— Мне надо торопиться, — говорит Фельтон, — завтра двадцать третье число, и Бекингэм отплывает с флотом.

<…>

— Он не должен ехать! — вскричала миледи, теряя свое обычное самообладание.

— Будьте спокойны, — ответил Фельтон, — он не уедет.

Миледи затрепетала от радости — она прочитала в сокровенной глубине сердца молодого человека: там была написана смерть Бекингэма^[61].

Несчастный герцог действительно никуда не уехал: через несколько часов после расставания с миледи Фельтон убил его ударом ножа.

Заметим при этом, что за все время своего недолгого общения с Фельтоном миледи ни разу (!) прямо не сказала ему о необходимости или желательности убийства Бекингэма. Она лишь развела в нем пары ненависти и разожгла желание мести, и этого оказалось достаточно, чтобы ослепленный страстью и ненавистью фанатик стал орудием убийства в руках коварной женщины.

Ученые обоснованно считают возможной ситуацию, при которой исполнитель уверен, что действует под влиянием, по наущению другого лица. Деятельность последнего объективно является подстрекательской. Однако сам подстрекатель также не ставит такой цели и вообще не осознает, что своим поведением способствует совершению преступления. А.В. Наумов наглядно иллюстрирует такой случай сценой из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».

Между старшим Карамазовым и сыном Дмитрием назревает острейший конфликт, его финал предвещает убийство сыном отца, которого сам Дмитрий называет развратным сладострастником и комичным комедиантом. Старший брат Дмитрия Иван не возражает против того, чтобы «один гад съел другую гадину». Иван уверен, что родственные чувства — это пустяк и предрассудок, а для разума нет ничего непозволительного. Один из наиболее мерзких персонажей романа, Смердяков, под влиянием Ивана приходит к выводу, что, раз Бога нет, значит, все дозволено, и можно ради нескольких тысяч рублей убить Карамазова-отца, что Смердяков и делает. По мнению Смердякова, Иван Карамазов как раз и является подстрекателем убийства, о чем впоследствии сам убийца говорит ему: «…Вы виновны во всем… Потому и хочу вам в сей вечер это в глаза доказать, что главный убивец во всем здесь единый вы-с, а я только самый не главный, хотя это и я убил. А вы самый законный убивец и есть!»^[62].

Подстрекательство будет и в том случае, когда подстрекатель склоняет к совершению преступления того человека, который сначала соглашается совершить преступление, но впоследствии начинает колебаться и не решается довести задуманное до конца. Пример леди Макбет мы уже приводили. Теперь обратимся к другой трагедии Шекспира, «Отелло», и вспомним, как терзаемого муками ревности Отелло «подстегивает» к убийству Дездемоны клеветник Яго.

О т е л л о. Да, Яго. Я хочу, чтобы она сгнила, пропала и была осуждена сегодня же ночью. Я не дам прожить ей дня. Сердце мое обратилось в камень. Ударить — ушибешь об него руку. Все это так. Но не было на свете созданья более неотразимого. Ее место рядом с каким-нибудь повелителем мира, чтобы делить с ним жизнь и вдохновлять его.

Я г о. Нет, думать так вам больше не годится.

(Яго понимает, что если не прервать такой ход мыслей мавра, то замысел его может провалиться. — Л.К.).

О т е л л о. Чтоб ее черт побрал! Это верно. Я только вспоминаю. Какая это рукодельница! А как понимает музыку! Ее пеньем можно приручить лесного медведя. Женщина неистощимого ума воображения.

Я г о. Тем, стало быть, хуже.

О т е л л о. О, в тысячу раз! И притом с такой способностью нравиться! Яго. Даже слишком большою.

О т е л л о. Справедливо. Но ведь жалко, Яго! О, какая жалость, какая жалость!

Я г о. Ну, если вам так жалко, выдайте ей доверенность на совершение дальнейших низостей. Дело только в вас. Никого это не касается.

О те л л о. Я изрублю ее на мелкие кусочки. Обманывать меня!

Я г о. Безобразница.

О т е л л о. И с кем! С моим подчиненным!

Я г о. Тем более^[63].

Как известно, подстрекателем может быть любое лицо, вменяемое и достигшее возраста уголовной ответственности. А может ли быть подстрекателем к преступлению сам потерпевший от него? Такая мысль выглядит немного утопичной, однако подобные ситуации, думается, отнюдь не исключены. Во всяком случае, в литературе мы находим этому подтверждение.

Пример, убеждающий в возможности совмещения в одном лице ролей как подстрекателя, так и потерпевшего, приводит в своем рассказе «Белое Безмолвие» Джек Лондон.

Действие его разворачивается на Клондайке во время золотой лихорадки. Трое путников — Мэймлют Кид, Мэйсон и его жена индианка Руфь пробираются на нартах по заснеженному зимнему лесу. На одной из коротких остановок произошло несчастье: огромное дерево, склонившееся под бременем лет и тяжестью снега, внезапно обрушилось и придавило всей своей вековой тяжестью Мэйсона. Зрелище было ужасным. Как пишет Джек Лондон, «те, кто не раз делил ложе со смертью, узнают ее зов. Мэйсон был страшным образом искалечен. Это стало ясно даже при беглом осмотре: перелом правой руки, бедра и позвоночника; ноги парализованы; вероятно, повреждены и внутренние органы. Только редкие стоны несчастного свидетельствовали о том, что он еще жив. Никакой надежды, сделать ничего нельзя. Медленно тянулась безжалостная ночь»^[64].

То, что он обречен, понимал и сам Мэйсон, и, придя утром в сознание, несчастный позвал Кида.

<…> Моя песенка спета, Кид. В лучшем случае — три или четыре дня. Вам надо идти дальше. Вы должны идти дальше! Помни, это моя жена, мой сын (Руфь ждала ребенка. — Л.К.)… Господи! Только бы мальчик! Не оставайтесь со мной. Я приказываю вам уходить. Послушайся умирающего!

— Дай мне три дня! — взмолился Мэймлют Кид. — Может быть, тебе станет легче; еще неизвестно, как все обернется.

— Нет.

— Только три дня.

— Это моя жена и мой сын, Кид. Не проси меня.

— Один день.

— Нет! Я приказываю!

— Только один день!..

— Нет!.. Ну ладно: один день, и ни минуты больше. И еще Кид: не оставляй меня умирать одного. Только один выстрел, только раз нажать курок. Ты понял? Помни это. Помни!.. Плоть от плоти моей, а я его не увижу… Позови ко мне Руфь. Я хочу проститься с ней… скажу, чтобы помнила о сыне и не дожидалась, пока я умру <…> Прощай, друг, прощай! <…>

Утро принесло новые заботы <…> Прошел час, два — Мэйсон все не умирал. В полдень солнце <…> озарило небо красноватым светом, но он вскоре померк. Мэймлют Кид встал, заставил себя подойти к Мэйсону и огляделся по сторонам. Белое Безмолвие словно издевалось над ним. Его охватил страх. Раздался короткий выстрел. Мэйсон взлетел ввысь, в свою воздушную гробницу (Кид заблаговременно обвязал товарища ремнями и укрепил их концы на верхушках двух пригнутых к земле сосен; один взмах ножа, и сосны распрямляются. — Л.К.), а Мэймлют Кид, нахлестывая собак, во весь опор помчался прочь по снежной пустыне^[65].

Кощунственно, наверное, даже думать, что Мэйсон — подстрекатель, а Кид — исполнитель преступления. Но, увы, закон есть закон. В данном случае мы имеем дело с убийством по просьбе потерпевшего. Путем уговоров Мэйсон склонил Кида к совершению убийства, что тот и сделал.

Пособничество

Пособничество может быть физическим и интеллектуальным.

Второй вид пособничества охватывает, в частности, оказание помощи в совершении преступления путем дачи советов, указаний, предоставления информации и т. п.

Интеллектуальное пособничество будет налицо тогда, когда пособник советует исполнителю применить иной способ совершения преступления в отличие от ранее избранного самим исполнителем. Мировая художественная литература изобилует примерами. Скажем, пособничество того же Яго, советующего Отелло, как лучше умертвить Дездемону.

О т е л л о. Какой-нибудь отравы, Яго, сегодня же. Я не буду вступать с ней в объясненья, чтоб не поддаться ее обаянью. Так помни, сегодня же. Достанешь, Яго?