– А что Витек, – спросила меня Лида, и в голосе её я услышал легкий укор, – спишь, значит со мной, а потом кому нужно подкладываешь? Карьеру что ли делаешь? Разрешение у начальства получил или свою инициативу проявляешь? А то смотри, у меня тело военное, оно функционирует только по команде.

Я почувствовал, как щеки мои запылали.

– Крутов в курсе, – только и смог я сказать, а потом, чтобы хоть перевести разговор в другое русло и уйти от мучивших меня размышлений, добавил: – Он обещал рассмотреть твой квартирный вопрос вне очереди.

Лидия недоверчиво хмыкнула.

– Уж сколько обещано было, не счесть… Ладно, замполит, вечером буду. Только все остальное за тобой, – девушка отвернулась и демонстративно стала смотреть в сторону, показывая, что ей со мной больше нечего обсуждать.

Медленно поднявшись с крыльца, я пошел в ленинскую комнату. Оглянувшись через плечо, посмотрел на Лиду. Ветер стих, она сидела и щелкала семечки, безучастно глядя в степь. У меня в душе было противно и мерзко, и тут я подумал о тех, кого мы оставляем позади себя, за спиной. У них, наверное, тоже есть желания, мечты, надежды на счастье. Возможно, они хотели бы идти рядом с нами, поддерживая своим участием и теплом сердца. Но мы не спрашиваем их желаний – молча проходим мимо, оставляя этих людей позади, словно перевертываем прочитанные листы книги, которые уже неинтересны. И в прошлом остается множество таких страниц.

Через неделю после инспекции я сидел в летной столовой и обедал.

Проверка политзанятий прошла хорошо, контролирующий – молодой майор из политодела ВВС округа, остался доволен. В особенности ему понравились вечерние посиделки и бурно проведенная ночь с Лидкой, после чего, он, с немного опухшим от выпитого спирта лицом и слегка покусанными губами, подвел итоги. Оказалось, что я провожу занятия на высоком идейно-политическом уровне, методически грамотно, умело использую средства наглядной агитации. Да и бойцы не подкачали. Маленький, небольшого роста Паша Толоконников, похожий на пионера по ошибке, призванного в армию, отвечал очень активно, и, можно сказать закрыл собой амбразуру…

Пока я сидел и предавался воспоминаниям о прошедшей проверке, ко мне за столик подсел незнакомый летчик в синей летной куртке. Его недавно назначили командиром 3-й эскадрильи, а предшественника перевели заместителем командира полка в Качинское училище. Новый комэска7 был невысокого роста, немногим старше тридцати лет. Его голову тронула ранняя седина, а на загорелом лице ярко выделялись внимательные, темные глаза, которые невольно приковывали к себе внимание.

– Товарищ подполковник, подпишите!

К нашему столу подошел штурман 3 эскадрильи и протянул какие-то бумаги на подпись.

– Кто полетит на разведку погоды? – негромко спросил комэска.

– Майор Великанов и старший лейтенант Тырша на спарке8, – ответил штурман.

– Ты ведь из батальона обеспечения? – обратился комэска ко мне.

– Да, замполит комендатуры.

– Недавно у нас сел летчик, не выпустив шасси. Вам передали указание командующего ВВС округа о предотвращении подобных случаев?

– Насколько я знаю, нет!

– Мне позвонил командир полка, – подполковник неторопливо ел принесенную официанткой еду и говорил, не глядя на меня, словно беседовал сам с собой, – надо в километре от конца ВПП с обеих сторон поставить по небольшой вышке. Подумайте из чего их сделать.

– А зачем это нужно? – удивился я. – Ведь есть руководство по эксплуатации аэродрома и там все строения, которые необходимы четко указаны.

Подполковник усмехнулся.

– Начальству виднее. На полеты мы будем выделять курсантов с биноклем и рацией. Они станут смотреть за заходящими на посадку самолетами. Если кто-то из летчиков забудет выпустить шасси, курсанты свяжутся с РП9 и предупредят заранее, чтобы была возможность, в крайнем случае, уйти на второй круг.

– Вы думаете, это поможет избежать аварий?

– Не знаю, – задумчиво ответил комэска, – приказ надо выполнять, а там будет видно. Я смотрю, жизнь у вас здесь бьет ключом, – вдруг заметил он, когда штурман отошел от нашего столика. – Особенно по вечерам.

– А чем еще здесь заниматься – обычный походный набор: вино и женщины, как в старые времена, когда мужиков отправляли на войну.

– Что-то вроде тылового обоза?

– Навроде, только без маркитантов.

– Послушай, – мой собеседник откинулся на спинку стула и впервые внимательно посмотрел на меня, – мы с тобой беседуем, а я не знаю даже, как тебя зовут. Давай что ли, познакомимся! Я Сергей Николаевич, фамилия Волчатников.

– А я Виктор Лихачев.

– Ну что ж, будем работать вместе. Значит, насчет вышек ты понял? Передай, пожалуйста, это указание Косых и начальнику комендатуры.

Волчатников замолчал, увидев что-то интересное за моей спиной, и я повернул голову. В зал вошли официантки и среди них новенькая, недавно прилетевшая транспортником из Азовска. Она легко несла тяжелый поднос с тарелками. Ее стройная фигура быстро летала между столиками, за которыми сидели пилоты. Было в ней что-то особенное, отличное от других официанток, и трудно сказать, что именно. Может выражение лица, голос, не знаю… Волчатников, как мне показалось, несколько смутился оттого, что я это заметил его интерес к этой девушке.

– Что же, – негромко сказал он, – пора на полеты. Да, если вечером свободен, заходи ко мне. Знаешь где барак летчиков? Комната десять.

– Хорошо, приду! – удивляясь самому себе, ответил я, поскольку совершенно не представлял, что у нас может быть общего.

Командира аэродромной роты Косых, как и меня, удивило распоряжение командующего о строительстве наблюдательных вышек. Он почесал вьющиеся на затылке волосы и пошел исполнять приказ. Правда, перед этим, сопят от жары, и неловко переминаясь на своих крупных, как у Гаргантюа ногах, попросил с ноткой вины в голосе:

– Слышь, комиссар, я там одного бойца задел слегка. Ты разберись, замни, если что…

– Серьезное что-то?

– Да не, из автороты один алкаш. Пришлось его повоспитывать.

И действительно. Вскоре меня нашел незнакомый прапорщик из полка и отдал свою объяснительную. Как выяснилось этот прапорщик сидел в курилке, когда мимо проходил рядовой автороты Шпистер.

«При этом, – писал прапорщик, – рядовой Шпистер был в нетрезвом виде, громко матерился и не реагировал на замечания старших. Когда я подошел и сделал ему замечание, рядовой Шпистер обругал меня матерными словами и угрожал ударить. В это время мимо проходил капитан Косых, после чего рядовой Шпистер заплакал и стал просить извинения».

– Все ясно! – сказал я прапорщику. – Мы разберемся с ним, он будет наказан.

Прапорщик, словно ожидая еще чего-то, помялся, и нерешительно отошел. Я вызвал к себе рядового Шпистера. Тот вскоре прибыл в грязной, полинялой техничке, брюки были заправлены в кирзовые сапоги, покрытые толстым слоем пыли. Под глазом у Шпистера наливался большой синяк.

– Ну что, Шпистер, – спросил я строго, – опять за старое? Пьянствуешь, сачкуешь? Откуда синяк?

Шпистер, как все старослужащие, оказался сообразительным.

– Товарищ старший лейтенант, был на страте и решил пройтись по трубе подачи топлива. Поскользнулся и упал глазом на задвижку, – говоря это, Шпистер теребил пилотку в руках. Но вид у него был плутовским, он говорил мне: «Замполит, ну мы же с тобой все знаем. Хорош ломать комедию!»

– Придется отправить тебя в Азовск. Там, голубчик, с тобой быстро разберутся и приведут в норму.

– Ну, товарищ старший лейтенант, я больше не буду, – совсем как ребенок, стал канючить Шпистер, – ну товарищ старший лейтенант…

Я его понимал: многим солдатам нравилось жить в полевых условиях больше, чем в Азовске. Здесь было больше свободы, не так строги командиры. Рядом, всего в нескольких километрах находились станицы и хутора, где всегда можно было найти разбитных одиноких казачек. К ним бойцы бегали в самоволки, а то и ездили на машинах прямо с полетов.