— Намеренно, но только в данный момент. Я ознакомлю вас со всеми фактами, прежде чем вы окончательно решите, пообещал худощавый разведчик, — и мне кажется, это честное предложение.

— Достаточно честное, — согласился священник.

Они не обменялись рукопожатием, ибо пока не пришли ни к чему, что можно было бы скрепить рукопожатием. Уиллистон уже был у двери, когда Снелл остановил его последним вопросом.

— Вы случайно не коммунисты или что-то в этом роде? Коммунисты и раньше использовали чернокожих в своих целях, и я бы не хотел иметь дело с чем-то подобным — нас слишком долго использовали, мистер Уоррен.

Бывший боец У СО покачал головой.

— Нет, мы не коммунисты, не фашисты и вообще не имеем отношения к такого рода злодеям, сэр. Мы хорошие ребята. Я уверен, вы сами увидите, что мы хорошие ребята, когда мы встретимся в следующий раз. До тех пор будет лучше для нас всех, если никто не узнает, что мы в городе.

Незадолго до семи вечера, однако, об этом узнал еще один человек. Вечерняя газета на второй странице опубликовала фотоснимок Уиллистона и мэра, и один читатель, видевший ранее фотографии Эндрю Уиллистона, узнал человека, который в газете фигурировал под именем Артур Уоррен. Отлично!

Гилман здесь.

Еще раньше появился Карстерс.

А теперь вот и Уиллистон — самый отчаянный, злой и беспощадный — присоединился к ним.

И четвертый — Арболино — скорее всего тоже в городе.

Они откликнулись на зов, содержавшийся в конверте с газетными вырезками, и уже нанесли свой первый удар. Публичное унижение Лютера Хайетта — это, конечно, их работа.

И это только начало, если верить тому, что рассказывал о них Барринджер.

Отправитель газетных вырезок некоторое время размышлял, не пора ли выйти с ними на контакт, чтобы сообщить о себе. Это было сложное решение, грозящее непредсказуемыми опасностями. Тут, безусловно, спешка неуместна. Все значительно бы облегчалось в случае, если бы десантникам понадобилась помощь, если бы люди Пикелиса знали об их прибытии в город или если бы установили личность хотя бы одного из них. Читатель газеты вновь обратился к фотографии и стал с живейшим интересом рассматривать лицо профессора. Профессор выглядел много моложе своих лет и куда более невинным, чем его прошлое. Странно: как мало можно сказать о человеке по его лицу.

Прошло еще несколько секунд, и читатель газеты принял решение.

Нет.

Не сейчас.

Обещанное письмо прибыло в Атланту утром во вторник приблизительно за полтора часа до того, как мистер Милберн Пемброк, совладелец престижной адвокатской конторы «Экли, Пемброк, Трэвис, Кэбот энд Гувен» (отделения в Нью-Йорке, Вашингтоне и Париже) связался по телефону с мистером Джошуа Дэвидом Дэвидсоном. Мистер Пемброк, член Гарвардского клуба и клуба «Лотос» и весь из себя настолько витающий в облаках, что его требовалось по крайней мере два раза в год спускать на землю, был одним из партнеров весьма уважаемой и весьма процветающей корпорации талантливых юристов и обслуживал многие богатейшие американские фирмы и частных лиц. Он был бывшим президентом Нью-Йоркской коллегии адвокатов и непревзойденным виртуозом игры в крокет. Многие президенты банков и председатели советов директоров буквально трепетали, когда им приходилось беседовать лично с Милберном Пемброком, настолько он был красноречив, уважаем, величествен. Ему, как и его фирме (а это тридцать два партнера и девяносто девять сотрудников), ни разу в жизни не приходилось заниматься уголовными делами. Он считал подобную работу чудачеством, но знал, что Джошуа Дэвид Дэвидсон, чья речь и манера держаться отличались мелодраматичностью и эксцентричностью, был юристом в высшей степени достойным уважения. Совладелец уолл-стритской конторы также знал, что Дэвидсон — весьма даровитый адвокат, блестящий оратор, гениально ведущий дела по обвинению в убийстве.

Милберн Пемброк, человек безгранично осторожный, если не сказать скрытный, ничего этого не сказал Дэвидсону по телефону. Он просто сообщил, что водитель автофургона-холодильника, негр по имени Сэмюэль Р. Клейтон — Р. сокращение от «Рузвельт», — должен предстать на судебном процессе в Парадайз-сити по обвинению в убийстве и изнасиловании и что Клейтона осудят за преступление, которое он не совершал, только потому, что свидетели защиты боятся давать показания.

— Откуда вам известно, что он не совершал этого преступления? — поинтересовался длинноволосый Дэвидсон.

— Я не могу сказать, что мне это лично известно, — осторожно ответил Пемброк, — но мне так сказал и уверил меня мой клиент.

— Сэмюэль Рузвельт Клейтон, чернокожий водитель автофургона-холодильника, является клиентом фирмы «Экли, Пемброк, Трэвис, Кэбот энд Гувер»? — спросил Дэвидсон тоном, в котором сквозило недоверие и ирония.

— Нет, конечно, — отрезал адвокат, обслуживающий только крупные корпорации. — И он, кроме того, не является служащим ни одного из наших клиентов.

— Ну и?

— Прошу прощения?

— Мистер Пемброк, мне очень приятно с вами беседовать, но чего же вы от меня хотите?

— Один из наших клиентов заинтересован в том, чтобы мистера Клейтона в суде представлял крупнейший специалист в области уголовного права, и поскольку наша фирма не имеет достаточного опыта в ведении уголовных дел, я бы хотел просить вас заняться этим делом.

— Я полагаю, Эд Уильямс сейчас занят, и поэтому вы решили обратиться ко мне, — усмехнулся Дэвидсон.

— Вы угадали.

Как видим, у Пемброка был довольно крутой нрав, глубоко похороненный под покровом всей этой напускной холодности.

Дэвидсон посмеялся над прямодушием коллеги-адвоката.

— Я не хотел преуменьшить ваши способности и репутацию, мистер Дэвидсон.

Дэвидсон опять рассмеялся.

— Вам это не удалось. У меня самомнение, как Кордильеры, огромное и неприступное. Я хорошо знаю свое дело и беру дорого.

— Наш клиент оплатит ваши услуги по обычной вашей ставке или даже больше. У вас сейчас есть время?

— Но кто ваш клиент и почему это он, черт возьми, так заботится о Сэмюэле Рузвельте Клейтоне? — серьезно спросил специалист по делам об убийствах.

— Я не уполномочен этого говорить, но его это заботит настолько, что он готов заплатить пятьдесят тысяч. Так вы свободны в ближайшее время?

Пемброка не смутишь и с места не сдвинешь, заметил про себя Дэвидсон. Но и сам он был не менее крут и упрям.

— Сейчас? То есть вы хотите сказать, мистер Пемброк, немедленно?

— Насколько мне известно, через три дня начнется отбор присяжных, и суд по возможности начнется уже в конце этой недели.

— Когда ему было предъявлено обвинение?

— Вчера.

— Что-то там у них слишком быстро вершится правосудие! — взорвался Дэвидсон. — Это же смешно!

— Правосудием на этом процессе и не пахнет, мистер Дэвидсон. Мне казалось, я достаточно ясно дал вам это понять в самом начале нашего разговора.

Наступило молчание.

— Так вы возьмете это дело? — не унимался Пемброк.

— Я собираюсь уехать в отпуск — завтра. Это мой первый отпуск за последние два с половиной года.

— Значит, вы не сможете защищать Сэма Клейтона?

Молчание.

— Говорите, водитель автофургона-холодильника? — спросил Дэвидсон внезапно опечаленным голосом.

— Да, хотя я не понимаю, что от этого меняется.

— И ему грозит быть отправленным на виселицу?

— Я полагаю, в этом и состоит план, мистер Дэвидсон.

— Но я к этому плану не имею отношения, мистер Пемброк! Нет, никакого отношения! Этот несчастный получит самого что ни на есть дотошного и беспощадно агрессивного адвоката, мистер Пемброк, а сам процесс может затянуться на месяцы и месяцы! Никому не удастся поволочь Сэмюэля Рузвельта Клейтона на эшафот! — заявил адвокат по уголовным делам, в котором клокотали гневные потки. — Тут уж вы можете положиться на слово Джошуа Дэвида Дэвидсона. Я также даю вам слово Натана Луиса Дэвидсона.

— А это кто?