо? Убийца надеялся (или надеялась) получить Сильмариллы так или иначе действуя через Финвэ, поскольку только у него был ключ от сокровищницы. Финвэ без сознания, сокровищница отворена; преступник заходит в сокровищницу, открывает ларец, а там ничего нет. И вот тогда он в ярости разбил Финвэ голову пустым ларцом.
— Но как тогда М…
— Не надо имён, Нельо, — прошипел Тургон.
— Хорошо, как тогда Сильмариллы оказались в Средиземье? — спросил Майтимо.
— Я думаю, он подстраховался и попросил кого-то ещё открыть сокровищницу и достать камни, — ответил Тургон. — Поэтому не исключено, что похититель камней и убийца Финвэ — вообще разные лица. Насколько я знаю, Феанор уехал в половине четвёртого утра или чуть раньше. Он проверял наличие камней перед самым отъездом или накануне?
— Накануне, — с неохотой ответил Майтимо. — Ну то есть, насколько я понял, отец совсем не спал. Он вообще очень не хотел ехать и очень тревожился перед отъездом; дедушка тоже заснул позже обычного. Они спускались в сокровищницу около одиннадцати или чуть раньше, я думаю; потом отец пожелал дедушке спокойной ночи, и тот ушёл к себе.
— Да, — сказал Тургон. — Дедушка спал очень крепко, а в его покоях всё это время околачивался Келебримбор. Он вполне мог взять ключ от сокровищницы из комнаты прадеда и передать его кому-нибудь, да хоть своему отцу — или матери, про которую мы, кстати, пока ничего не знаем. Я не думаю, что Келебримбор стал бы рассказывать тебе об этом даже сейчас. Можно даже предположить, что утром, когда вы все уже выехали за ворота, кто-то — да хоть та же Галадриэль — приехал в Форменос до завтрака и попросил дедушку открыть сокровищницу — ну, например, якобы по просьбе Феанора или наоборот, потому что его сейчас нет дома, а потом ему или ей удалось как-то отвлечь его внимание и унести камни.
— Я себе такое не представляю, — сказал Майтимо.
— А что тут сложного? — пожал плечами Тургон. — Если их было двое, второй (ну например, Келеборн) мог устроить во дворе шум, дедушка поднялся бы наверх, во двор, а за это время можно было четыре раза повернуть ключ, чтобы открыть ларец — и ещё четыре, чтобы закрыть. Да вообще-то второе и не было обязательно: я не уверен, полную ли правду говорит Маглор насчёт того, что это он открывал ларец; очень может быть, на самом деле и не открывал. Если ларец остался на месте, Финвэ мог ничего не заподозрить.
— Подожди, а как же ключ от самого ларца? Ведь свой отец увёз с собой, а мой висел у меня над подушкой. Я ведь спал в своей комнате до пяти утра, даже, пожалуй, до половины шестого, — заметил Маэдрос. — Если кто-то заходит в мою комнату, я сразу просыпаюсь.
— При желании была ещё масса возможностей, — сказал Тургон. — Ключ можно было скопировать — лично я бы не смог, но думаю, достаточно искусные для этого мастера среди нас были — да хотя бы тот же Келебримбор это может, и я думаю, и на тот момент мог бы, а доступ к ключам за эти несколько месяцев у него, безусловно, был. Можно было попросить сделать ещё один ключ у Амраса и Амрода, раз они уже сделали два — Амрас уже ничего не расскажет, а Амрод, мне кажется, явно чего-то недоговаривает. И опять же — никто не видел, как Маглор якобы открывал сокровищницу — я думаю, даже если Карантир при этом присутствовал, он был в невменяемом состоянии и вообще не понимал, что происходит. Я совершенно не исключаю, что она уже была открыта: например, вор открыл сокровищницу ночью ключом Финвэ, потом, когда ты уехал на охоту, взял из твоей комнаты ключ от ларца и забрал Сильмариллы, а Маглор либо вообще не обратил внимания на то, что дверь уже открыта, либо был сообщником вора.
Майтимо вынужден был согласиться - да, версия Тургона выглядела пугающе правдоподобно.
— А самое неприятное, Нельо, — сказал Тургон, — заключается в другом. Если мы хотим узнать, что произошло на самом деле, мы должны быть честными, не так ли? Знаешь, когда я только узнал там, в Ангбанде, про подмену ларца, я заявил Саурону и Гватрену, что подозреваю твоего отца в мошенничестве и убийстве и считаю тебя и твоих братьев его сообщниками. Именно поэтому Саурон в первую очередь взялся выяснять, что именно известно вам. Прости меня. В тот момент я отчасти в это верил… но ведь на самом деле оснований подозревать моего собственного отца у меня тоже достаточно. Ты этого, конечно, видеть не мог, но он ведь явился тогда вечером на пир позже, чем Феанор. В отличие от Феанора, на нём была парадная одежда; плащ он отдал кому-то из служителей ещё на крыльце, но подол платья у него с одной стороны был мокрым. Я тогда подумал, что он долго ждал кого-то под дождём или куда-то ездил — может быть, хотел поговорить с дядей Феанором заранее без свидетелей. И когда моя мать спросила у него: «Где ты был?», он ответил — «Ладно, теперь это не так важно».
— Я… я просто хочу сказать тебе одно, Турьо, — вздохнул Майтимо. — Хоть все эльдар и говорят, что никто не любил своего отца так, как Феанор, но я знаю, что твой отец любил Финвэ так же сильно, как мой. Если не больше. В такое я не верю. И я понимаю, что вы все так же сильно любите… любили Финголфина. Тебе нельзя так думать. Просто нельзя.
Тургон на мгновение отвернулся; потом он вновь посмотрел на кузена и сказал:
— Но ты же, Нельо, был уверен, что никто из вас никогда не сможет нарушить Клятву. А теперь ты знаешь, что Келегорм… — Тургон замолчал, увидев лицо Маэдроса.