– Отчего же не смочь – смогу, – с готовностью согласился гостеприимный Глорфиндель. – Вот завтра с утреца и отправимся, весь Ривенделл за день обскачем. А то застоялся я, как конь в стойле: Эрик-то у нас не любитель верхом скакать, седло ему, вишь, зад натирает…

Эрестор, не ожидавший от Эстелира такого наглого нападения, в первый раз в жизни лишился дара речи. Эстелир же, желая закрепить успех, потянулся к блюду с пирожными, стоящему перед Эрестором и Глорфинделем, и, сунув палец в корзиночку с кремом, томно слизал крем с пальца.

– Э, э! – спохватился Глорфиндель. – Ты того… не порть пирожные-то! Это я для Эрика припас, нечего пальцами туда тыкать. Ты уж не обессудь – вон на столе сколько всего, суй пальца куда хошь, а Эрика моего не обижай. Тем паче, брезгливый он у меня очень ¬– вишь, как сморщился, еще глядишь неровен час откажется такие-то порченные пирожные есть, а мне потом что? опять на кухню гонять? Не мальчик я уже, несподручно мне весь вечер бегать…

Брат Трандуила, закативший было для большей соблазнительности глаза, услышав эту тираду, подавился собственным пальцем. К Эрестору, всё это время молча копившему яд, наконец вернулся дар речи.

– Осторожней, уважаемый Эстелир, – произнес ривенделльский советник с ехидной вежливостью. – Как бы вам не стать жертвой собственной поспешности.

– Вот-вот, правильно Эрик говорит, – поддержал Глорфиндель. – Что ж ты пальцы-то с размаху в глотку суешь? Ежели блевануть хочешь, так не за столом же. А еще говорят, у Трандуила при дворе все манерные очень – так ни хрена, как я вижу. Ты уж не обижайся, но в другой раз хоть в кусты, что ль, отойди: кто ж за столом блюет. У нас в Гондолине даже после самой ядреной попойки и то в сторонку отползали. Хоть и грубые вояки, реверансам вашим не научены, а и то… этикет блюли.

Глорфиндель хотел, по своему обыкновению, пуститься в воспоминания, но, памятуя о том, что Эрестор «шибко серчает» от его гондолинских баек, смущенно смолк. Однако на этот раз Эрестор отнюдь не серчал, а был очень даже доволен речью своего простодушного воителя. Эстелир же, оставив попытки соблазнить непонятливого Глорфинделя своими тонкими намеками (а кроме того, опасаясь опять оказаться перед «соперником» в нелепом положении), решил вновь прибегнуть к своему прежде безотказному приему. Однако едва Эстелир чуть сполз с сиденья и потянулся ногой в замшевом сапожке к Глорфинделю, как Эрестор, будучи уже начеку, молниеносно отреагировал и припечатал ногу Эстелира острым каблучком, подбитым подковкой. Эстелир, взвыв от боли, так и подскочил.

– Цапнула-таки тебя эта зараза, – сочувственно сказал Глорфиндель. – Что за кошка такая, бешеная, что ль?.. Весной-то они долбанутые бывают на всю башку, кидаются на всё, что шевелится, а сейчас-то что? Утопить, что ли, ее, хоть и жаль зверюгу… – добавил он растеряно.

– Не беспокойся, милый, – сказал Эрестор, поглаживая Глорфинделя и тонко улыбаясь Эстелиру. – Я знаю, как справляться с бешеными кошками, – и угрожающе сжал свою серебряную вилку.

Чуткий лорд Элронд, уже давно с опаской наблюдавший за пикировкой двух советников, во избежание «политического скандала» решил вмешаться. Он поднялся, постучал ложечкой о хрустальный бокал и радушно объявил:

– Друзья мои! Самое время пойти прогуляться в саду! Это помогает пищеварению и… – Элронд замялся, подыскивая еще один веский аргумент, и неожиданно для самого себя ляпнул: – …и взаимопониманию!

Молодежь весело повыскакивала из-за стола, все задвигали стульями, Элронд, взяв Трандуила под ручку, повел его в сад, продолжая начатую беседу, а Глорфиндель, захваченный всеобщим воодушевлением, подхватил своего советника на руки.

– Давай, что ль, понесу тебя, Эрик, – ласково пророкотал он. – А то того и гляди навернешься тут в темноте, на каблучках-то…

И Глорфиндель с Эрестором на руках потопал прочь. Вслед за ними по выложенным камнем дорожкам сада пошелестел в своих многострадальных замшевых сапожках Эстелир, горько сожалея о том, что не носит каблуков.

Ночной сад Ривенделла полнился ароматами цветов – душистые волны плыли над землей, вились в ветвях деревьев, скользили по умиротворенным лицам скульптур и растворялись в ряби воды в фонтанах; мерные трели лягушек под аккомпанемент шелеста травы превращались в дивную тихую колыбельную. Под ручку с Элрондом Трандуил брел по дорожкам сада; он смотрел на темное ясное небо, густо усыпанное звездами, на узорчатое кружево листвы, на белую, чуть искрящуюся в лунном свете дорожку под ногами… В тишине слышались отдаленные голоса и игривый смех; кто-то тихо пел, аккомпанируя себе на лютне, и журчание струн, вплетаясь в таинственные ночные шорохи, казалось еще прекраснее. Трандуил чувствовал, как в душе разливается такое бесконечное умиротворение, какое он испытывал только с Азогом; он смотрел на сад, на цветы, на одухотворенное лицо лорда Элронда, залитое светом луны, и думал о том, что эта ночь, полная затаенной радости и покоя, навсегда запечатлеется в его сердце.

Мимо, смеясь, пробежала стайка юношей; словно мимолетное наваждение, они пронеслись мимо и скрылись за густым кустарником. Трандуил вздохнул, ощутив, как сердце сжимается в сладкой грусти.

– Помнишь, и мы были такими, – с улыбкой сказал лорд Элронд, вторя мыслям короля. – Ты частенько гостил у меня в Ривенделле, и мы резвились в саду, купались, ели вишню и абрикосы прямо с деревьев, а потом, забежав в дом – уставшие, взмокшие, умирающие от жажды – пили ледяной лимонад прямо из кувшина…

– О да, конечно, я помню, – на Трандуила накатила упоительная ностальгия: он вдруг осознал, как давно это было, и безвозвратно ушедшие годы – веселые, цветущие годы его молодости – засияли для него волшебным светом прошлого, в котором исчезали все горести, оставляя лишь бесконечное счастье.

Элронд снова улыбнулся и неосознанно еще теснее прижался к Трандуилу, обняв его локоть уже двумя руками.

– Да, славное было время, – проговорил он. – Мы убегали от твоего отца и Келеборна и делали всё, что хотели. А Глорфиндель смеялся над нами, называл «желторотыми юнцами» и вечно вспоминал своих воинов в Гондолине, но тоже резвился вместе с нами…

Трандуил подхватил:

– А помнишь, помнишь как Глорфиндель начал рассказывать очередную гондолинскую байку про какую-то стычку с орками или вроде того, мы заскучали и хотели потихоньку сбежать, но тут Эрестор говорит… говорит… – Трандуил, не договорив, прыснул со смеху, однако Элронд, мгновенно поняв, о чем вспомнил король, тоже рассмеялся.

– Да-да, Эрестор: «О, я уже слышал эту историю в прошлый раз, отличная история, послушайте! Потерпите немного, там только начало скучное, про сражение, а потом они всю дорогу будут трахаться!», – подхватил Элронд. – У бедного Глорфинделя глаза стали вот такими, – Элронд даже отпустил руку Трандуила, показывая, какими стали глаза Глорфинделя. – Клянусь, вот такими! А мы давай вопить: «Здорово, здорово, Глорфиндель, давай скорее к делу, про потрахушки!».

Трандуил, едва отдышавшись от приступа смеха, снова согнулся пополам.

– Глорф такой: «Ничего это не про потрахушки, это про сражение с орками!»…

– …а мы: «Нам всё равно, как ты это называешь, давай про потрахушки!», – Элронд вздохнул и опять взял Трандуила под руку. – Мы потом так и называли эту историю – «Про потрахушки». Да… Действительно, отличная была история.

– Отличная, – согласился Трандуил. – Только мы так распалялись от того, как Глорфиндель расписывал забавы своих воинов с пленными орками и праздничную оргию в честь победы, что у нас никогда не хватало выдержки дослушать историю до конца.

– Верно, – Элронд, взволнованный воспоминаниями, даже слегка разрумянился и уже шел с Трандуилом чуть ли не в обнимку. – Впрочем, в те времена у нас вообще не хватало выдержки…

– О да, – усмехнулся Трандуил, тоже приобняв Элронда. – Мы предавались страсти везде, где нас застигало желание. Помнишь… – он покосился на владыку Ривенделла, – …парадные доспехи моего отца? Он как раз снял их, чтобы принять ванну, а мы с тобой…