«Вынужденная» тирания?
Завершая работу по созданию образа благочестивого царя, авторы пишут: «Приняв на себя по необходимости работу самую неблагодарную, царь, как хирург, отсекал от тела России гниющие, бесполезные члены… В отличие от историков, народ верно понял своего царя и свято чтил его память». А далее — о почитании Ивана Грозного простым людом совершением панихид на его могиле в Кремле. Таким образом, видимо, нас готовят к канонизации царя–подвижника, жившего по уставу монастырскому в Александровской слободе, где звонил к заутрене и пел на клиросе, царя, которого оклеветали русские историки и заезжие иностранцы, который с помощью столь же благочестивых «монахов» — опричников «просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад» и был так щепетилен в деле спасения человеческих душ, что «отсекал эти гниющие, бесполезные члены» и тщательно при этом заносил их имена в синодики.
Кстати, о синодиках. Надо сказать, что любители оправдывать всеми правдами и неправдами творимые тиранами злодеяния придумали ряд прямо устрашающих мер. Так, все, кто смеет пикнуть о неправедности бессудных казней Грозного царя, попадают в число людей, неправославно мыслящих, потому что не хотят понять государственного смысла в его деяниях. При этом сам факт казней не отрицается, но утверждается, что «слухи о них сильно преувеличены», да и к тому же они были «вынужденными». «Мягкий и незлобивый по природе, царь страдал и мучился, вынужденный применять суровые меры», — читаем мы. Сознавали ли сами «гниющие, бесполезные члены», среди которых было немало женщин и детей, свою малочисленность и вынужденность своего убиения, остается неизвестным.
Зато историки уже давно по синодикам подсчитывают число казненных. Так, по подсчетам Р. Г. Скрынникова, их было 3000- 4000 человек. Авторы, приведя эти цифры, пишут: «С момента учреждения опричнины до смерти царя прошло тридцать лет». На самом деле не тридцать, а двадцать — с 1564 по 1584 год, но это уже мелкие придирки. Затем они делят 3000 на 30 и получают «всего–навсего» «100 казней в год, учитывая уголовных преступников. Судите сами, много это или мало». По мне — так очень много, а при более точном расчете в два раза больше — в среднем по 200 человек в год. Но ведь это только известных поименно, а о многих других сказано просто: «Их же имена Бог весть».
Эти другие — тысячи боярских слуг, крестьян и монахов, которые были убиты вместе с заподозренными в измене боярами и настоятелями монастырей по приказу «игумена всея Руси» его «братией» — опричниками (выдел, ред.).
«Властию сана подобен Богу»?
Однако и это не самое главное в подобного рода изысканиях. Ужели не стыдно делать такие подсчеты и говорить о невинно убиенных с точки зрения «средних цифр»? Жизнь каждого из них была дарована Богом, а отнята человеком, который вообразил, что «властию сана подобен Богу».
После написания «иконы» царя авторы приступают к разоблачению других «заурядных выдумок». Нельзя же оставить читателя в подозрении, что царь Иван Грозный имел семь жен и убил собственного сына. То и другое никак невозможно объяснить с позиций государственной пользы и православного мировоззрения. Раз нельзя объяснить и трудно оправдать, то следует отрицать вовсе, как это уже сделано по отношению к явно невинно убиенным святым Филиппу и Корнилию.
Что касается семи жен, то с ними вопрос решается очень просто. Делается это в разделе «Историография», где сказано, что «русские историки восприняли легенды и мифы о царствовании Иоанна Грозного так некритично, да и в фактической стороне вопроса не проявили должной осторожности». После этого читатель вправе ожидать, что появились какие–то новые данные и в фактической стороне будет проявлена осторожность. Как пример неосторожности приводится «заявление Карамзина» о числе погибших в Москве во время нашествия Девлет—Гирея в 1571 году, а именно — около 800 000 человек сгоревших и более 100 000 пленников. Это не «заявление Карамзина», а сведения, приведенные в летописях. Вот как комментируются эти цифры: «Эти утверждения не выдерживают никакой критики — по всей Москве не нашлось бы и половины "сгоревших", а число пленных Девлет—Гирея вызывает ассоциацию со Сталинградской операцией Великой Отечественной войны».
Цена «разоблачений»
Сразу после этого «разоблачения» делается заключение о сомнительности сообщения о семи женах, возможно, потому, что в том и в другом случае мы имеем дело с завышением числа, в первом случае — сгоревших и пленных, во втором — жен. Что касается завышения числа сгоревших и плененных, то Карамзин добросовестно сообщает то, что написано в летописи. Историки хотя и выражают сомнения в этих цифрах, но не видят в них никакого злоумышления или следов русофобии. Они, не имея достоверных сведений о численности населения Москвы в 1571 году, полагают, что в Москве искали спасения жители ближних и дальних областей, а огромное число жертв объясняется именно пожаром.
Трудно уловить связь разоблачения некритичного Карамзина с последующим утверждением о сомнительности «седмибрачия». Приходится считать этот переход не совсем корректным приемом для убеждения читателя с помощью доказательства по аналогии: раз Карамзин некритично подошел к сообщению летописи о числе погибших, то и сообщение о семи женах выглядит сомнительно. Замечу, что имена этих жен и даты заключения с ними браков известны и ни у кого не вызывают сомнения. Так, например, достоверно известно, что в 1572 году царь Иван Грозный просил разрешения на четвертый брак (см.: Митрополит Макарий. Т. 4(1). С. 173), в который он уже вступил самовольно. Архиереи, вопреки существующим правилам (за четвертый брак полагается проклятие), царю этот брак разрешили, но при этом наложили на него трехлетнюю епитимью — в храм не входить и не причащаться (выдел, ред.). «Благочестивый» царь нарушил епитимью через несколько месяцев, а четвертая жена была через два года насильно пострижена в монахини. На последующие браки разрешения не брал, но всех остальных жен насильно постригал в монахини (выдел, ред.). Последняя, седьмая жена его, Мария Федоровна, дочь окольничего Федора Нагого, вышла за царя в сентябре 1580 года, родила царевича Димитрия 19 октября 1583 года, быв царю уже «не угодною». Ровно через пять месяцев, 18 марта, царь умер. Что же касается «проявления должной осторожности», то такое может с любым историком случиться. Например, из книги в книгу целое столетие переходила история о том, как в 1550 году 17–летний Иван Грозный произносит покаянную речь к народу с Лобного места. Эта речь была найдена в Степенной книге, все считали ее подлинной, и только в начале XX века историк С.Ф. Платонов доказал, что это была вставка конца XVII века. Теперь эта «речь Грозного» вошла в учебники как пример подделки (см.: Черепнин Л.В. Русская палеография. 1956. С. 326).
В расчете на доверчивость читателя
Продолжим наше рассмотрение. Почему сообщения о семи женах «выглядят сомнительными», в книге «Самодержавие духа» не указано, а потому смею предположить, что они были высказаны в расчете на доверчивого читателя, которому недосуг проверять сообщаемые в книгах сведения. На ту же доверчивость рассчитано разоблачение еще одной легенды, за которую выдается тоже известный факт — сыноубийство. К вопросу о сыноубийстве авторы переходят сразу после подробного рассказа об иезуите Антонии Поссевине, который не был свидетелем происшедшего, но оставил описание слухов по этому поводу. Далее высказывается предположение о естественной смерти царевича Ивана, имеющее, по мнению авторов, документальную основу. Помню, при первом чтении этого места у меня дух захватило: нашли документ и сейчас докажут на его основе такой важный факт. К сожалению, оказалось, что «документальная основа» свелась к сообщению о вкладе царевича Ивана в Кириллов монастырь в 1570 году, когда ему было шестнадцать лет. Приводится обычная во вкладных грамотах формула: «Ино похочет постричися, царевича князя Ивана постригли за этот вклад, а если, по грехам, царевича не станет, то и поминати». Теперь делается два вывода — о его болезненности и о его благочестии.
