Осторожно ступая, чтобы не напороться на стекла, Вероника подбежала к окну. Погруженный в темноту город на глазах оживал: одно за другим, словно по команде, зажигались окна противоположных домов, за шторами мелькали фигуры жильцов, из подъездов выскакивали раздетые, что-то кричащие друг другу люди… Вероника щелкнула выключателем и оглядела комнату. Хрустальная люстра со скрипом раскачивалась, словно маятник, и грозилась упасть. С книжной полки на письменный стол попадали книги и какие-то мелочи. Карандаши и ручки со звоном подпрыгивали в стакане…

Где-то вдалеке завыла сирена.

Веронику охватила нервная дрожь — она знала, что в любую секунду толчок может повториться и быть уже сильнее предыдущего. Мозг ее заработал лихорадочно и четко. Главное теперь — быстрота. Сейчас она оденется и спустится во двор. Со второго этажа можно выскочить секунд за пять…

Не успела она все это подумать, как погас свет и с потолка с грохотом обрушилась люстра — к счастью, Вероника стояла в другом конце комнаты. Теперь от страха все мысли перемешались. Первые несколько секунд она не могла сдвинуться с места. Потом, как сумасшедшая, заметалась по комнате, хватая какие-то вещи и бросая их обратно. Распахнула встроенный шкаф. Надела на себя замшевое зимнее пальто… Прямо на босые ноги натянула сапоги… Затем снова замерла и прислушалась. Ей показалось, что гул, исходящий из земли, усилился. В это же мгновение пол под ногами тряхнуло с такой силой, что Вероника покачнулась и встала на четвереньки. Новый толчок! И вдруг она услышала громкий, душераздирающий визг откуда-то с улицы. Одновременно с этим за окном раздался звук, похожий на взрыв. Вероника вскочила на ноги, выглянула в окно и… не увидела там соседнего дома. Он рухнул. Просто сложился — как карточный домик. За несколько секунд из пятиэтажного дома получилась куча разломанного кирпича вперемежку со всем, что там находилось. Как слоеный пирог.

Веронику охватил панический ужас.

— Господи, да что же это… — бормотала она себе под нос, подхватила с постели одеяло и бросилась к двери.

Однако добежать она не успела: послышался страшный грохот и хруст, пол под ногами бешено затрясся и накренился, Вероника, потеряв равновесие, упала навзничь и скатилась обратно в глубь своей комнаты (потом она поняла, что только это ее и спасло — успей она выбраться в коридор — и ее сплющило бы потолком, как и всех остальных)…

С этого момента она почти не осознавала, что происходит. Вокруг нее что-то со звоном падало и рушилось, искрила рвущаяся проводка, вопили в сотни голосов гибнущие под обломками люди. Все это происходило в течение каких-то секунд, пока длилась серия толчков, — а потом все стихло и Вероника очутилась в полной, кромешной темноте, стиснутая со всех сторон кирпичным ломом и бетонными плитами. Пространство было маленькое, как нора — в нем было почти невозможно шевелиться. В нос сразу же набилась кирпичная пыль — первые пять минут Вероника сотрясалась от мучительного чиха. Потом пыль понемногу улеглась, и тогда она смогла спокойно дышать.

Как только Вероника пришла в себя и поняла, что произошло, из груди у нее вырвался хриплый протяжный вопль. Вокруг была вязкая, пугающе черная темнота. Она — внутри завала, внутри слоеного пирога!

— Люди! Помогите! Вытащите меня отсюда! — стала истошно звать она.

Но со всех сторон лишь глухо, словно сквозь вату, слышались сдавленные стоны и крики. Были детские — отчаянные и жалобные. Были женские — истерические и тонкие. И даже срывающиеся мужские. Некоторые — искажены болью.

Вероника попыталась нащупать лаз или хотя бы зыбкое место вокруг себя, чтобы попытаться выбраться наружу. Но ногти лишь беспомощно царапали бетон и спрессованную кирпичную крошку. В бок ей упиралась какая-то острая штука — Вероника вытащила ее и поняла, что это кусок плинтуса. Может, ей удастся прокопать с помощью него какой-нибудь ход? Но сколько она ни пыталась — все напрасно. Она была заживо погребена под тремя верхними этажами и только чудом оказалась в зазоре между полом и бетонной плитой. Некоторое время она еще пыталась выбраться — кричала, стирала в кровь ногти, колотила ногами по холодному бетону, надеясь случайно обнаружить какую-нибудь брешь. Потом на какое-то время затихала, лежала, тяжело дыша и отплевываясь, — и принималась снова. Несколько раз она даже проваливалась в забытье, но потом просыпалась и начинала все сначала. В конце концов она совершенно обезумела и бессильно зарыдала. Нет, самой ей никогда отсюда не выбраться…

«А Максим? — вдруг пронзил ее запоздалый вопрос. — Что стало с Максимом? Жив ли он? Нет, он не мог погибнуть. Он же сам говорил, что их дом двухэтажный и поэтому сейсмоустойчивый…» Вспомнив его спокойное, чуть ироничное лицо, Вероника решила, что, попади он в такую ситуацию, как она, он не стал бы устраивать истерик. Зачем раньше времени паниковать? Может быть, все не так плохо, как кажется. Наверняка ведь ничего не известно. Надо постараться взять себя в руки. В конце концов, она будущий медик — хотя и ветеринар. И должна вести себя соответственно.

Вероника внимательно, как врач, обследовала свое тело — но обнаружила только синяки да несколько глубоких царапин от битого стекла. Наверное, ее защитило пальто, которое она натянула в последнюю секунду. Теперь оно спасало Веронику от холода. Зубы ее стучали, ноги постепенно занемели так, что она перестала их чувствовать. А вскоре она уже окончательно потеряла ощущение времени.

Она сознавала, что находится в состоянии шока. «Сейчас я засну, — успокаивала себя она. — Я должна заснуть. Это естественная защитная реакция организма на нервную перегрузку. Если будет новый сильный толчок и меня придавит, во сне я ничего не почувствую. А если все обойдется, то меня обязательно найдут. Боже мой, бедные родители. Они ведь думают, что я в Москве. И Максим… Что стало с Максимом…»

2

Очнулась Вероника от равномерного стука, который слышался откуда-то сверху.

«Спасатели!» — мелькнуло у нее в голове, и она набрала в легкие воздуха, чтобы во весь голос закричать. Но крик получился слабый и хриплый — наверное, за долгие часы, которые она пролежала в завале, она потеряла слишком много сил. Но нет, они должны ее услышать! Должны — или она погибнет! Вероника напряглась и снова из последних сил крикнула:

— Спасите меня! Я здесь! Помогите! Э-э-эй!

На этот раз голос ее окреп и звучал громче. И ей показалось, что сверху что-то прокричали ей в ответ. «А вдруг это Максим? — с надеждой подумала она. — Вдруг он остался жив и пришел меня разыскивать?» Вероника снова принялась кричать — теперь уже с воодушевлением, чтобы тем, кто был наверху, легче было сориентироваться на звук. «Только бы они сами меня не засыпали!» — в отчаянии думала она.

Звуки ломов о камень слышались уже совсем рядом.

— Я здесь, здесь! — продолжала кричать Вероника, но теперь загвоздка была в другом — спасатели никак не могли одолеть бетонную плиту, которую удачно заклинило под углом и которая, собственно, и спасла Веронике жизнь.

Вероника пыталась шевелиться и даже стучать по плите. Голоса спасателей звучали уже так близко, что Веронике было слышно, о чем они между собой говорят. Но, кажется, голоса Максима среди них не было…

— А возле подстанции — слышали? — говорил один. — Дом весь подчистую под землю ушел, в трещину — и только один мужик уцелел. Ему, понимаешь, среди ночи приспичило — а нужник у них метрах в двадцати на улице был, каменный такой. Ну, этого малого в нужнике и накрыло. Прямо на очке, его, бедолагу, заклинило. Вопил, как безумный. Достали его, конечно…

— Это еще что, — перебил его другой. — Вот у нас сегодня было: копали, копали и чуем по запаху — есть там кто-то, смердит уже. А вокруг все баба носится — нет, говорит, там никого, вся наша семья выбежать успела… А наш Митрич свое гнет — чую, говорит, есть там кто-то — и все тут. Так что, ты думаешь, оказалось? Докопались мы — а там холодильник раскрытый, а в морозилке — тухлая курица… — Несколько мужских голосов цинично захихикали.