— Ты чт?.. Не надо, — попытался он воспротивиться, но ладони, сжавшиеся на бедрах, пресекли попытку отползти в сторону, а язык вновь и вновь продолжал скользить по дырочке, лаская и расслабляя ее.

Удовольствие, запретное и оттого еще более сладкое, пьянило не слабее молодого вина, кружило голову, заставляло вздрагивать и громко стонать, заливаясь краской стыда от собственной несдержанности.

В какой-то момент вместе с языком внутрь проник смазанный чем-то палец, распирая еще непривычные к такой ласке стенки, скользнул глубже и безошибочно прошелся по простате, вырывая судорожный, с хрипом, вздох и громкий стон.

Тарлин сходил с ума от податливости Гилора, от его отзывчивости, от непередаваемого ощущения власти над ним, когда два, а затем и три его пальца растягивали узкий вход обнаженного супруга, в то время как он сам был еще практически одет.

— Подожди, маленький, — проговорил он, вынимая пальцы и целуя эрилиона между лопаток, быстро скинул давно мешавшуюся одежду и смазал себя маслом из бутылочки, предусмотрительно оставленной кем-то из слуг.

Тарлин снова лег на кровать, устроившись на боку рядом с Гилором, и повернул его спиной к себе, шепча на ухо, что он сладкий, отзывчивый, самый красивый, чуть согнул его ногу в колене, открывая взору чуть вспухшее после вторжения пальцев колечко, и медленно, осторожно вошел. Замерев, он стал широкими движениями оглаживать спину застывшего эрилиона, сбивчиво дышащего и изо всех сил пытающегося расслабиться. Когда Гилору это наконец удалось, дроу начал аккуратно двигаться, лаская одной рукой его грудь и живот, проходясь ладонью по члену и сжимая головку. Шумному дыханию Тарлина вторили тихие, почти застенчивые, но всё же несдержанные стоны, тонкая шейка с родинкой у самой ключицы откидывалась назад, подставляясь языку, и он, чуть сильнее необходимого впившись зубами в открытое плечо, стиснул ладонью бедро и сорвался в быстрый темп. Принц уже не помнил о том, что обещал себе быть нежным, чтобы не напугать и не причинить боль, о том, что первым делом хотел именно ему доставить удовольствие, позабыв о себе — невинная отзывчивость супруга заставляла брать его сильно и резко, практически клеймя собой. Но Гилор и не думал противиться, покорно принимая и новый темп, и возросшую жесткость, лишь сильнее прогибаясь в спине, дрожа и вскрикивая всё громче, царапая ногтями удерживающую его руку. Перед глазами, казалось, вспыхивали мириады солнц, и принцы тонули в них, захлебываясь воздухом, выплескиваясь в жаркую тесноту или на мягкие простыни.

Выйдя из расслабленного тела всё еще всхлипывающего Гилора, Тарлин осторожно повернул его лицом к себе и обнял, успокаивающе скользя ладонью по влажной спине. Теперь у него было всё, о чем он мечтал: невозможно любимый красивый муж, чувственный любовник, ожидание чуда рождения наследника. Не хватало разве что одного…

Тарлин опустился на колени перед постелью, забрав руку Гилора в свои, и проговорил:

— Гилли… Я прошу тебя разделить вечность со мной, позволить заботиться о тебе и быть оберегаемым тобой. Я прошу о праве дарить тебе каждый день и час каждого дня радость и счастье. Я прошу простить мне все горести и обиды, что причинил тебе, и стать одним целым со мной.

Он закончил ритуальную фразу и теперь внимательно следил за реакцией удивленного Гилора, взволнованно кусавшего губы. Но вот тонкие пальцы в ладони дрогнули, и он спросил шепотом — голос изменил ему:

— Я должен ответить какой-то конкретной фразой?

Тарлин покачал головой и подсказал:

— Только то, что согласен… если это и вправду так.

— Я согласен, — всё так же тихо, но удивительно твердо проговорил эрилион, и магия теплыми искрами пробежала по соединенным рукам, принимая их обещание.

***

Теплым светом сияли глаза эрилиона, что шел сейчас по коридорам дворца королевства дроу. Его узкую ладонь бережно сжимала рука принца, ступающего лишь на полшага впереди — всё же старший муж. Длинное платье шелковой волной обнимало ноги при каждом шаге, а вуаль, традиционно закрывающая лицо, была настолько прозрачной, что не скрывала даже румянец волнения на щеках юноши. Нервная дрожь тронула кончики пальцев, когда пара подошла к ритуальному залу, и дроу обернулся к своему спутнику с ободряющей улыбкой.

Сегодняшнее торжество совсем не напоминало тот фарс, что ранее был на их гражданской свадьбе — сейчас же они заключали свой союз по любви и взаимному согласию. В ритуальном зале их встретили лишь несколько человек — только самые близкие люди могли быть посвящены в таинство магического бракосочетания. Для остальных будет и богатое празднество, и бал, ну а сейчас…

Его величество как отец и поверенный того, кто просил руки и вечности рядом, снова озвучил Гилору те же самые просьбы, что и Тарлин в тот памятный вечер в спальне, давая шанс одуматься, но по залу взволнованно и оттого звонко разнеслось:

— Согласен!

И в третий раз теперь уже Старшим магистром ему были высказаны просьбы — последний шанс передумать, переиграть, переиначить свою судьбу, но не заключить брак, который лишь смерти под силу расторгнуть.

— Согласен! — всё столь же звонко, но не менее твердо прозвучал окончательный ответ Гилора.

Старший магистр принял их переплетенные руки в свои, начиная читать брачное заклинание. Никто вокруг не мог бы сказать, что сейчас чувствовали эти двое юношей — сами они не заключали магический союз, довольствуясь гражданской волей короля. Слишком пугало их слово «никогда», слишком страшно было представить себя навеки скрепленным с человеком, с которым больше не хочется находиться рядом.

Между тем, всё сильнее сжимались ладони Старшего магистра на пальцах принцев, голос, начавший с шепота, становился всё громче и оборвался на самой тонкой ноте. Золотым обручем вокруг шей принцев вспыхнуло заклинание, чтобы, рассыпавшись, остаться там тонкой вязью рисунка в знак того, что каждый из них до конца своих дней принадлежит другому.

Всё так же, не расплетая рук, они поклонились Старшему, совершившему обряд, затем и его величеству, а после покинули ритуальный зал, чтобы уже в зале приемов принимать поздравления и присоединиться к общему празднеству — фуршету и танцам.

У дальней стены в тени колонн, почти никем не замеченный, стоял мужчина, кутавшийся в длинный темный плащ. Бесстрастным взглядом он скользил по кругу танцующих, пытаясь заглянуть в глаза Гилора. Когда же это, наконец, удалось, он медленно склонил голову в одобрении и аккуратно стер покатившуюся по щеке слезу — его сын, как никто другой, заслуживал счастья.