Но, как выяснилось чуть позже, бабка Маланья, удачно провернувшая операцию со своей недвижимостью, была только началом. Спустя две недели в Кавешме объявилась пара людей весьма необычного (ну, для деревни) вида. То есть в костюмах и лакированных ботинках. Да еще и с портфелями. Оные граждане посетили сельсовет, где предоставили бумагу, доказывавшую, что они являются юридическими представителями полутора десятков наследников почивших кавешминских стариков и уполномочены оными провести оценку принадлежавшей им недвижимости с целью подготовки ее к продаже.
Местные изрядно поудивлялись столь странно прорезавшемуся интересу к их глухому углу. Более того, по деревне тут же поползли слухи один невероятнее другого. Говорили, что под деревней нашли нефть или золото, что в местных лесах растет какая-то особенная, но очень полезная трава, что в округе залегает какой-то особенный минерал, от которого идет шибко полезное излучение, лечащее все болячки, что неподалеку от Кавешмы была обнаружена посадочная площадка инопланетян… Короче, такого бреда Николай ранее никогда в жизни не слышал. Но некоторые кавешманцы в этот бред радостно поверили. И начали радостно ждать, что сейчас со всех сторон набегут москвичи с иностранцами и примутся платить большие деньги за доселе никому не нужную недвижимость…
К удивлению Николая, кое-кто дождался-таки. То есть не москвичей, конечно, да и деньги оказались не такие уж и большие. Но часть народа свои избы с участками все же продала. Ну те, которые примыкали к подворью бабки Маланьи и остальным уже выкупленным. А неделю назад в Кавешме наконец-то появились и покупатели…
– Ну, чего тебе все неймется, Петька? Получил же уже раз по морде, так нет – опять лезешь!
– Это он просто меня неожиданно подловил, – насупился Скрынник.
– Ага, как же, – ухмыльнулся участковый, – а то, что он тебе до этого проорал «в круг» и, скинув майку, напротив тебя встал, ты и не заметил?
– Да кто ж его знал, про какой круг он говорил-то? – попытался было прикинуться ветошью Петька, но потом улыбнулся и махнул рукой: – Ну да, было. Потому тебя и зову. Неохота больше по морде получать. Тот мосластый мне тогда сказал, чтоб я больше к ним не совался, или без всякого круга за забор выкинет. А он здоровый – страсть! В тот раз меня так приложил – я три дня отлеживался. Но мне ж любопытно! А ты у нас власть, так что имеешь право куда хошь заходить. Вот я с тобой и просочусь…
Участковый тяжело вздохнул и покачал головой.
– Ты вот что, Петька: давай-ка дуй домой. Некогда мне твое любопытство удовлетворять. У меня еще полмашины дров недорублено. Так что иди, иди…
Скрынник несколько мгновений вглядывался в стоявшего перед ним бывшего одноклассника, с которым просидел за одной партой последние шесть школьных лет, а затем обреченно взмахнул рукой.
– Вот скучный ты человек, Колян, – с сожалением в голосе произнес главный деревенский хулиган. – К нам в деревню столько нового народа сразу понаехало, сколько за последние двадцать лет, вместе взятые, никто не видел. А кто, откуда, почему – ничего не ясно! И тебе на это наплевать. Как так? Ты ж власть! А вдруг это шпиёны какие?
Участковый сердито сплюнул и, развернувшись, двинулся за сарай. К своим дровам.
Петька проводил его грустным взглядом и, воздев очи горе, некоторое время размышлял, что предпринять. Пришлые интересовали его чрезвычайно. Он, как и любой деревенский парень, всегда относился к городским со смесью зависти и пренебрежения. Потому что, по представлениям деревенских, городские, с одной стороны, жили куда богаче и интереснее, а с другой – все поголовно были пентюхами и неумехами, не способными справиться толком ни с каким нормальным делом. Да что там говорить, если они даже скотину обиходить не умеют!
Но эти пришлые были какими-то не такими.
Петька с детства любил подраться. Не со зла, нет… просто ему нравилось то ощущение звенящей пустоты в голове и мурашек на загривке, которое возникает за несколько мгновений до того, как нанесен первый удар, нравилась та бурная волна, которая устремлялась по всему телу, когда пальцы ощущали первую боль от удара, нравилось, как мягко шибало в мозги волной адреналина, когда прилетало самому, все равно куда – в ухо, в грудь, в плечо, да даже в «солнышко».
А боль… Да что той боли-то? Иной раз, когда молотком по пальцу засветишь или при правке косы лезвием по пальцу секанешь, куда больше болит. Боль – она в жизни человека всегда присутствует. Ежели ее в твоей жизни не имеется или маловато – так ты и не живешь совсем. Не работаешь до ломоты, не отдыхаешь по полной, не стоишь за своих, коли припрет… да и нет у тебя в этом случае никаких своих. Потому что кому ты, такое ссыкло, нужно? А если вокруг тебя все такое же ссыкло, пусть и заумно рассуждающее о всяких там «гуманизме», «цивилизационном выборе», «правилах культурного человека» и «общечеловеческих ценностях», оправдывая свою ссыкливую сущность мусором пафосных слов, то какие же они в этом случае свои? Они же, как Скрынник слышал в каком-то очень старом, еще советском фильме – «разбегутся при первом же шухере», начхав на всех, кроме себя!
Так что получить по морде он не боялся. Но вот получить по морде просто так, без пользы, было все-таки обидно. Поэтому, тяжело вздохнув, Петька повернулся и двинулся в сторону подворья Аверьяна.
Аверьян был якут, охотник, и большую часть времени проводил в тайге, поэтому его усадьбу обихаживали всей деревней. Вследствие чего доступ на подворье был открыт для всех даже в отсутствие хозяина. А Аверьян взамен делился с добровольными помощниками мясом, шкурами и поделками из них, на которые был большой мастак. У самого Скрынника имелась хорошая шапка из волчьего меха, сварганенная ему Аверьяном. Отличная шапка. Волчий мех не только теплый, но еще и не обмерзает от дыхания и не колет лицо. А еще с его бани очень хорошо просматриваются участки, выкупленные пришлыми. Так что достаточно залезть на крышу…
Вот только, скорее всего, крыша бани и так уже плотно забита. Причем всякой малышней, среди которой ему, взрослому солидному человеку, уже самому зарабатывающему себе на жизнь, находиться вроде как не по чину. Да и стройка от Аверьяновой бани располагалась далековато – на противоположном конце участка. Так что происходящее на ней с бани было видно не слишком хорошо.
Ну и второй момент присутствовал – раз он зайдет на подворье Аверьяна, придется что-то там сделать. Это та школота, что торчала сейчас на крыше бани, могла себе позволить обиходить Аверьяново подворье через раз, надеясь на то, что никто не заметит, сколько раз они к нему забегали и что за это сделали. Взрослый же человек и права свои, и обязанности знает, и исполняет не потому, что кто-то за ним следит и может наказать, а потому что… ну, потому что он взрослый и за себя отвечает, не так ли?
Так что идти на Аверьянову баню не хотелось. Но других вариантов пока не просматривалось.
Петька вздохнул, покосился на солнце, прикидывая, сколько еще осталось до заката, потом сплюнул и… не успев сделать и шага, замер. Из-за поворота прямо к нему неспешно приближался один из пришлых. Тот самый, который и набил ему морду. Скрынник дернулся было, но потом до него дошло, что этот тип явно не за ним пришел. Ну откуда он мог знать, что Петька торчит здесь? Так что, скорее всего, его целью был дом участкового. Поэтому Скрынник повернул голову и заорал:
– Коля-ан! Хорош заготовки на зиму делать! Иди работать! – И чуть погодя добавил: – Карочь, пришли к тебе, слышь! – После чего повернулся к подошедшему чужаку и, улыбнувшись самой обаятельной улыбкой, решительным жестом протянул тому руку: – Петр. Скрынник. На лесовозе работаю, в леспромхозе.
Чужак несколько мгновений недоуменно смотрел на руку Петьки, а затем в его глазах мелькнуло какое-то непонятное выражение, после чего он, в свою очередь, протянул руку и… Силу пришлого Петька оценил еще в прошлый раз. Так что когда холодные пальцы сомкнулись на его ладони, у Скрынника на мгновение засосало под ложечкой. А ну как начнет силой меряться?! Но, к удивлению парня, чужак сжал его руку сильно, но довольно аккуратно. Будто в тисках, но не до боли, а с выверенной до волоса точностью. Вот еще буквально на волосок сильнее – и Петька бы взвыл. Но остановившись аккурат на этом самом волоске.
