Часть шестая.

Завтрак я проспал. Лешка потом рассказал, что пытался меня разбудить, но я мычал и прятался в спальник с головой. Поняв, что зря тратит время, он сбегал в столовую на завтрак, а в палатку вернулся с завтраком моим. И начал с грюканьем и громким бурчанием собираться на озеро, в надежде, что этот шум приведет меня в сознание.

Через пять минут сонное наваждение начало уходить, и я открыл глаза.

"Ну ты даешь!" - не пропустил Лешка этот момент, - "До чего баба довести может!" - это он так грубо об обаятельной Зиночке! - "Собирайся, все уже около машины толкаются!"

"А ты как?" - спросил я на всякий случай, Лешка же давно договорился с Виктором Андриановичем, что тот возьмет его в свой Москвич.

"Как!" - приятель возмутился, - "Давно б уехали, но девчата твою кралю разбудить не могут! Замотал девку до потери пульса!"

Не стал провоцировать его на дальнейшие инсинуации, а занялся собой. Встал, оделся (соответственно поездки на озеро), быстро проглотил принесенное Лешкой из столовой. Он из палатки побежал занимать место в Москвиче, а я пошагал к стоянке машин, где толкался народ и мелькала черная униформа Николая Федоровича, дававшего последние указания. Москвиченок из лагеря покатил - значит, Зиночку все же разбудили.

В кузове на скамейке (в то время специальных машин с салонами для перевозки людей не было), места для меня не нашлось. Устроился в самом его конце стоя, с двумя такими как я бедолагами.

Через полчаса бортовая выбралась на разбитый проселок вдоль железки, по которому поплескаться в водичке добираются из поселков партии и горняков, и по нему больше часа пылила к озеру. Не очень комфортно, честно говоря - шофер старался меньше притормаживать на ухабах, что бы не попадать в облако пыли, которую мы же сами поднимали, и она тут же машину нагоняла. Причем в кузове доставалось всем, и стоящим сзади - по максимому.

Наконец, впереди блеснула вода, за полосой радующего глаз зеленого камыша. Публика вмиг приободрилась, теперь поглядывали друг на друга уже с улыбками. Остановились на берегу рядом с Москвичом, и все бросились в воду, долго плескались, с криками и воплями девушек, когда ребята делали вид, что собираются их окунуть.

Я вышел из воды первым и огляделся - в сторонке Лешка и Виктор Андрианович стояли с удочками в руках (ну Лешка, ну прохиндей, и с удочкой не растерялся!), а недалеко от них разговаривали Зина и Лешкина подруга Фаина. Все в купальных принадлежностях. Пошел в их сторону, поздороваться.

Мужики на меня - ноль внимания, так были заняты делом. А девушки улыбнулись обе, заставив меня ответить тем же.

"Посмотри, сколько они рыбы поймали!" - показала Зиночка рукой в сторону рыбаков, - "А мы к девчатам пойдем (как я понял, к Газону), может помочь нужно, обед готовить!" - и не задержались обе возле меня ни на секунду!

Улыбка у меня на лице как была, так и осталась, только застывшей маской. Не ожидал я такой встречи с Зиночкой, после восхитительной ночи. Откуда эта холодность, без ласкового взгляда, как бы случайного прикосновения? Или меня стесняется, после вчерашнего? Но оставаться на месте истуканом я не мог, Лешка уже оборачивался в мою сторону, подозрительно присматриваясь. Пришлось подойти к нему, задать стандартный вопрос - "Клюет?", - посмотрел улов, с десяток плотвиц.

"Сазан на килограмм сорвался!" - поплакался Лешка, заставив меня усмехнулся: кому ж еще с крючка срываться, не малявке же плотвичке. Прошел к Виктору Андриановичу - улов у него отличался от Лешкиного ненамного. И ноги непроизвольно понесли к Газону, откуда неслись веселые голоса девчат и ребят.

Но и там настроение не поднялось: Зина вела себя, как девушка, ...не имеющая ко мне отношения. Улыбалась, но как и другим, говорила те же слова, что и другим, старалась ко мне не притрагиваться, и уворачивалась при моих попытках дотронуться до нее. Как мог, я старательно делал вид, что все в порядке, но это плохо получалось, и вначале Коля, а потом и Лешка, успевший нарыбачиться, посоветовали одно и то же:

"Улыбайся почаще, и не молчи, с девушками разговаривай!"

На обед была уха - Коля на знакомом разъезде достал бесподобно рваную сеть, и даже в нее, в сплошные дыры, коллективом играючи загнали семь сазанов, по одному-два кг весом. Хоть здесь я недолго от мрачных мыслей отвлекся! А с ухой, сами понимаете, был абалденный Молдавский портвейн, значительно поднявший у всех настроение.

Воспользовавшись моментом, Зиночку я все же оттеснил от подруг в сторонку, и задал наконец мучивший вопрос:

"Что случилось? В чем я провинился?"

"Ни в чем!" - Зина мне улыбнулась, на миг, и сразу же вид приняла серьезный, - "Только не надо ко мне сейчас....приставать... ну показывать всем, что между нами ... что-то большее, чем.... знакомство. Для всех - я в отряде по приглашению Виктора Андриановича. Вот и пусть так считают!"

"Но у нас была такая ночь!" - оставаться просто знакомым девушки мне не хотелось.

"И еще не одна будет!" - Зиночка дотронулась до моей руки пальчиком, и та непроизвольно дернулась, как от удара током, - "Только о них никому, кроме нас знать не положено!" - теперь рукой меня легонько толкнула, - "Иди, покупайся, а я подремать прилягу, что бы", - послала мне легонький воздушный поцелуй, - "ночью не заснуть!"

Я и пошел, куда предложили, и из воды вылез умиротворенным: все у нас с Зинулей в порядке, только стесняется девочка, и не хочет показывать окружающим, что слишком быстро у нас до этого "порядка" дошло. Но это пройдет, женщина всегда вначале стесняется, а потом и гордиться начинает своим возлюбленным.

Набегавшихся, накупавшихся, назагоравшихся наконец потянуло в лагерь, на кровати и раскладушки в тени домиков и палаток. Первым отчалил Москвич с пассажирами, вслед за ним попылил и Газон с основной публикой. В кузове которого каждый занял "свое" место, я со знакомыми бедолагами тоже свое, то-есть стоя на ногах в самом его конце. Подуставший шофер теперь вел машину поосторожней, на ухабах притормаживал и нас тут же накрывало пылью. Досталось всем, а задних, стоявщих в кузове на ногах, трудно было узнать. Пришлось всем срочно бежать в душ пыль смывать, и переодеваться, после чего лагерь затих - уставший народ предался дреме.

В палатке, когда я до нее добрался после душа, Лешка на раскладушке уже сопел. Я упал на свою, и тут же отключился - сил после бессонной ночи и "отдыха" на озере не оставалось.

Ближе к вечеру отдохнувший народ потянулся в столовую пополнять остатки истраченных на озере калорий. Из столовой кто-то завернул в палатку поиграть в теннис, несколько смельчаков начали пинать мяч ногами, а большинство в палатки вернулись, обсудить дневные приключения.

Зиночка вместе с девчатами предпочла последнее, и из палатки не вылезала до темноты, я же с этой чертовой тряпки не спускал глаз, по лагерю прохаживаясь. Наконец девушка появилась на виду, меня заметила, но не подошла, а показала рукой, что идет...к тому месту, где мы провели почти всю прошлую ночь. Пошел за ней следом в отдалении, и только отойдя от лагеря на приличное расстояние, догнал.

Дальше не только с моей стороны, а и с ее тоже, был взрыв страсти. Бесчисленные поцелуи, бесконечные ласки сблизившихся тел, стоны наслаждения в завершающие моменты полного их слияния.

"Все!" - прошептала Зиночка, и поцеловала меня как-то по особому, больше похоже не на долгий и крепкий поцелуй страсти, а осторожный и мягкий поцелуй благодарности, - "Идем в отряд, до утра нужно немного поспать".

Конечно я согласился, и к лагерю мы пошли. Но перед ним Зиночка остановилась:

"Дальше я одна иду. И ты", - показала рукой, как я должен идти, - "то же один. И давай здесь попрощаемся - завтра утром ко мне не подходи", - заметив, что я непроизвольно напрягся, добавила, - "Ну пожалуйста!"