- Мы почти пришли, - М осторожно шел вперед, разгоняя вечерние сумерки факелом.
Если у слуг и были имена, сам Рафаэль этого не знал, предпочитая называть каждого по букве по давней привычке. Даже не знал, братья эти двое или нет. Впрочем, оба бородатые и такие маленькие, что казались почти карликами...
- Сам вижу, дурак! - огрызнулся позади тонким голосом Рафаэль, впрочем, не уверенный до конца.
Перед незаконным пересечением границы кланов М подробно расспросил местных, живущих рядом, куда именно идти, и эти сведения сошлись с картой, что дал дядя Рафаэля Франц. Может, слуга и не умел ее читать, но на природе еще ни разу не заплутал. А Л, второй слуга, обладал чутким слухом и чутьем на опасные места. Без них Рафаэль никогда бы не нашел дорогу...
- Тише, прошу вас, сайор Рафаэль, Орсини могут быть здесь... - испуганно прошептал М и резко остановился.
- А кулаки у них ого какие, пудовые... - поддакнул Л, шипя от крапивных укусов, протаптывая босыми ногами своему господину удобную дорогу.
И не сразу заметил, что М привел их куда нужно. Рудник в маленькой горе надежно спрятался среди кустов и хвойных деревьев.
- Оно...
- Молчать! - отпихнув Л в сторону, Рафаэль с видом знатока подошел к забитому сосновыми досками входу в шахту.
К счастью, сметливые слуги взяли не только кирки, но и топоры, до чего сам Рафаэль не додумался. Забыл, что Орсини никогда не заваливали свои рудники камнями, дабы самим побыстрее до них добраться.
- Приступайте... - мысль о скорой наживе смягчила Рафаэля, стоило коснуться подгнивших, но все еще крепких досок.
Жалкая преграда! Его она не остановит.
Вернее, слуг... руки сайора слишком нежны для такой работы.
Стук топоров не прекращался ни на минуту. Уже догорал второй факел, а работа все продолжалась - за досками оказались крепкие бревна. Рафаэль перепробовал все бранные слова и уже почти схватился за топор М, когда Л проделал дыру внутрь.
Тотчас слуги заработали вдвое быстрее, несмотря на то, что валились от усталости. А еще нужно было добыть хоть немного серебра...
- Вперед, лентяи! - Рафаэль первым протиснулся сквозь проделанную дыру с факелом. Маленькие глазки старались не пропустить ни единого закутка шахты. К его досаде вскоре пришлось спускаться по ступенчатым уступам глубоко вниз, откуда до непутевых грабителей донесся странный запах.
Узкий лаз привел в огромную пещеру, которую едва мог охватить свет факела.
Л сразу отметил, что стены здесь никто не трогал киркой. Его скончавшийся от хвори отец работал в шахте, и слуга знал, о чем говорил. Но Рафаэль упрямо продвигался вглубь.
Дорога осложнялась с каждым шагом, в первую очередь, из-за странного затхлого запаха
- Ну и вонь здесь... - рукав дорогого камзола не спасал.
Она проникала всюду, пропитывала тело... душу. Неудивительно, что Орсини бросили это место.
Под ногами сапог что-то постоянно хрустело, а простолюдины ныли, что им колет ноги в дырявой обуви. И неудивительно, по всему полу пещеры были разбросаны обломки костей. Нашлась еще и пара черепов без нижней челюсти. Гнетущая тишина то и дело прерывалась странными звуками, похожими на чье-то дыхание...
От такой жути ноги Рафаэля подкашивались, обе руки судорожно махали факелом в надежде найти виновника своего страха.
- Пойдемте отсюда, хозяин... это серебро того не стоит. Орсини сразу узнают, где его добыли, если кто-то скажет, что оно воняет... - М мужественно сдерживался, в то время как Л вырвало скудным ужином.
Это был один из редких моментов, когда Рафаэль Вентури согласился со своими слугами, совсем забыв про досаду и гнев....
Хруст!
Позади кто-то надвигался на них. Только не Орсини...
Впрочем, в следующее мгновение Рафаэль согласился бы и на целую армию заклятых врагов семейства Вентури...
Еще до того, как факел смог осветить скрюченную фигуру, он закричал во всю глотку...
Оказавшись на свежем воздухе, обезумевший Рафаэль бежал со всех ног. Из-за слез едва удавалось различить дорогу. Он помнил, как забыл про свой короткий меч в ножнах и то, что Л упал, схватившись за сердце, и как М пытался защитить своего сайора...
Свежий воздух стал истинной отрадой, но этот запах не выветрится до самой смерти, а легкие будто сковало чахоткой... это чудовище что-то с ним сделало!
С трудом достигнув высокого берега реки, Рафаэль не заметил обрыва... и последний крик утонул в бурной реке, унесшей изуродованное тело Вентури глубоко в земли Орсини...
XIV век. Век Падения
Столица
XV. Нет никого выше Цезаря. Его воздвигают люди, ему подчиняется Империя, но выполняет он волю Богов. Он начало и конец Империи. Монахи божественных храмов во главе с Прайоом есть соблюдение божественных заветов. Легионы во главе с полководцами есть исполнение законов. Сенаторы есть законы и их создание. Фрументарии есть тень и разящий клинок Цезаря. Цезарионы есть щит и меч Цезаря.
- из "Свода священных законов Империи" II века, Века Созидания.
Жан Вентури пятнадцать лет служил цезарионом, телохранителем Цезаря, правителя нерушимой Империи. Раньше цезарионы убивали себя после смерти своего сюзерена. Теперь это признано расточительным, и новые Цезари часто брали старых к себе на службу.
Так за время службы Жану удалось пережить аж четырех Цезарей, и последний, тридцатилетний Цицерон Четвертый, был худшим из них. Ни жестокий Антоний Восьмой, ни слабый телом и духом Октавиан Третий, ни даже слабоумный Константин, первый своего имени, не могли сравниться с новым правителем.
Цицерону было... попросту наплевать на Империю, на придворных, на народ. Он целыми днями сидел на троне, уставившись в одну точку. Мало что могло надолго привлечь его внимание, поэтому просители чаще разговаривали с советниками.
Да и ничего императорского в новом наместнике Богов на земле не было. Ни стана, ни красивого лица. А белая туника, как ни старайся, выглядела на нем мешковиной, золотой венок же то и дело норовил упасть...
Жалкое зрелище. Даже в урожденном калеке Октавиане было больше жизни... Теперь же бдение у трона для Жана Вентури превратилось в пытку. Он чувствовал, что ржавеет быстрее собственных доспехов.
Не было никаких сомнений, что тщедушный диктатор не имел никакого отношения к смерти предыдущего сюзерена, а стал лишь промежуточной марионеткой на веровочках. Цезарь Константин, по совместительству брат Цицерона, умер при загадочных обстоятельствах. Он был, безусловно, умалишенным, но, на памяти придворных, тому никогда не приходило в голову прыгать из окна тронного зала. Да еще воткнув себе в живот кинжал. Константин до смерти боялся боли и крови. Ему казалось, что с кровью жизнь уходит безвозвратно, и он становится слабее.
А этого... хоть мечом проткни! Цицерон лишь поднимет безразличный взгляд и испустит дух, никого не потревожив.
Единственной отрадой было то, что можно шептаться с другим цезарионом, справа от трона. К несчастью, сегодня там поставили Пьер Пацци. Еще тот молчун. Под густой серой бородой скрывались чем-то даже женственные черты лица. Тонкий, как жердь, маленький, но верткий. Чем-то напоминал недотепу-племянника Рафаэля. Но тонкие руки и ноги состояли из сплошных жил. У такого и палка станет смертельным оружием. Будучи сильным и крепким на вид, Жан опасался сражаться с соратником по-настоящему, вне тренировочных поединков.
Этот цезарион был самым фанатичным из всей восьмерки приближенных к Цезарю телохранителей. Оттого и заговорить сейчас с Пацци - это получить после нагоняй от легата, ведь стоявшим за троном запрещено разговаривать. В древние времена за такое отрубали языки...
