С учетом трех сводных взводов, количество бойцов в окопах у Иванченко выросло в два с лишним раза. В предвидении скорой атаки немцев, комроты приказал три сборных взвода под командой Абрамовича разместить во внешней линии окопов, один из своих взводов - во второй линии, а два взвода укрыть в потерне, в качестве резерва.

  Были и хорошие новости. Вместе с остатками полковых резервов в расположение вышли старлей - артиллерист с радистом - корректировщики корпусного артполка, расположенного в двенадцати километрах к северо-востоку. За ним появился летчик - капитан из штаба штурмовой авиадивизии, и тоже с радистом. По такому случаю, Иванченко приказал убрать максим из северного бронеколпака на тыловом склоне холма, и разместился в нем сам вместе с капитаном - летчиком, и старлеем - артиллеристом. Радистов и своих связистов посадили в блиндаже под бронеколпаком, антенны раций вывели через тыловую амбразуру колпака и развесили на ближайших кустах. Получился ротный командный пункт. Кардаш остался один в старом НП на западной стороне холма, командовать обороной с фронта.

  Ровно 18-00 холм под ногами бойцов вздрогнул от одновременного разрыва десятков тяжелых снарядов. Рассредоточившийся по дзотам и капонирам личный состав терпеливо ждал конца артподготовки. За два предшествующих дня к артобстрелам все, более-менее, привыкли. За эти дни бойцы убедились, что перекрытые толстым слоем булыжников дзоты, выдерживают прямое попадание шестидюймового снаряда. А более крупных калибров у немцев не было. Не имевшие булыжного перекрытия жилые блиндажи артогнем пробивались, но личный состав в них отсутствовал.

  В этот раз артобстрел был самым ожесточенным. Вся немецкая артиллерия сосредоточила огонь на первой линии опорных пунктов. Стреляли и с фронта и с тыла. Даже в бетонных полукапонирах полы и стены тряслись непрерывной дрожью. В дерево-земляных огневых точках между бревнами обшивки стекали струйки песка. Кардаш спустился из бронеколпака вниз, после того, как крупный осколок влетел в амбразуру, отрикошетил от стенки и впился в дубовый пулеметный стол. Один черт, через амбразуры в густой пыли и дыму ничего не проглядывалось. Артобстрел продолжался ровно 60 минут.

  Не успел дым рассеяться, как появились пикировщики, и с диким воем устремились к земле. Расчет ДШК не сплоховал. Петр услышал сквозь вой пикировщиков трескотню зенитного пулемета. К сожалению, из амбразур бронеколпака обзора наверх отсутствовал. Разрывы бомб тряхнули холм. В прошлые налеты немецкие горизонтальные бомбардировщики использовали только пятидесятикилограммовые фугаски. Похоже, на этот раз немцы увеличили калибр бомб. Пикировщики применяли сотки, а то, и двухсотки. От близкого разрыва блиндаж тряхнуло так, что Петр приложился к стене затылком и слетел со скамейки. Хорошо стена бревенчатая, а не бетонная, а то бы, сотрясение мозга заработал, мелькнула мысль. И без этого, приложило весьма крепко. Разорвалась последняя бомба. Вой пикировщиков затих. Петр по лестнице вскарабкался наверх. За ним следом - телефонист.

  Вот сволочи! - подумал Петя про немцев, которые за время артобстрела и бомбежки подошли вплотную к колючке и успели выкопать себе индивидуальные ячейки в полный рост. Теперь они активно копались навстречу друг другу, явно намереваясь соорудить сплошную линию траншей. В каждой крупной воронке рылось по нескольку немцев, только земля вверх летела. Пулеметчики из полукапониров без команды открыли огонь по немцам, но достать их в окопах и воронках не могли. Младлей схватил трубку, намереваясь позвонить командиру роты и вызвать на немцев огонь минометов, но остановился. С тыла доносилась частая пальба из пушек малого калибра и рев танковых моторов. Кардаш понял, что главная атака опять идет с тыла и Иванченко использует минометы там. Тут же забренчал вызов. Сержант Симоненко, командир пятого отделения, доложил, что наблюдает из северного ТОТ-а большое количество танков с пехотой на подходе к дальней тыловой колючке.

  - Дождись подрывов танков на минах, и только тогда открывай огонь! Бей танки только в борт! - скомандовал Петр. Так и было условлено заранее. Минные подрывы должны были замаскировать выстрелы из башенных пушек. А, расстреливая танки в борт, танковые башни подставляли под ответные выстрелы свои бетонные бока и прятали от противника свое самое уязвимое место - маску пушки. Тем не менее, лишний раз напомнить не помешает, решил Кардаш. Затем, приказал телефонисту соединиться с южным бронеколпаком, и приказал расчету максима расстреливать пехоту, особое внимание уделять саперам, не давать им снимать мины.

  - Ёкарный бабай! - хлопнул себя по лбу лейтенант.

  - Забыли!! Червонцев! - крикнул он в люк сидевшему внизу командиру отделения управления.

  - Срочно перебросьте по потерне телефонные линии от обоих ТОТ-ов и от южного бронеколпака в бронеколпак к командиру роты. Один черт, я не вижу, что делается сзади, и не могу ими командовать. Бегом, марш!

  Поглядев на роющихся в окопах немцев, Кардаш скомандовал орудийным расчетам в полукапонирах обстрелять немцев. Поскольку амбразуры пушек располагались метров на шесть - семь выше немцев, при удачной наводке, можно было засадить осколочный снаряд прямо в окопчик. И, каюк фашисту. Расстояние до немецких окопов позволяло. Пушки взвода звонко забухали, добавив шума в общую какофонию боя. Пулеметчики тоже постреливали, увидев неосторожно высунувшегося, или не успевшего закопаться на нужную глубину, немца. Сзади донесся тяжелый раскатистый грохот. Убедившись, что на фронте все в порядке, лейтенант позвонил комроты и доложился.

  - Понял. У тебя все нормально. А, на нас тут, прут больше шести десятков танков и тучи пехоты. Отбиваемся! Корпусная артиллерия хорошо поддерживает! Слышь, как они врезали! Во, тут от тебя телефонисты пришли. Это ты молоток, правильно сообразил! - командир отключился.

  Бронеколпак Кардаша стоял на западном склоне холма, лишь немногим ниже его гребня, поэтому в тыловую амбразуру он увидел полого пикирующие один за другим бипланы И-15бис. Из под крыльев дымными полосами срывались реактивные снаряды. врезаясь во что-то невидимое за гребнем. Вторым заходом штурмовики вывалили из контейнеров россыпи мелких бомб, различимых только в бинокль. Выше штурмовиков истребители сопровождения рубились с месершмитами.

  Больше, ничего требующего командирских указаний, на фронте обороны не произошло. Бой с тыловой стороны затих после девяти часов. Петр приказал своим артиллеристам, тоже, прекратить огонь, тем более, что немцы уже зарылись глубоко в землю и успели насыпать брустверы перед окопами.

  Около девяти вечера Иванченко вызвал всех командиров в каземат отдыха личного состава на совещание. Пробираясь по подземному ходу. Петр с радостью отметил, что потерна выдержала бомбежку и артобстрел. Он знал это и раньше, по докладам своих "комодов", но теперь убедился в этом лично.

  В освещенном электролампочками каземате сидели Иванченко, политрук роты и прибывшие командиры взводов. Первым делом доложили потери. У Петра потери оказались самыми малыми: всего один убитый, один тяжелый и два легкораненых. Все - случайными пулями, залетевшими в амбразуры. У стрелков один полукапонир разбило прямым попаданием крупной бомбы, видимо, двухсотки. Погибли расчеты ПТР и ручного пулемета. В другом полукапонире, влетевший прямо в амбразуру осколочный снаряд танковой пушки, уничтожил весь расчет. Сам полукапонир уцелел.

  Особо большие потери оказались в приданных взводах. Погибли сам Абрамович, двое взводных и 33 бойца, 18 человек было ранено. Выслушав доклад единственного уцелевшего лейтенанта, комроты длинно и витиевато выругался.

  Оказалось, придурок Абрамович, когда танки прошли через внешний окоп, поднял свои взводы в атаку. Никакой необходимости в этом не было. Немецкая пехота была плотно прижата к земле нашими пулеметами и не помышляла о продвижении за танками. Атаковать в штыки лежащих на земле немцев, через свое собственное минное поле, да, еще имея за спиной четыре десятка танков, было полным идиотизмом. В атаку поднялись сам Абрамович, трое взводных и за ними три десятка бойцов.