Доктор исторических наук И. В. Курукин в своей книге «Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России» четко и ясно пишет «…сведений о визите в Москву генуэзских посольств в 1386 г. или в 1429 г. и тем более о демонстрации москвичам спирта ни русские летописи, ни итальянские документы не содержат» [11]. Собственно, на этом можно было бы и поставить точку, так как опровергнуть заявление авторитетного ученого можно только одним способом – предъявить соответствующий документ или хотя бы выписку из него, с четкой ссылкой на первоисточник. Но таких ссылок ни в научном обороте, ни в ином информационном пространстве никто и никогда еще не привел.
Но мне представляется интересным попытаться разобраться в истоках возникновения этой легенды. Исходной точкой нашего исследования следует взять книгу В. В. Похлебкина «История водки», поскольку только там содержится «обоснование» дат посещений генуэзцами Москвы.
Вот что об этом пишет В. В. Похлебкин: «Известно, что в 1386 году генуэзское посольство, следовавшее из Каффы (Феодосия) в Литву, привезло с собой аквавиту[1]. … С этим крепким напитком ознакомили и царский двор, однако его признали чрезвычайно крепким и возможным для употребления лишь как лекарство и исключительно разбавленным водой» [12].
И в другом месте: «В 1386-м году генуэзское посольство, направлявшееся в Литву через Московское княжество по случаю обращения Витовта и литовского народа в католичество демонстрировало винный спирт Московским боярам. Однако не как напиток, а в качестве лекарства. В 1429 году генуэзцы также проездом в Литву на Тракайский съезд, где Витовту должен был быть присужден королевский сан, показывали аквавиту при дворе Василия III Темного[2], но она была признана слишком крепкой, непригодной для питья. Генуэзское посольство везло аквавиту в Троки Витовту, но из описания семинедельного празднества совершенно неизвестно, был ли этот подарок там воспринят как напиток и был ли он предложен гостям для застольных возлияний. Скорее всего, и в этом случае аквавита (а может быть, уже и коньяк?!) была воспринята только как лекарство[3]» [13].
Через несколько страниц В. В. Похлебкин возвращается к этой теме: «Как известно, историк XVIII века М. Чулков, занимавшийся изучением русской экономической истории, и особенно истории внешней торговли России, писал вполне определенно как о само собой разумеющемся факте: „Что ж принадлежит до винокурения, то оное около четвертагонадесять столетия перенесено к нам из Италии от генуэзцев“[4]» [14].
Из приведенных ссылок должно следовать, что о данных фактах В. В. Похлебкину стало известно из произведений Успенского, Карамзина и Чулкова.
Вот что пишет Успенский: «Весьма вероятно, что вскоре по изобретении искусства курить горячее вино, посредством Генуэзцов, владевших тогда приморскими местами ныняшняго Таврическаго полуострова, сделалось оно известным и в Южной России; но когда именно с достоверностию утвердить не можно. Сочинитель Истории о Таврии относительно сего весьма правдоподобно полагает, что в нынешней России появилось оно около 1398 года по Р. Хр. таким образом: „Генуэзцы, жившие в Таврии, избегая насилия Кипчакскаго войска и удаляяся в Украйну, в коей царствовал тогда Витольд, ввели пагубное искусство винокурения, что сделалось източником невоздержания и беспорядков. Немедленно напиток стал общим“» [15].
Не рассматривая эту довольно спорную цитату по существу, взглянем на нее с точки зрения пригодности для вышеприведенного утверждения В. В. Похлебкина. И мы видим, что Успенский не дает ни малейшего основания применять причастие «известно», так как он всего лишь «полагает», хотя и использует выражение «правдоподобно». А все остальное (Литва, царский двор, 1386 г., излишняя крепость) у Успенского просто-напросто отсутствует. Может быть, идею связки «Литва – генуэзцы» В. В. Похлебкин позаимствовал у А. В. Терещенко, автора книги «Быт русского народа», изданной в 1848 г. Говоря о времени знакомства России с водкой, А. В. Терещенко пишет: «Правдоподобнее полагать можно, что водка появилась у нас не ранее 1398 года: тогда уже генуэзцы доставляли водку в Литву и ознакомили нас с пагубным напитком» [16]. При этом автор также ссылается на Успенского, прикрывая свои фантазии по поводу Литвы его авторитетом.
Обратимся теперь к Карамзину, ссылка на которого должна подтвердить факт показа генуэзцами Василию II аквавиты в 1429 г.: «Несмотря на сии неприятельские действия Витовта в северо-западной России он жил мирно с юным внуком своим, Великим князем[5]; обязал его даже клятвою не вступаться ни в Новгородския, ни в Псковския дела, и в 1430 году дружески пригласил к себе в гости. С Василием отправился в Литву и митрополит Фотий. В Троках нашли они седаго осьмидесятилетняго Витовта, окруженнаго сонмом Вельмож Литовских. Скоро съехались к нему многие гости знаменитые: князья Борис Тверский, Рязанский, Одоевские, Мазовские, Хан Перекопский, изгнанный Господарь Волошский Илья, Послы Императора Греческаго, Великий Магистр Прусский, Ланд-маршал Ливонский со своими сановниками, и Король Ягайло. Летописцы говорят, что сей торжественный съезд Венценосцев и Князей представлял зрелище редкое; что гости старались удивить хозяина великолепием своих одежд и многочисленностью слуг, а хозяин удивлял гостей пирами роскошными, каких не бывало в Европе, и для коих ежедневно из погребов Княжеских отпускалось 700 бочек меду, кроме вина, Романии, пива, – а на кухню привозили 700 быков и яловиц, 1400 баранов, 100 зубров, столько же лосей и кабанов. Праздновали около семи недель, в Троках и в Вильне» [17].
Это все, что написал Карамзин про Трокайский съезд (В. В. Похлебкин пишет Тракайский съезд, но г. Троки получил новое название Тракай только в 1940 г.). Как видим, никаких генуэзцев, никаких показов аквавиты, никаких коньяков и лекарств там нет.
Осталось рассмотреть ссылку на Чулкова. Цитата, приведенная В. В. Похлебкиным из его книги, почти верна: «Чтож принадлежит до винокурения, то оное около четвертагонадесять столетия перенесено к нам из Италии, вопервых в Украйну, то есть в малую Россию от Генуэзцев, народа Италианскаго, при Черном море немалое время обитавшаго» [18]. Для В. В. Похлебкина в данном тексте важна уверенность автора в роли генуэзцев в возникновении русского винокурения. Но в другой книге, изданной двумя годами ранее, Чулков писал об этом совсем не категорично, а предположительно: «Чтож до давности сих заводов (винокуренных. – БР) касается, то вопервых надлежит знать, что делание хлебных и прочих водок через ферментацию (как то и наше горячее вино делается), хотя давно и яко бы в Аравии изобретено, но в Европе зачато не прежде, как в 14 столетии по рождестве Христове, следственно от сего времени[6] около трех сот, а и много что четыреста лет, и будто сперва известно учинилось в Италии чрез Арнольда Вилланову и Раймунда Люлия и употреблялось вначале, как лекарство, каплями. И так вероятно, что сие искусство из Италии перенесено к нам вопервых в Украйну, то есть в Малую Россию, от Генуесцов, народа Италианскаго, в Азове и при Черном море немалое время обитавшаго; а потом время от времени умножаясь, и по всей России распространилось, к чему без сомнения довольство всяких жит, а напротив того неимение виноградных напитков немалую причину подало. И хотя точно узнать не можно, как давно у нас оные заводы, однако, смотря на выданные о кормчествах уставы, должно думать, что они хотя не в таком множестве, как ныне, однако пред сим за полтораста, или около двух сот лет уже были» [19]. И, кроме того, Чулков, так же как и Успенский, не приводит ни одного документа в поддержку своей версии.
