— Опомнись, лорд Селвин! — выкрикнул Ноэл. — Укрывая в своем доме посланников Дьявола, ты восстаешь против Бога! И Его кара не заставит себя ждать. Гнев Господень падет на тебя и на твою землю!
— Не тебе, проповедник, грозить мне Божьим гневом, — отозвался лорд Селвин. — Я на своей земле, а ты — на моей! Я в своем праве! И один только я — не ты — могу решать, кого мне судить и миловать.
Ноэл из Лонгботтома выхватил палочку. Воздев ее в руке, как истинный крест, он направил ее на лорда Этельберта:
— Остерегайся, Селвин! Идти против меня — значит идти против Господа! Ибо я — избранник Его, Его глас и Его карающая десница!
С этими словами Ноэл взмахнул палочкой — и Реувен инстинктивно схватилась за стену, ожидая, что в следующий же миг произойдет нечто ужасное: такой решимостью и безумием сверкали бесцветные глаза Ноэла… Но ничего не случилось. Чары, едва вылетев из кончика волшебной палочки, натолкнулись на невидимый барьер и рассеялись в воздухе.
Лорд Селвин издал хриплый смешок.
— Так ты еще не понял, юродивый? Тебе не одолеть меня, как ты одолел прочих. Защитные чары моей жены, уже отправившейся на небеса, сильнее тебя живого!
Ноэл покачнулся — Реувен подумалось, что от накатившей ярости.
— Я вижу, Сатана крепко стоит за своих верных слуг, — проговорил он, побледнев пуще прежнего. — Но со мною Бог! Он не попустит, чтобы колдовство твоей сарацинской ведьмы преградило путь Его правосудию. Я еще пробью этот дьявольский щит — и сделаю это очень скоро! А пока сиди, лорд-богоотступник, в осажденном замке — ты еще не знаешь, что твой замок станет твоею могилой!
Селвин не удостоил его ответом. Повернув голову к Элазару и остальным, он успокоил их:
— Не тревожьтесь, чародеи. Этому смерду вовек не превозмочь невидимую стену моей жены.
Элазар покосился на Ноэла и его фениксианцев — те уже принялись обстреливать заклинаниями магический купол над замком и селением в надежде его разрушить.
— Искусство твоей достойной супруги, лорд Селвин, воистину не знает себе равных, — учтиво сказал Элазар — и на этот раз не покривил душой. — А твое великодушие пробуждает в наших сердцах глубокую признательность. О лорд Селвин, мы благодарны тебе за твою защиту.
Из-за широкого плеча Годрика показалась вихрастая голова.
— Так-то оно так, да не так, — сказал Крауч со своей обычной шутовской ужимкой. — Лорду — кланяемся до земли, — Крауч и в самом деле поклонился, коснувшись рукой своих драных башмаков, — его супружнице — слава в небесных высях; но проповедник, проповедник-то — разве он отступится? Спорю на свой колпак, этот смердящий козел со своими козлятами будет сидеть под стенами твоего замка до скончания века, — (здесь следует заметить, что колпака у Крауча не было и в помине).
— Нет, — вдруг произнесла Реувен. — Нет, не будет.
Всё это время она с удивлением и с каким-то странным любопытством естествоиспытателя рассматривала Ноэла. Тот был совсем не похож на служителей Церкви: ширококостный, крепко сбитый, с большими огрубевшими руками и одутловатым низколобым лицом, на котором застыло не то угрюмое, не то упрямое выражение, Ноэл из Лонгботтома казался бы обыкновенным крестьянином, если бы не нацепил на себя монашескую рясу. И оттого Реувен еще больше удивляло, отчего такого крепкого, сильного человека шатает как былинку — Ноэл, похоже, едва держался на ногах. Пытаясь сохранить равновесие, он опирался на плечо одного из своих фениксианцев, который тоже выглядел не слишком здоровым. Недоумевая, Реувен напрягла зрение, всматриваясь в лицо Ноэла — и, когда он, угрожая Селвину, задрал голову, Реувен увидела у него на лбу, под волосами, и у самого уха скопища уродливых багровых вздутий. Реувен ахнула.
— Ноэл и его последователи скоро снимут осаду, — сказала она лорду Селвину и своим спутникам, — потому что все они скоро будут мертвы. У них чума.
Тут и Элазар, вглядевшись внимательнее, увидел отметины Черной Смерти на Ноэле и его людях.
— Так и есть, — подтвердил он, с трудом скрывая охватившую его радость. — Они все больны. Несомненно, они подхватили болезнь в той зачумленной деревне, где Ноэл сжег ведьму…
— Или это ведьма прокляла своих палачей! — торжествующе воскликнул Бени.
— Возможно, — согласился Элазар. — Как бы то ни было, жить нашим преследователям осталось недолго.
— Так за чем же дело стало? Отпразднуем это, братцы! — выразил общее настроение Годрик. — Я буду не я, если не выпью за госпожу Чуму, избавившую нас от этого пособника Дьявола, возомнившего себя воином Господа!
А Реувен по-прежнему не могла в это поверить. Возможно ли, что Ноэла — всесильного Ноэла из Лонгботтома, непобедимого магоборца и жестокосердого судию, решавшего, кому из магов жить, а кому умереть, — сразило не какое-то исключительное, никому доселе не известное заклятие, а хворь, косящая всех без разбору: богачей и бедняков, праведников и грешников, магов и немагов?.. Должно быть, Ноэл и те, кто шел за ним, не страшились чумы, свято веря, что Господь хранит своих возлюбленных детей, творящих злодейства во славу Его имени; они не береглись — и оттого заразились, как заразился бы простой смертный. Это было настолько нелепо и просто, что Реувен, собственными глазами видевшая признаки чумы на Ноэле из Лонгботтома, всё еще не могла убедить себя в том, что это правда. У нее даже не было сил радоваться; чувство, охватившее ее, больше походило на растерянность и смятение, чем на торжество. Глядя на Ноэла, умом Реувен понимала, что он, их гонитель, убийца ее отца и родичей, уже почти мертв — и стремилась ощутить полностью, испить до дна всё ликование отмщения.
Но в душе Реувен царило лишь удивление: неужели так просто?
========== Глава 12. Уизли ==========
Со дня их отбытия из замка благородного дома Селвинов прошло уже дней десять, а Реувен по-прежнему не давали покоя возмущение и горькая обида. Разумеется, ее спутникам не в чем было упрекнуть лорда Селвина — напротив, Элазар, почуяв наживу, прямо-таки расстилался перед ним, а Годрика подкупила его щедрость — добродетель, как известно, присущая лишь истинной знати. Почти неделю они пользовались гостеприимством лорда Этельберта: ели, пили и отсыпались на славу. Годрик с простодушным рвением новообращенного поспешил попробовать себя в роли наставника: не дожидаясь приезда в Хогвартс, он занялся обучением своего подопечного, юного Этельстана, крепкого одиннадцатилетнего мальчишки. Необычно крупный для своего возраста, Этельстан из-за этого казался глуповатым. Крауч всё свое время проводил в соседнем селении, практикуясь, как он говорил, в своем ремесле. Элазар же каждый день поднимался на замковую стену, чтобы с мрачным удовлетворением отмечать, что фениксианцев становится всё меньше — пока однажды, вернувшись, не возвестил своим спутникам, что все их преследователи мертвы. Слава Всевышнему, великому и справедливому!
Едва опасность миновала, вновь объявился Морхозий. Никто даже не заметил, как тот пришел — просто однажды Реувен повернула голову и обнаружила, что гоблин сидит рядом с ней за столом и с аппетитом поглощает копченый окорок.
— Поглядите-ка на этого пройдоху! — воскликнул Годрик со смехом. — Стоило ему только почуять угощение нашего доброго хозяина, как он уже тут как тут! Где тебя носило, мой большеносый приятель?
— Я был вынужден отлучиться по некоторым неотложным делам нашей семьи, — ответил Гринготт, запихивая в рот огромные куски окорока.
— По неотложным делам! Знаю я твои неотложные дела, хитрюга! — расхохотался Годрик. — Когда на нас напали разбойники, тебя уже не было с нами. Ну же, нечестивец, сознайся: ты заранее почуял опасность и решил вовремя улизнуть, чтобы не попасть в заварушку вместе с нами? А потом не возвращался, потому что у нас закончилась провизия?
Годрик был недалек от правды, и потому Морхозий предпочел сделать вид, что не услышал.
На исходе недели Элазар и его спутники засобирались в дорогу. Селвин уговаривал их погостить у него подольше, но Элазар опасался, как бы осень (а вместе с нею — непогода) не застала их в пути. Великодушный лорд Этельберт дал им с собою денег — правда, немного; но зато он пожаловал им двух прекрасных коней — для Годрика и Элазара — и две запряженные волами подводы, груженные бочками солонины, копчеными утками и гусями, свиными колбасами, зерном, мукой, медом, бочонками вина и превосходным овсом для лошадей. Увидев всё это, Элазар рассыпался в самых витиеватых благодарностях; Годрик тоже от души поблагодарил Селвина, уже в который раз убедившись, что их лорд — самый благородный лорд из всех, что ему встречались; а Бени и Крауч донельзя обрадовались, что теперь им не придется идти за повозкой пешком.
