– Женщина уже осмотрела тело. Она не знает девушку.

– Девушку? Считаете, что это… Что она молода?

– Эксперт утверждает, что ей не больше тридцати пяти.

– Господи!

Данила судорожно перекрестился. Сильно вытянул шею, попытался выглянуть из-за широкого плеча мужика в штатском. Хотелось рассмотреть эксперта, который возился с трупом.

– А что с ней? Наркотики? Алкоголь? – почему-то шепотом спросил он.

– Нет. Ее убили, – и малый впился в него острым, как шило, взглядом. – Ножом в сердце.

– Боже мой! – Данила запечатал рот ладонью, боясь, что снова начнет блевать. Но тут же спохватился: – Почему вы считаете, что я могу ее знать?

– Возможно, она местная, – парень пожал плечами. – Документов нет. Сумки нет. Может, бытовая драка и далеко не потащили. Может, тоже собаку выгуливала: зверь сбежал, а девушка осталась. Вы все же взгляните.

И он взглянул. И над ним потом еще минут десять колдовал врач «Скорой помощи». Даже отпускать не хотел, настаивал на госпитализации.

– У меня собака. Мне надо домой, – едва слышно возражал Данила и дышал широко открытым ртом, отводя мутный взгляд в сторону от места, где лежала мертвая девушка.

– Значит, вам она не знакома? – в десятый, наверное, раз спросил мужик в штатском.

– Нет. Говорю же, нет! – лопотал он, как в бреду. – Почему я должен был ее знать? Фу, как же противно!.. Какая вонь!

В чувство его привел не доктор, а звонок Оленьки. Она окончательно пробудилась к тому времени. Выпила свое мерзкое пойло из огуречного сока и прокрученных ростков пшеницы. Приняла душ, накрасилась и жаждала прижать к сердцу своего Чарлика. Не его, Данилу, заметьте, а мерзкого Чарлика, из-за собачьего любопытства которого с Данилой случилось все это.

– Данила, немедленно домой! – принялась гневно повизгивать Оленька, точь-в-точь как ее собачка. – У Чарли случится стресс из-за всего, что пришлось пережить! И мы опаздываем. Тебе ведь еще надо в душ.

Его отпустили, слава создателю. Он отвязал собачку, намотал поводок на ладонь, чтобы эта тварь снова не улизнула и не преподнесла еще какой-нибудь сюрприз. И на слабых ногах отправился домой.

В квартире пахло подгорелым хлебом: Оленька снова сожгла тосты. Воняло ее агрессивными духами и освежителем воздуха из туалета. Смесь этих запахов всегда бесила Данилу. Всегда, но не сегодня. Сегодня он был им несказанно рад. Они, смешавшись, избавляли его от вони смерти, которой он надышался только что.

Он снял ошейник с Чарли, шлепнул его по крохотному заду, отправляя к хозяйке, сам пошел в душ. И пробыл там минут двадцать. Его все еще мутило. Он без конца чистил зубы и нарочно тянул время, надеясь, что Оленька уедет без него и не нужно будет перед ней появляться с бледной физиономией и трясущимися губами. Она хоть и дурочкой была, его обожаемая малышка, но читала его на раз.

Оля не уехала. Она вдруг решила накормить его завтраком. Это было впервые. На его вопросительный взгляд ответила:

– Ты пережил ужасное утро, милый. Пей кофе.

Кофе она варить умела, и он с наслаждением подливал себе снова и снова. Пока взгляд не прояснился и не перестало мутить.

– Теперь салатик. – Оленька заботливо пододвинула к нему тарелочку с тремя огуречными и помидорными кружками. – И нам в самом деле пора, Данила.

Он кивнул, протолкнул в себя ее салат, снова запил кофе и неожиданно затих, невидяще глядя за окно.

– Данила, что-то не так? – Силуэт Оленьки перекрыл световой поток из окна, и ее тщательно накрашенное лицо приблизилось к его глазам. – Что? Ведь что-то же случилось там, в лесу, так?

– Да, – кивнул он и беспомощно развел руки в стороны. – Случилось, малыш.

– И что же? – Ее взгляд полнился недобрым любопытством.

– Я ее узнал!

– Кого? Кого ты узнал, господи помилуй?

Она поняла. Все поняла, хоть он и считал ее дурочкой. Со слабым оханьем опустилась на стул напротив. Прижала руки к груди, вытаращилась на него, спросила:

– Ты узнал тело?!

– Да.

– И кто же это? Кто, Данила?

– Та самая журналистка, которой мы с Вовчиком отвесили пенделя несколько месяцев назад.

– Вовчик? Какой Вовчик? Какого пенделя? – Гладкий лобик Оленьки пошел грубыми складками. – Я чего-то не знаю, Данила?

– Понимаешь, это такое дурацкое дело…

Он не мог ей рассказать всей правды, сто процентов. Он тогда с Оленькой еще даже знаком не был. Зато хорошо был знаком с Вовчиком, мастером всевозможных сетевых афер. И они неплохие деньги поднимали, занимаясь всем, что придумает Вовчик. Вовчик придумывал, Данила исполнял. Бегал на свидания, разводил одиноких телок на деньги. Ходил по квартирам, продавал пенсионерам все что придется. Представлялся кредитным инспектором, сотрудником собеса. Словом, не брезговали ничем. Они не зарывались, нет. Но и не думали останавливаться. Пока однажды им на хвост не наступила верткая маленькая журналистка, явившаяся к Даниле на свидание под видом недавно осиротевшей генеральской дочери.

Ох, что потом было, вспомнить страшно!

Сначала вышла статья. Едкая, без имен и фамилий, но обличающая их действия и настораживающая пользователя. Потом еще одна статья, с фотографией Данилы со спины. Журналистка собиралась написать третью, но схлопотала пинок под зад и десяток угроз в свой адрес. Вовчик даже к ее шефу не поленился съездить. Возмущался, грозил судами, громкие имена называл, намекая на покровительство. Главный редактор как человек осторожный и мудрый статью попридержал, но за пинок потребовал извинений перед девчонкой.

Данила извинения принес и даже букет притащил. Дело замялось. Забылось. Их с Вовчиком партнерство рассыпалось.

И вдруг.

Он узнал ее, хотя узнать было сложно. Но все равно узнал. А узнав, так перетрусил, что блевал потом уже не от отвращения, а от страха.

– Данила, я жду! – потребовала Оленька, и впервые за все время их связи ее взгляд сделался строгим и жестким.

– Понимаешь, это такая дурацкая история…

– Это уже было, Данила. Говори или мне придется с тобой расстаться.

– Что же, – он обреченно кивнул и попытался пошутить: – Что так тюрьма, что так три года.

– Данила!

– Хорошо.

И он все ей рассказал. Может, не все, но в общем. Закончив говорить, боялся поднять на Оленьку глаза. Уже мысленно собирал вещи в свою огромную дорожную сумку на колесиках. Как вдруг…

– Да ты у меня шалунишка, мальчик мой, – вкрадчиво пробормотала Оленька. Зашла со спины, улеглась грудью ему на спину, повторила: – Шалунишка ты у меня!

– Оль, прости. Прости, что не рассказал тебе раньше, но сама понимаешь… – Он поймал ее ладошки, принялся целовать бегло, быстро, виновато. – Прости, малышка. Прости.

– Ай да Данила-мастер! Ай да затейник! А ты знаешь… – Она скользнула ему на колени, обняла за шею, глянула со странной улыбкой, – это так возбуждает. Может, к черту работу? Займемся чем-нибудь приятным, а?

– Легко! – Он принялся жадно щупать ее тело, будто впервые держал его в руках. Но вдруг спохватился. Отстранился, глянул испуганно: – Оль, а что, если они докопаются?

– Кто они? До чего докопаются? – Ее язык исследовал его ухо, дыхание обжигало.

– Полиция! Вдруг они узнают, что это я тогда с Вовчиком…

– И что?

– Мы пинка ей отвесили, скандалили, я ее мертвую нашел. Оль, могут быть проблемы! – Страшная мысль подействовала, как хлыст, Данила дернулся, зажмурился, затих. – Они же могут все увязать в один узел. Там такие умники! Могут все раскопать!

– Что бы они ни раскопали, у тебя алиби, милый. На любое время суток. Ты со мной, ты мой. – Оленька резво потянула вверх тонкое шелковое платьице. – Ты не мог причинить ей зла. Твоей вины в этом нет.

– А я не сказал, что узнал! Как быть?

– Тю-юю, – присвистнула Оленька, удобнее устраиваясь на нем. – Ты ее узнавать был не обязан. К тому же, сам говоришь, она ужасно выглядит.

– Да, ужасно. – Он передернулся, вспомнив.

– Вот и все. Ты ее не трогал, узнавать был не обязан. Забыли и забили, милый.