- А я на что?! - вскричал Булль и, подхватив волосатку на руки, понесся с ней вверх по дымоходу.

Выскочив из трубы на самой крыше, он вдруг задохнулся от широты распахнувшегося перед ним простора. На такую высоту не доводилось ему подниматься еще ни разу в жизни. Огромный и непонятный, лежал перед ним город, которого он не знал, и который он вряд ли когда-нибудь узнает достаточно хорошо. Вспомнились ему отчего-то его соплеменники, рассеянное по земле племя гномов, с которыми он утратил связь, и глаза его увлажнились. Но слезы тут же высохли, едва успев родиться. Грусть его сменили радость и предчувствие скорых перемен. Отчего это предчувствие возникло, что его навеяло, он не понимал, но был уверен, что к переменам готов.

Различной формы и размера дома громоздились перед его глазами, их было невероятно много, и подумалось ему тогда: "Не может быть, чтобы во всех этих жилищах не оказалось больше ни одного гнома кроме меня. Хоть один еще да должен быть. Иначе ведь и быть не должно, и не может иначе быть! А если он есть, я его обязательно найду!" И, согретый радостью двойного приобретения, он осторожно обнял и прижал к себе растроганную, потрясенную и потому молчаливую Волосатку. И вот тут из глаз его действительно скатилась слеза. Что поделать, восприимчивость к мимолетным чувствам так же свойственна гномам, как и трагические потрясения и глубокие переживания длиной в целую жизнь.

Булль еще раз пригласил Волосатку на чай и, получив благосклонное согласие, умчался.

Что же, чай - славное дело! Но когда до условленной полуночи оставалось каких-нибудь полчаса, он вдруг обнаружил, что в доме нет, не осталось ни капли чаю. Ни крошки, ни чаинки.

Вы не можете себе представить, какое гном существо... как бы точней выразиться... естественное, что ли. Вот, что имеется в виду. Живя в лесу, он знал, что лес принадлежит всем. И все, что в лесу есть, из чего он, собственно, состоит, тоже принадлежит всем. Поэтому вполне естественно, что, поселившись в доме, он предположил, что все, в нем находящееся, принадлежит всем, в нем живущим. Вполне себе разумное, в общем-то, предположение, тем более что ему самому много ведь и не надо. Через какое-то время он, конечно, узнал, что каждая квартира в доме, это отдельный и часто даже враждебный лес, в который лучше не соваться. "Странный народ эти люди, - думал он иногда. - Вот мы, гномы..." Дальше его мысли не шли, потому что о гномах спокойно думать он не мог. Но где же взять чаю? Вопрос следовало решать неотложно, и он, отбросив сомнения, отправился к соседям за помощью. Да, рискнул! Обстоятельства вынуждали его нарушить святую заповедь гномов - не попадаться на глаза людям. А куда было деваться? Другого выхода он не видел.

Приняв мужественное решение, он, сломя голову, кратчайшим путем через дымоход бросился в соседнюю квартиру. Он так спешил, что на последнем участке не успел затормозить, не удержался и, прободав головой вентиляционную решетку, вывалился прямо на стол в кухне. На том столе именно в это время незнакомый на первый взгляд молодой человек заваривал чай. "Надо же, как я удачно подгадал!" - восхитился собой Булль. По запаху он сразу определил, что чай цейлонский, одесской фасовки. "Сойдет, ага", - удовлетворился он.

Глаза молодого человека были темны от печали, настолько темны, что можно было решить будто он в темных очках. "Но он же меня все равно заметит", - подумал Булль.

Юноша, конечно, его увидел. И то, трудно было не заметить гнома, свалившегося на стол невесть откуда в туче пыли и со страшным грохотом! Но хозяин кухни нисколечко не испугался и даже не удивился. Можно подумать, что он стоял и ждал, что к нему сейчас заявится гном.

- Прошу прощения за вторжение, - пролепетал гном, отдуваясь и отряхиваясь. Увидев, какую кучу пыли намел он с себя, перестал двигаться. Вообще, он изрядно робел, все-таки впервые разговаривал с незнакомым человеком, а про людей он слышал много разного и неблагоприятного.

- Да что там, оставьте условности! - ответил человек. - Чай будете?

Голос его был грустным и усталым.

- Именно по этому вопросу я и рискнул, осмелился, так сказать, к вам проникнуть, - сообщил Булль.

- Эк забавно вы выражаетесь, - рассмеялся человек. - Сейчас таким языком только в канцеляриях пользуются. Садитесь, садитесь, гостем будете. Как бы вас поудобней устроить... Вы очень кстати, я рад. Совсем ошалел от одиночества, понимаете ли. Садитесь, садитесь! Ах, господи, куда же вас посадить?

- Ах, прошу все же меня простить... Вы меня не совсем правильно поняли.

- Вы что, не пьете чаю? - удивился юноша.

- Нет... То есть, да! - совсем запутался в показаниях гном.

- Так в чем же дело? - не понимал молодой человек. - Присаживайтесь, пожалуйста. Даже если вы и не пьете чай, я все равно рад вашему обществу.

Булль умоляюще сложил руки на груди.

- Я только хотел попросить у вас несколько крупинок чая. Взаймы! Жду гостей, и вдруг выясняется, что дома - хоть шаром покати. Преглупое положение, согласитесь.

- Ничего страшного, - сказал юноша, - это поправимо. Во сколько прибудут ваши гости?

- Гостья.

- Гостья! В полночь? Конечно, в полночь, когда же еще назначают встречу гномы. Вы ведь гном, я не ошибся? Булль с достоинством поклонился. Молодой человек посмотрел на часы. - Чудесно, еще много времени, вы вполне успеете и со мной испить чайку. Составьте мне кампанию, окажите милость! Ну, пожалуйста!

Булль было нахмурился, и хотел отказаться от незапланированного чаепития, но потом решил, что дополнительная маленькая чашечка чая ему нисколько не повредит. Кроме того, в настойчивых уговорах юноши было нечто, вызывавшее интерес и будившее любопытство, поэтому он согласился.

- Ну, хорошо, - сказал он. - Если только самую малость. Капельку.

- Смотрите, - сказал хозяин, - эта чашка специально для вас.

Булль, подпрыгнув, уселся на сахарницу. Каблуки его ударили по выпуклому боку с синим узором, и фарфор прозвенел. Он сжал в руках протянутую ему чашку. Аромат свежезаваренного чая кружил голову. В животе, в предчувствии удовольствия, сделалось тепло. Зажмурившись, он сделал глоток, а когда раскрыл глаза, вдруг заметил за спиной юноши на буфете фотография в рамке.

В полумраке, словно в другой реальности, девичий портрет.

Знакомый образ, знакомая ромашка в волосах. Что это?

Он смотрел на портрет, не отрываясь, и изо всех сил старался не сойти с ума, от радости - или от тревоги, вдруг возникшей. Как же так получается, он искал ее повсюду, а она оказалась совсем рядом, по соседству. Подумать только, за стеной толщиной в каких-то двадцать сантиметров. Разве он сюда не заглядывал? Да этого просто не может быть! Он был здесь, был! И теперь он снова видит ее такой, как в тот день, в лесу, смеющейся и счастливой. Где же она? Что с ней случилось?

- Кто это, там, на портрете? - неожиданно вырвалось у него. Гном перевел взгляд на хозяина и узнал в нем того самого юношу. Того, кто сорвал его ромашку. Кто воткнул ее в волосы той, кого он искал. Девушки на фотографии.

- Кто это? - переспросил хозяин, оглянувшись на фото. - Хороший вопрос...

Он задумался, надолго забыв про чай.

- Знаете ли, я сам задаю этот вопрос себе постоянно, и не знаю на него ответа. Потому что нет на него ответа. Хочется надеяться, что пока нет. А она молчит, как видите, лишь только улыбается. Она и в жизни часто улыбалась. Это моя знакомая девушка. Но, вот странно, иногда мне кажется, что она просто незнакомка. Но, понимаете, какая штука, она - моя жизнь. Больше, чем жизнь. Только вот чай я пью в одиночестве. Такая штука. Вы пейте, пейте, не смотрите на меня. Я говорю и говорю себе, для себя говорю, чтобы выговориться, наконец. Вы можете не слушать. Зачем вам это? У вас же, наверное, все иначе.

Юноша замолчал, вновь отрешился от мира, замкнулся в своих нелегких, видимо, мыслях. А Буллю так захотелось крикнуть в ответ: "Ну, почему же, почему вы думаете, что у нас иначе?! Что вы об этом знаете?!" Из чувства протеста он хотел возразить. Но не закричал, не стал возражать. Потому что у него, действительно, все было иначе. Он не знал, как, не знал, почему, но чувствовал, что по-другому.