Но он поклялся себе, что не будет стонать. Фетч не дождется от него ни единого звука.

И поэтому Хакс до крови впивался ногтями в плечи полковника, но всё еще продолжал двигаться в ответ, как мог, как давало ему его положение, с тупым озлобленным упрямством перебарывая боль и не собираясь себя щадить. Не сдохнет, перетерпит. Зато Фетч не останется “хозяином”, когда всё закончится. Где кончался один судорожный приступ, и начинался другой, он не понимал - сознание покрывалось мутным маревом, в котором доминировали боль и жар. Толчок, игла впивается глубже, поднимаясь в теле, острием где-то цепляет нервный узел, прошибая холодом, а затем огнем, и Хакс задушенно хрипит, подается ближе, сцепляя ладони за крепкой шеей, через боль сжимается сильнее, зная, что забрак чувствует каждую судорогу, что идет от бока, потому что они расходятся до кончиков пальцев ног и рук.

Сапоги сильнее вдавились в поясницу Фетча; Хакс ухватил его за руку, отрывая её от собственного бедра и вжимая в бок, кровь из которого залила почти всю правую сторону тела, и с новой силой сжался вокруг полковника, наверняка сдавливая почти до боли.

Возбуждение странным образом снова начало нарастать.

Фетч взревел и вынужден был приостановиться, так как Хакс охватил его слишком сильно, чтобы можно было продолжать свободное движение. Забрак тяжело дышал, но не дрожал: сил у него хватило бы еще надолго.

Столь страстный и жаждущий партнер был у него впервые. Фетч чуял его злость, видел возбуждение, телом чувствовал дрожь и каждую судорогу боли, особенно когда широкая ладонь на пару секунд покрепче вдавилась над иглой, и он продолжил движение: медленно, тягуче, одной рукой удерживая Хакса, - а второй наощупь, опытными пальцами сквозь кровь все же включил иглу. Та завибрировала поначалу слабо, а Фетч наклонился и зашептал:

- Дерзкий капитан… Как вам наказание? - и резко, сквозь собственную боль втолкнулся вперед, зубами впиваясь в плечо партнера.

Хакс даже не понял, откуда тело рвануло изнутри сильнее. Он содрогнулся, обрушиваясь вперед на Фетча, и опять захрипел, но теперь уже потому, что пытался вдохнуть. Боль влилась в желание, и из этой смеси получилось что-то, что заставило капитана глухо зарычать и обхватить полковника ладонью под затылком, с нажимом провести выше, нащупать пару рогов и резко дернуть вниз, заставляя его запрокинуть голову.

Сверху вниз на Фетча взглянули совершенно ясные серые глаза, и только расширенные зрачки выдавали и боль, и возбуждение, и ту безумную комбинацию, в которую они смешивались внутри дрожащего тела.

- Бодрит, - хрипло выдохнул Хакс и рывком возобновил движение навстречу, одновременно впиваясь губами в губы.

Забрак жадно улыбнулся сквозь поцелуй и сразу углубил его, широким языком оглаживая рот Хакса. Зубы снова пошли в ход, теперь прикусывая чужие губы и, если он попадался, язык.

Движение снова вернулось в жесткий, сильный темп. Кровь, стекающая по боку и бедру Хакса, прибавляла ему эстетичности и желанности, поэтому Фетч двигался все грубее и резче, сжимая обе руки - в том числе и ту, что лежала на проткнутом боку.

Судороги, проходившие сквозь тело Хакса, превратились в одно сладкое, щемящее чувство, залившее тело по горло, и он крепче вцепился в рога, нависая сверху, до будущих синяков упираясь пятками сапог в поясницу и так же жестко кусаясь в ответ.

Ярче. Быстрее.

Больше.

Кровь залила Фетчу ладонь, но Хакс боли уже не чувствовал. Как будто кто-то - толчок, и мир перед глазами вдруг прояснился до мельчайших деталей - постепенно перевел нервную систему в другой режим и смешал рецепторные зоны в мозгу.

Капитан крепче сжался вокруг полностью погруженного в собственное тело члена и сдавил ладонь на боку.

- Сильнее, - на одном дыхании рыкнул он в ухо забрака.

- Безумец, - так же свирепо прошипел Фетч и грубо дернул иглу, чтобы та повернулась в теле, а потом перевел вибрацию на полный режим. Сталь взорвалась значительно большей энергией, мощно вибрируя в ране, и забрак не отставал ей в жесткости.

Рука сошла с обезумевшей иглы и почти сразу поймала Хакса за горло, размазывая по нему кровь. Несмотря на нее, схватился он жестко, наполовину перекрывая воздух, когда огненные глаза впились в капитана жаждущим взглядом, а грубые движения не прекращались ни на секунду.

Отдельных действий Хакс уже не воспринимал. Дрожь была не своя, низкий гул не бил по ушам, но отдавался в костях затылка, внутри всё сжалось в один жгущий, вибрирующий по нервам ком, а воздух, которого и так хватало, отказывался втягиваться в трахеи.

В другое время и с другим партнером Хакс бы поддался мгновенной слабости обмякнуть, подчиниться и застонать от удовольствия.

Но не сейчас.

Сейчас Хакс вцепился дрожащей рукой в руку Фетча и вонзил ногти в кожу, до крови её процарапывая. Правая сторона тела больше ничего не чувствовала, но нервы ежесекундно заходились истерической отдачей. Мозг был перегружен, на зрение наплывала чернота, сердце от нехватки кислорода ломало виски, но Хакс не собирался проигрывать - тем более без прикосновения к себе, чего бы это ни стоило.

С хрипом втянув хоть какой-то воздух, он на каждом новом движении, на каждом входе до упора стал пульсирующе сжиматься, раздразнивая, как он надеялся, до окончательного предела.

Но Фетч тоже не намеревался закончить первым. Тут играло упрямство и гордость - Хакс не признавал себя жертвой, но он должен был ей быть, и такого странного “поражения” полковник принимать не хотел.

Он предпочел отпустить горло человека, и, пока тот не начал ему мешать, вцепился в иглу, выключил ее и резко выдернул. Без прелюдий, без ласки острие воткнулось в кожу над солнечным сплетением, и уже через миг вся сталь вошла вглубь, пронзая крупное сплетение нервов.

Мир вырубился перед глазами до давящих пятен, и Хакс всё же не выдержал, с прерывистым гортанным стоном выгибаясь навстречу палящей боли, но тут же в кровь прокусил нижнюю губу, затыкаясь. Почти сразу Фетч освободившейся рукой взялся за его член, и кровь работала отличной смазкой при синхронном движении рукой и возобновившимися резкими толчками в глубине.

Слишком, слишком, переборно сильно, тело свело так, что уже никакой вдох не был возможен, вокруг иглы жгло огнем, которого Хакс никогда не испытывал в своей жизни, но, проиграв со стоном, всё-таки сдаваться он намерен не был. Ладонь вцепилась в руку на члене, и капитан опять впился в нее ногтями, в то время как захлебывающийся мозг приказал телу еще раз податься навстречу.

Движение шевельнуло иглу, ощутимо протирая её о нервы, Хакс широко распахнул глаза, хрипя от недостатка кислорода и из последних сил еще раз, куда более неловко и криво насаживаясь на полковника.

И от этого последнего, скованного рывка Фетч послал нахер честь, наклонил голову и снова впился в оставленные им же укусы на плече, после чего резко надвинул капитана на себя, рыча и наконец изливаясь в него.

Сердце бешено стучало в голове, щемящей болью отдаваясь где-то в груди, сверху наваливалась тяжелая темнота, но как только Хакс ощутил еще больше жара внизу, он отпустил. Отпустил, и тут же те клетки тела, которые еще не ощущались отдельно, прошило электрическим током, и капитан сначала вжался стертой до крови спиной в стену, а потом выгнулся вперед с хрустом межпозвоночных дисков. Если тело могли свести еще больше, то его свело, потому что Хакс провалился в черноту, где единственным, что оставалось, было взрывающе больное наслаждение самоубийцы.

Он вроде бы закричал, хотя, учитывая отсутствие кислорода в легких, скорее слабо захрипел, сдирая горло.

Удовольствие поутихло, но не сходило на нет, вместо низа живота собравшись под грудью, и через удар сердца превратилось в мучение, которое Хакс не мог больше терпеть.

Воздуха.

Сознание стремительно угасало, капитан мысленно вцепился рукой поверх иглы, но снаружи пальцы мертвой хваткой сжало на запястье Фетча, а сам Хакс ничего не увидел из-за слоя ватной черноты.