- Хочу убрать воду, - я все еще не желал смотреть на Старшего. Обида пульсировала жесткими ударами ниже пояса, хлестала сердце, пока воспоминания о ремне оглаживали тело.

- Лежи. Я сам, - ответил он и не спеша поднялся.

Мне ничего не оставалось, как уткнуться в покрывало и, сжав лапки, ждать, пока с попы уберут промокшее и сочившееся влагой полотенце.

- Я принесу другое, не поднимайся.

Ослушаться я не посмел, да и куда бы я делся, захоти спрятаться или убежать. Я даже не уверен, что осилил бы поход до ванной комнаты.

Оголившиеся ягодицы обдало прохладой лишь на мгновенье, стоило полотенцу исчезнуть. Кожа нагревалась быстро, лишенная спасительного холода. С голой попой лежать было стыдно, но, по крайней мере, я сумел опустить хвост. Опустить, но не расслабиться полностью - прикосновение неприятно кололо воспаленную плоть.

В комнату вернулся Старший.

- Подними как было, - распорядился он, и я, сцепив челюсть, задрал хвост наверх, послушный приказу.

- Болит?

Сухая махровая ткань неприятно оцарапала, заставив поморщиться.

- Я принес еще льда, - пояснил Старший, совершая на моей покрытой пятой точке какие-то манипуляции.

Закончив, он снова улегся рядом.

- Посмотри на меня.

Делать этого не хотелось - самый главный кот в моей жизни предал меня.

- Тагир, - мягко позвал он по имени. Я развернулся с неохотой. - Скажи мне честно, почему ты сказал это?

Зеленые глаза внимательно вглядывались в мое лицо.

- Потому что я знаю, что она… что я прав.

Старший чуть поморщился:

- Ты же обещал мне больше не врать.

- Я готов вернуться обратно в приют, если мои слова окажутся ложью, - ответил я, выдерживая прямой изучающий взгляд.

- Даже так?

Тяжелые тучи прижали нас крепко к кровати, не давая сердцу ускорить ход. Разговор был тягучий, словно почва, размякшая в поле.

- Да. Но теперь это не имеет значения, мне все равно лучше вернуться. Ты поверил ей, а мне нет. Скоро она войдет в твой дом и мне здесь будет не место. Ведь она наверняка ненавидит меня за то, что я сказал.

- Ты мог не говорить.

- И взял бы грех на душу.

Мы ненадолго замолчали, рассматривая друг друга, словно видя впервые.

- Только я решаю, кто и когда войдет в наш дом… и кто его покинет, - Ракеш поднял лапу и коснулся моего уха. – Совсем прозрачное, ты знал? – неожиданно сменил он тему.

- Нет, сфинксов редко рассматривают, - «смущаясь их уродства», добавил я про себя. – Сильно неприятно? – прошептал я едва слышно.

- Необычно. Я такого никогда не видел, - скользнули подушечки по внешней стороне. – Можно? – спросил он разрешения. Не знаю откуда, но я понял что он хочет потрогать меня еще.

Я кивнул.

Его лапа скользнула на складки, ощупывая их мягкость; они подавались словно глина, следуя за чужими прикосновениями. Палец скользнул на нос, рисуя дорожку до самого кончика. Стало щекотно, я машинально облизнулся, задев его палец.

Мы замерли, глядя друг на друга. Между нами словно проскользнуло что-то. Сердце ударилось о грудную клетку, обдав жаром.

Время остановилось для нас двоих.

Старший неожиданно потянулся и, склонившись, лизнул мой подбородок. Протяжно, захватывая всю нижнюю челюсть и нос. Еще миг, и я ответил, задев его длинный коралловый язык своим, лишь мельком.

Ракеш застыл.

Не желая, чтобы время вновь двинуло ход, я оперся на сгибы локтей и, застыв прямо перед ним, осторожно лизнул его щеку, затем еще и еще, видя, что он позволяет. Коснулся языком его носа, ощутив, как тяжело он тянет воздух, его зрачки расширились, а веки чуть опустились. От пристального взгляда и напряжения, исходившего мягкими волнами от бенгала, внизу налилось кровью. Попу защипало, а Ракеш все еще не двинулся, позволяя себя вылизывать.

- Хватит, Тагир, - неожиданно холодно прозвучал голос. – Ты хороший мальчик, но у нас с тобой уговор, кстати, по твоей же просьбе. Я понимаю, что ты приревновал к Ларите, но это не повод лгать. Знай, я не выброшу тебя на улицу, когда в нашем клане появятся другие коты, и для того, чтобы сохранить мое расположение, совсем не требуется… не требуются отчаянные меры, - он хотел сказать «вранье», понял я, окаменев. - Я надеюсь, что мне больше никогда не придется тебя наказывать, но я сделаю это снова, если подобное повторится.

С этими словами он поднялся и вышел.

Мои щеки горели словно от пощечины.

Лучше б ударил.

Уже не за себя котёнок ропщет, усвоив, кто он есть.

Глотая слёзы, Тагир добра желает хозяину младому,

Но только ложь терпеть, превыше его сил, и лесть

Он чувствует, как гадко расползается она по дому.

Невинный сфинкс, в потоках чувств запутался, малыш,

И есть тут от кого, бенгал манит и проявляет нежность

И даже наказание того не изменит. Ракеш, услышь,

Как плачет маленькое сердце, не видно внешне,

Оно внутри томится, трепещет, словно загнанная мышь.

Услышь, Ракеш, его… услышь.

Kananga

========== Глава 17 Чего греха таить. ==========

Ракеш

Как и было условлено, я позвонил Ларите, прося назначить подходящий для нее день для встречи через две недели. Такой долгий срок мог показаться странным, но меня едва ли это заботило. Я попросил ее выделить для нас целые сутки, объяснив, что не желаю чтобы нас потревожили, и это, как и частое повторение ласкающего слова «нас», несомненно, заставило тиффани более благосклонно отнестись к продолжительному ожиданию. Должно быть, она решила, что мне необходима подготовка для судьбоносного свидания, и была в этом абсолютно права.

Летние дни летели наперегонки. Я погружал себя в работу с головой, возвращаясь домой за полночь. На столе или на плите меня ожидал разогретый ужин, сменявшийся поутру горячим завтраком.

За все это время Тагир ни разу не попался мне на глаза. Избегает – пришел я к выводу уже на третий день и убедился в этом в последующие. Теперь он ложился спать, не дожидаясь моего прихода.

Несколько раз я заглядывал в его спальню, желая удостовериться, что все в порядке и хотя бы поздороваться. Котенок лежал, отвернувшись к стене, укрытый одеялом до кончиков мягких ушек – к собственному удивлению, я осознал, что помню, какие нежные эти «лопухи» на ощупь…

Чувство вины все же осело неприятной пленкой внутри, не давая забыть собственного поступка, несмотря на самовнушение, что я всего лишь проявил себя, как Старший, стремясь воспитать непослушного котика…

Хотя на этом список моих «выдающихся» деяний не заканчивался. Зачем я тогда потянулся к Тагиру?

Сложно объяснить то, что произошло между нами тем дождливым днем. Я поддался сиюминутному порыву, вспыхнувшему голым инстинктом кошачьей природы, и тянувшему меня к большеухому несчастью, упавшему на голову по собственной оплошности, – делано сердился я сам на себя, ясно осознавая, что всего лишь сотрясаю воздух, не чувствуя искренних сожалений за собственное решение.

С недавних пор я заметил, что нахожу странное удовольствие в высматривании голубых венок на чужом загривке, изучении взглядом острых ключиц и костлявых плечей, следя за тощим непоседливым хвостиком и тонкими лапками, прытко кружившими по дому. Непривлекательность сфинкса вдруг превратилось в невероятно занимательное зрелище, притягивающее взгляд помимо воли. Эти его прозрачные уши и темные, как омуты, глаза, крошечная пуговка розового носа, так беззастенчиво выделяющаяся на серой коже…