У Марии была исключительная помощница. Ее дочь Ирен, которой тогда было всего 17 лет, отказалась остаться в прибрежном поселке с детьми. Она стремилась быть полезной, но больше всего не хотела находиться далеко от матери. Марию любили очень многие, но нет сомнений в том, что сильнее всего ее любили дочери. Мария и Ирен прошли курсы медсестер, анатомии и рентгенологии, благодаря которым могли работать в рентгенологических отделениях военных больниц. Они совершили свою первую поездку с мобильными установками 1 ноября. Вскоре эти установки назвали «маленькими Кюри».

Сначала было нелегко убедить военных врачей прислушаться к советам гражданского персонала, который, к тому же, был женщинами без медицинского образования, но очень скоро преимущества рентгенографии оказались настолько явными, что их стали использовать. Фюрн, Жуанвиль, Поперинге, Амьен, Реймс, Верден… Все эти места боев были Марии знакомы. Она чувствовала ужасную боль, видя, как тысячи жизней обрываются в юности, но при этом радовалась, что многих может спасти. Хотя Кюри ужасала сама война, не все армии были для нее одинаковы. Детство и юность, которые она провела в порабощенной стране, говорили о том, что нельзя добиваться мира любой ценой.

Рост спроса на мобильные установки вызвал необходимость в дополнительном персонале — женщинах, потому что все мужчины были призваны. Местом их обучения стал Институт Кюри, который попробовал себя в новой функции. С начала 1916 года Мария стала вести курсы для ассистентов-рентгенологов. Их посещали около 150 женщин из всех социальных слоев, некоторые из слушательниц были медсестрами, но большинство не имело специального образования. К концу войны работало более 200 стационарных рентгенологических постов в полевых больницах и 20 «маленьких Кюри». Только в 1917 и 1918 годах в них было сделано 1100000 рентгеновских снимков, которые спасли огромное число жизней и многих избавили от страданий.

Во время войны Мария занималась и таким методом лечения, как радиотерапия. С помощью единственного маленького вакуумного насоса она заполнила огромное количество ампул эманацией, испускаемой радием, которые были распределены по отделениям радиотерапии французских больниц. Очевидно, что эта работа не улучшила ее собственное здоровье.

Война оставила Европу опустошенной, но перемирие принесло новость, о которой Мария мечтала с самого рождения: Польша вновь стала независимой. Смерти исчислялись миллионами, но по меньшей мере две жертвы не фигурировали ни в какой статистике. Мария и ее дочь Ирен, которая тогда была еще почти подростком, получили огромные дозы облучения, за что они позже очень дорого заплатили, особенно Ирен. Но она, по крайней мере, получила официальное признание со стороны Франции, а вот ее мать, которая разработала и запустила рентгенологическую службу, пожертвовала государству свои медали, включая медали, прилагающиеся к Нобелевским премиям, и купила военные облигации на эту сумму, довольствовалась только моральным удовлетворением от выполненного долга. Несмотря на все достижения и работу во время войны, Мария не получила никакого официального признания со стороны французских государственных органов, которые не простили ей того, что она «запятнала» имя своего мужа.

^{Открытие Радиевого института: слева направо — Клод Рего, Мария Кюри и Жан Перрен.}

^{Мария за рулем «маленького Кюри».}

^{Мария и ее дочь Ирен в Радиевом институте.}

^{Президент США Уоррен Гардинг и Мария на приеме в Белом доме в 1921 году.}

ПОЕЗДКА В США

Кюри была мировой знаменитостью, и после окончания военных действий многие журналисты хотели написать о ней. Но после ужасного опыта общения с прессой во время скандала с Ланжевеном Мария не принимала никого. Однако настырная американка Мэри Мэлони поехала в Париж и решила, что не уедет, пока не добьется интервью. Когда женщины наконец встретились, между ними возникла особая связь, которая прервалась только после смерти Марии. Мэлони была под впечатлением от застенчивости и скромности исследовательницы, а также от суровых условий, в которых она работала. Марию, в свою очередь, привлекли сила и решимость журналистки.

Мэлони предложила ей план, позволявший собрать 100 тысяч франков для покупки одного грамма радия, необходимого Марии для лаборатории. Журналистка предлагала организовать сбор среди американских женщин, итогом которого должна была стать поездка Марии в США для получения этого ценного элемента. С согласия Кюри Мэлони запустила сказочную рекламную акцию. Она неустанно работала, убеждала, искажала и преувеличивала, насколько это было необходимо, пока не распространила миф о «мадам Кюри» в США. Естественно, имя Ланжевена не упоминалось.

В мае 1921 года Мария Кюри и ее дочери совершили путешествие, апофеозом которого был трофей в виде одного грамма радия, заключенного в свинец, который, в свою очередь, положили в деревянный сундук, врученный ей в Белом доме из рук президента Уоррена Гардинга. Однако Мария была очень слаба и не готова к встрече с полными энтузиазма толпами людей. В порту Нью-Йорка один поклонник так крепко пожал Кюри руку, что чуть не сломал ей запястье, из-за чего оно было перевязано в течение почти всей поездки. Несмотря на явную слабость Марии, ей удалось пережить марафонскую программу визитов в школы, университеты, общества и лаборатории, которую подготовила для нее Мэлони, хотя на многих мероприятиях ее заменяли дочери. Также Кюри удалось насладиться визитом в несколько природных парков, особенно в Большой каньон в Колорадо, который она объехала вместе со своими дочерьми верхом на осликах.

В 1929 году Мария совершила еще одно подобное путешествие, также организованное Мэлони, хотя с намного менее интенсивной программой. Теперь целью было собрать необходимые средства для покупки еще грамма радия — для Института Марии Склодовской-Кюри, основанного ее сестрой Броней в Варшаве (Мария была его почетным президентом). На этот раз радий ей вручил президент Герберт Гувер, который пригласил Кюри остаться в Белом доме на несколько дней. Спустя некоторое время после того, как они отплыли обратно, биржа Нью-Йорка рухнула, ознаменовав начало Великой Депрессии.

* * *  

ИРЕН КЮРИ

Ирен вместе со своим мужем Фредериком Жолио-Кюри получила Нобелевскую премию по химии в 1935 году — тогда же, когда Чедвику вручили премию по физике за открытие нейтрона. Возможно, так было предназначено, что Ирен следовала во всем за своей матерью: там, где блистала ее мать, блистала и она. Фредерик получил членство в Академии из рук гордого учителя, Поля Ланжевена, в 1945 году. Однако Ирен, которая была его наставницей в лаборатории и разделила с ним Нобелевскую премию, никогда не была удостоена этой чести, хотя, в отличие от Марии, она пыталась получить ее вплоть до 1956 года, когда она умерла от лейкемии — так же, как и ее мать.

^{Ирен и Фредерик в лаборатории на снимке 1935 года.}

КОНЕЦ И ПРОДОЛЖЕНИЕ

Здоровье Марии (но не ее решимость) слабело, она часто страдала от анемии, у нее развилась преждевременная катаракта. Это состояние было прямым следствием облучения. Катаракта лишила Кюри зрения, и ей пришлось перенести четыре операции, чтобы избавиться от нее. Иногда Мария говорила о том, что хочет выйти на пенсию и ухаживать за садом, но лаборатория была ее жизнью. Это же можно было сказать и о ее дочери Ирен, которая после окончания войны стала лучшей помощницей Марии. Фредерик Жолио, обаятельный и общительный молодой человек, поступивший на работу как ассистент Марии по рекомендации Поля Ланжевена, стал партнером Ирен в работе и в жизни. Он получил степень доктора по физике за изучение радиоактивности полония — ускользающего элемента, открытого Марией Кюри, также он достиг определенных результатов в области химической активности этого элемента. Ирен и Фредерик открыли, но не смогли безошибочно идентифицировать радиоактивный изотоп лантана. Позже они анализировали продукты, полученные при бомбардировке урана медленными нейтронами, но не обнаружили нового процесса ядерного деления, который заметила австрийский физик Лиза Мейтнер.