Однако рука исчезла ненадолго. С резким скрипучим звуком одна из широких белых плит перевернулась, оставив открытой квадратную дыру, откуда прорезался свет фонаря. Над краем показалось гладко выбритое, почти мальчишеское лицо. Человек внимательно посмотрел по сторонам, потом, ухватившись за края отверстия, стал медленно подтягиваться. Сначала показались плечи, потом грудь и талия, наконец, он уперся одним коленом в пол и в следующую секунду уже стоял на обеих ногах и помогал выбраться наверх своему спутнику, такому же гибкому и невысокому, с копной огненно-рыжих волос и очень бледным лицом.

– Все чисто, – прошептал первый. – Зубило и мешки не забыл? О, черт! Прыгай, Арчи, прыгай! Я за тобой!

Шерлок Холмс метнулся из своего укрытия и схватил его за воротник. Второй нырнул в лаз, и я услышал звук рвущейся материи – это Джонс успел схватить его за куртку. В свете фонаря сверкнуло дуло револьвера, но в ту же секунду на руку злоумышленника опустился хлыст Холмса, и оружие полетело на каменный пол.

– Сопротивляться бесполезно, Джон Клей, – негромко сказал Холмс.

– Я вижу, – хладнокровно произнес преступник. – Только вот дружка моего вы упустили, хоть вам и осталась на память пола его куртки.

– Ничего, у двери его ждут три человека, – сказал Холмс.

– Да? Вы, похоже, хорошо подготовились. Примите мои комплименты.

– Вы тоже, – ответил Холмс. – Ваша идея с рыжими очень оригинальна и удачна.

– Скоро вы снова встретитесь со своим другом, – сказал Джонс. – По норам он лазает быстрее, чем я. А ну-ка, покажите мне ваши ладошки.

– Я бы попросил вас не прикасаться ко мне своими грязными руками, – бросил пленник, когда на его запястьях защелкнулись наручники. – К вашему сведению, в моих жилах течет королевская кровь. И будьте любезны, обращаясь ко мне, говорите «сэр» и «пожалуйста».

– Хорошо, – Джонс недоуменно посмотрел на него и чуть не рассмеялся. – Тогда не соблаговолите ли вы, сэр, подняться со мной наверх, где уже ждет кеб, который доставит ваше высочество в полицейский участок?

– Так-то лучше, – невозмутимо произнес Джон Клей, важно раскланялся с нами тремя и в сопровождении детектива направился к выходу.

– Мистер Холмс, – произнес мистер Мерриуэзер, когда мы двинулись следом за ними, – я уж и не знаю, как банк может отблагодарить или вознаградить вас. Вы ведь раскрыли и предотвратили одну из самых дерзких и хитрых попыток ограбления на моей памяти.

– У меня были кое-какие свои счеты с мистером Джоном Клеем, – сказал Холмс. – В связи с этим делом у меня возникли определенные затраты, я рассчитываю, что банк возместит мне их, но в остальном для меня лучшей наградой является уникальный опыт, который я приобрел, и то неповторимое впечатление, которое произвел на меня рассказ о Союзе рыжих.

– Видите ли, Ватсон, – приступил к рассказу Шерлок Холмс, когда рано утром на Бейкер-стрит мы сели выпить виски с содовой, – мне с самого начала было ясно, что единственной целью всей этой затеи с Союзом рыжих и переписыванием энциклопедии было выманить из дома в определенные часы этого простодушного ростовщика. Конечно, добились они этого весьма необычным, но единственным верным способом. В изощренном мозге Клея эта идея наверняка появилась, когда он увидел волосы своего работодателя. Четыре фунта в неделю не могли не соблазнить его, но для злоумышленников это были сущие пустяки, ведь они собирались прибрать к рукам тысячи. Итак, они дают объявление в газету, один мошенник снимает на время рабочее помещение, второй убеждает Вилсона пойти на собеседование, таким образом они добиваются того, что он по утрам стал на несколько часов уходить из дому. Как только я услышал, что помощник согласился работать на полставки, я понял, что ему во что бы то ни стало нужно было заполучить это место.

– Но как вы догадались, зачем они все это затеяли?

– Если бы в доме были женщины, я заподозрил бы обычную интрижку. Но эта версия отпадала. Дело у рыжего ростовщика небольшое, в его доме нет ничего такого, ради чего нужно было бы устраивать столь тщательно продуманную махинацию, требующую к тому же немалых расходов. Значит, они имели в виду нечто, находящееся вне дома. Что же это могло быть? Меня заинтересовало увлечение помощника фотографией, дающее ему возможность часто бывать в подвале. Подвал! Вот оно, недостающее звено. Потом я навел справки об этом загадочном помощнике и узнал, что это один из самых коварных и дерзких преступников в Лондоне. Он не просто так спускался в этот подвал. То, чем он был там занят, требовало несколько часов ежедневной работы на протяжении нескольких месяцев. Что же это могло быть? Мне в голову пришло лишь одно объяснение: он делал подкоп к какому-то другому зданию.

Это все, что мне было известно, когда мы с вами отправились на Сакс-Кобург-сквер. Помнится, вы удивились, когда я постучал по мостовой тростью. Я проверял, куда тянется подвал, в сторону фасада или заднего двора. Оказалось, не в сторону фасада. Потом я позвонил, надеясь, что дверь мне откроет помощник, так и вышло. Наши пути несколько раз пересекались, но в лицо мы друг друга не видели ни разу. Хотя на лицо его я почти и не смотрел. Меня больше интересовали его колени. Вы, наверное, и сами обратили внимание на его помятые и грязные брюки, растянутые на коленях. Их вид доказывал, что он долго возился в земле. Оставалось выяснить, куда мог вести их подкоп. Я зашел за угол, увидел отделение «Сити-и-Сабербен Бэнк», примыкающее к дому нашего знакомого, и понял, что загадка разгадана. Когда вы после концерта поехали домой, я сначала направился в Скотленд-Ярд, потом нанес визит председателю совета директоров банка. Чем это закончилось, вы видели.

– А как вы догадались, что они решат проникнуть в банк именно сегодня ночью? – спросил я.

– Они закрыли контору Союза рыжих, следовательно, надобность в каждодневных отлучках мистера Джабеза Вилсона отпала. Другими словами, подземный ход был закончен. Но им нельзя было тянуть, потому что туннель могли обнаружить, да и золото в любую минуту могли перевезти в другое место. Суббота подходила им больше, чем любой другой день, потому что двух выходных дней им бы хватило, чтобы скрыться с добычей. Поэтому-то я и решил, что они пойдут на дело именно этой ночью.

– Поразительно! – искренне восхитился я. – Такая длинная цепочка, но вы продумали каждое звено и нигде не ошиблись!

– Это дело на некоторое время развеяло мою скуку, – зевнул Холмс. – Увы, я уже снова чувствую ее приближение. Вся моя жизнь – это долгая борьба с обыденностью и рутиной. Подобные задачки помогают мне.

– Вы благодетель рода человеческого, – с чувством сказал я.

Он пожал плечами.

– Ну что ж, может быть, от моей работы и в самом деле есть какой-то прок. Как Гюстав Флобер написал Жорж Санд: «L’homme c’est rien – l’oeuvre c’est tout»[4].

– Дорогой Ватсон, – сказал Шерлок Холмс, когда мы уютно расположились в придвинутых к камину креслах в его квартире на Бейкер-стрит, – жизнь бесконечно причудливее, чем любое порождение человеческого разума. Мы не в состоянии постичь даже того, в результате каких хитросплетений происходят самые обычные, повседневные вещи. Если бы мы с вами могли, взявшись за руки, выпорхнуть в это окно, пролететь над нашим огромным городом, заглянуть под крыши домов и подсмотреть те удивительные вещи, которые творятся кругом, увидеть странные совпадения, понаблюдать за хитроумными планами, противоречивыми помыслами, всей чехардой событий, которая тянется из поколения в поколение и приводит к самым неожиданным результатам, то вся литература с ее предсказуемыми сюжетами и избитыми приемами показалась бы нам скучной и нестоящей.

– И все же я не согласен с вами, – ответил я. – Те происшествия, о которых пишут в газетах, как правило, достаточно тривиальны и лишены какого-либо интереса. В полицейских отчетах натурализм вообще достигает наивысшей точки, но, надо признать, что вряд ли кто-то назовет их захватывающим или высокохудожественным чтивом.