Может, это просто дар внушения? Впрочем, не так уж важно слово, важнее то, что я чувствовал рядом. Это – неуверенность. И для неуверенности этой была еще одна причина, о которой мне не хочется говорить сейчас. Может быть, позже.

– Ты мне нужен, – сказал вместо приветствия Мику-ра на следующее утро, только показавшись в арке моей уммы.

Я кивнул, забыв спросить: «Зачем?». Решительным жестом он отказался от традиционного предложения воды и увлек меня за собой в переплетения проходов и умм-канов, туда, где стояла на каменной площадке моя Ши-те.

– Куда летим? – догадался спросить я, уже взобравшись в седло.

Мику-ра сел во второе седло позади меня и торопливо привязал себя ремнями.

– На Зеленый остров, – поморщился он. – Похоже, с ним назревают проблемы.

Конечно, то, как он поморщился, я не мог увидеть затылком. Скорее, понял по интонации, уловил в оттенках его голоса.

– Ясно, – опять кивнул я, забыв спросить: какие проблемы?

Небесный камень внутри машины ожил и слегка потянул ее вверх. Механическая птица негромко заскрипела сотней креплений и качнулась на лапах. Словно вздохнула, пробудившись от глубокого сна.

Рычаг, прыжок, невесомость, секунда до падения и рывок – вперед и вверх.

Мику-ра был одним из немногих законников, которые испытывали по отношению к полетам нечто отличное от паники. Насколько я помню, он даже не вскрикивал во время прыжка. Боялся – да, но тщательно скрывал это. Воспринимал как неизбежное зло, которым приходится платить за удовольствие участвовать в большой политике. Той, которая простирается за пределы барьера Огненного острова.

Подобным хладнокровием могли похвастаться далеко не все. Полет с одним из старших законников однажды закончился через пару минут после своего начала: во время прыжка он обмочил свой хартунг, и, конечно, мне не оставалось ничего другого, как вернуться обратно. Жарко дыша в шею, он взял с меня обещание никому не рассказывать об этом случае. Я и не рассказывал. Только сейчас написал об этом. Его звали Брук-ра. Просто невинная и запоздалая месть за испорченную ткань седла.

– Эй, не так быстро, – прокричал Мику-ра прямо мне в ухо, перекрикивая свист воздуха. – Нужно поговорить.

Покорно снижаю нагрузку на небесный камень и расправляю металлические крылья во всю ширину. Машина замедляется и планирует. Словно ложится на воздушные потоки своим тяжелым телом. Это, пожалуй, лучшее, что может испытать наездник: теряя скорость, энергию и мощь, птица дарит нечто более совершенное, ни с чем не сравнимое ощущение планирования.

– Слушаю тебя, – отвечаю нехотя, но на самом деле пользуюсь случаем ощутить это. Еще раз.

– Что ты там видел, а? Расскажи мне.

– Там? – переспросил я зачем-то.

– ТАМ – на Конструкте. Я знаю, ты летал туда вчера.

Я пожал плечами, насколько это позволяли ремни, накрест перекинутые через ключицы.

– Ты будешь разочарован.

– И все же. Речь не о Законе. Вопрос в том, почему это все случилось и что нам с этим делать дальше. Так что рассказывай.

Нехотя я пересказал Мику-ра то, что на самом деле видел. Без деталей и подробностей, которые ему, похоже, и не были нужны. Упомянул о механической птице храмовников и о полном отсутствии людей на острове. В якобы мелькнувшее в окне башни лицо я, кажется, уже перестал верить и сам, так что упоминать о нем не стал.

– Сходится. Все сходится, – заключил законник. – В любом случае другого объяснения я не вижу.

– Что именно сходится? Ты о чем вообще?

– Ты не думал, что это могло быть делом рук Храма? – вдруг спросил он. Громко, неожиданно.

– Храма? – механически переспросил я и едва не рассмеялся. Вовремя понял, что это не шутка, а если и шутка, то несмешная. – Но… Как? Как это возможно?

Внезапный порыв ветра качнул птицу на левое крыло. Легко выравниваю ее небольшим поворотом хвоста.

– Не знаю, не знаю, как это возможно. Но если бы пару дней назад я бы сказал тебе, что один из островов опустится в Ничто, ты бы сказал то же самое: «Как это возможно?». И тем не менее это случилось. Способ есть, только мы его не знаем. Пока не знаем.

– А я не знаю, что тебе ответить, – только и озвучил я абсолютную истину.

– Похоже на правду, а? – настаивал Мику-ра.

– Не уверен теперь, что похоже на правду, а что нет. Я просто не вижу… КАК это возможно. Там ведь, в сущности, не было ничего необычного.

– Думаешь, остров без единого живого человека, который опускается в Ничто, – это обычно?

– Ты понял, о чем я. Никаких следов… Намеренного воздействия.

– Может быть и так. Но из седла птицы можно увидеть не все? – мягко, но настойчиво отбросил он мои назревающие возражения.

– Думаю, больше, чем со скамьи в умме Закона, – зачем-то съязвил я в ответ.

Мику-ра только переспросил спокойно:

– Ты мог увидеть только часть того, что происходило, согласен? Только то, что на поверхности.

– Да, быть может. Но, если так… Зачем это Храму?

– Как раз это – точно на поверхности, – фыркнул Мику-ра. – Храмовники всегда видели в конструкторах потенциальную угрозу. Конструкторы презирали храмовников, храмовники ненавидели конструкторов… Так было всегда. Это равновесие выглядело хорошо только со стороны.

В последний солнечный цикл все только ухудшилось, и сдерживала их только мощь друг друга. Так почему же храмовники не могли уничтожить Конструкт, если бы у них появилась такая возможность? Да, это шокирует, но почему нет?

Не уверен, что этот вопрос был адресован мне лично, но все же ответил:

– Знаешь, это слишком. Это ведь не политика, не неудобные результаты выборов, не торговое противостояние… Это – целый остров, который отправился прямиком к Началу. Не думаю, чтобы кто-то на это мог решиться. То есть… Я даже не могу представить, чтобы кто-то вообще решился на такое.

– Ты просто плохо знаешь храмовников, – мрачно и коротко произнес Мику-ра. – Я не могу утверждать, что все было именно так, но ощущаю, что это возможно. И знаешь, какой самый сильный аргумент в пользу этой версии?

– Какой?

– Другой версии просто нет. Если ты, конечно, не слишком проникся сказками о Вмешательстве.

– Я не думаю о Вмешательстве… – зачем-то начал оправдываться я, но тут же осекся. – Тот-ра, например, говорил что-то про «их выбор». Не знаю, что это значит, но у него, похоже, своя версия.

– С каких пор его интересует что-то за пределами Полукруга? – иронично спросил Мику-ра.

Я хотел сказать что-то в защиту главного механика, но не нашел, что возразить, и промолчал.

– При других обстоятельствах я бы еще поверил в катастрофу. Несчастный случай невероятного прежде масштаба, – продолжил законник. – Но только в том случае, если бы то же самое произошло с остальными островами. Чем бы ни была сила, которая держит нас здесь, она – одна для всех.

– Да, наверное, ты прав, – согласился я.

– Все, что остается, – это чья-то воля. Выбор самих конструкторов мы не рассматриваем. В некотором смысле они безумны, но не настолько, чтобы исчезнуть из этого мира бесследно. Слишком честолюбивы для этого. Что же остается, кроме Храма?

Я промолчал. Версия Мику-ра звучала, пожалуй, еще более ужасно, чем теория катастрофы или Вмешательства, но и выглядела правдоподобно. Не с первого взгляда, наверное. Но чем дольше я о ней думал, тем больше находил ей подтверждений. Вспомнить хотя бы ту странную механическую птицу над Конструктом в день его падения…

Зеленый остров, который с воздуха напоминал круглое и невероятно потрепанное лоскутное одеяло, уже совсем рядом, но мысли мои были от него слишком далеко. Я искал веские доводы, которые бы сделали версию Мику-ра невозможной, но не находил их.

– Что же нам делать теперь? – спрашиваю.

– Ждать, я думаю. Смотреть, к чему все идет. Что же еще? Хотя, пожалуй, уже скоро кое-что нам расскажут наши зеленые друзья.