– Думаю.

Ануджа залезла ко мне на колени.

– Можно я буду думать вместе с тобой?

Она унаследовала от мамы не только тонкие черты лица, но и изящество ее фигуры. Сестру всегда интересовало, почему бабушка на нее кричит и почему умирает птенец за окном. Гамлет говорил, что в падении воробья видна воля Провидения. Но как можно объяснить сестре это?

– Да.

Ануджа немного помолчала. Затем любопытство взяло свое.

– Почему ты не тренируешься с Шиваджи?

– Он сегодня решил передохнуть, – выкрутилась я. – Он сказал: «Ступай и скажи Анудже, что сегодня Сита научит ее держать саблю».

– Не хочу саблю, – отрицательно замотала головкой сестренка. – Хочу поиграть с Моли.

Так звали ее игрушечную кошку. Бабка запрещала держать в доме настоящую кошку.

– Но мы играли с Моли вчера.

Ануджа приникла головкой к моей груди.

– Тогда почитай мне сказку.

Я зажмурилась, представив себе, что моя собеседница способна понять, как трудно упражняться в боевых искусствах, ожидая дня, который, возможно, вообще никогда не настанет. Наверняка есть сотни женщин, которые упорно готовятся, чтобы оказаться в Джханси, столичном городе, где живут махараджа Гангадар Рао и его рани. Но в своей деревне я одна такая.

Когда Ануджа прижалась ко мне своей головкой с мягкими волосиками, мне ужасно захотелось, чтобы сестренка поскорее выросла и смогла понять, что для меня значат мои тренировки. Я потерла лодыжку, которая болела после вчерашних упражнений.

– Сказка… Как насчет «Павлина и черепахи»?

Ануджа согласно кивнула, и я начала.

Конечно, в Барва-Сагаре не осталось ни одной семьи, которая бы не знала о ссоре между папой и бабкой, разразившейся после маминых похорон. Разумеется, все в нашем доме знали, что папа думает насчет возможности сделать кого-либо из его дочерей девадаси. Тем не менее, пока бабка оставалась жива, существовал риск, что мы все равно будем отправлены в храм, – в том случае, если с папой что-то произойдет. Вас интересует, как такое возможно? Ну, во-первых, если папа умрет, никто не захочет содержать двух девочек в своем доме. У тети есть собственные дети. Ее муж не согласится работать в поте лица, чтобы содержать нас с сестрой до самой нашей смерти. Я уже слишком стара, чтобы иметь шанс выйти замуж. Если я не стану дургаваси, то не смогу заработать деньги на приданое Анудже. Кто в Барва-Сагаре согласится взять на себя такую обузу, как мы с сестрой?

Теперь вы понимаете, почему, когда отец этой зимой прихворнул, Шиваджи настоял на том, чтобы я забросила изучение хинди и санскрита, который и так неплохо знала, и сосредоточилась на верховой езде.

«Все дургаваси умеют ездить верхом, – написал Шиваджи в маленькой красной книжице моего отца. – Я знаю, ты боишься сажать ее в седло. Мы найдем ей мерина и только потом пересадим на жеребца. То, что Сита не ездит верхом, – ее единственная слабость».

Мой отец, закутавшись в три слоя плотной ткани, отдыхал возле жаровни, на которой тлели угли. Лекарь заявил, что это болезнь легких. В ближайшие несколько недель улучшения в состоянии отца он не предвидел. Лекарь, сторонник аюрведической медицины, сказал, что больному следует вдыхать горячие пары с маслом эвкалипта трижды в день.

Если вы ничего не знаете об аюрведе, то я расскажу. Это самая древняя медицина на свете. Она основана на нескольких ведах, написанных более чем два тысячелетия назад. В них описывается все, что должен знать лекарь, – начиная от болезней глаз и хирургии носа и заканчивая родами в случае, если плод неправильно лежит в теле матери. Столетие назад британские врачи приплыли из Англии для того, чтобы увидеть, как наши лекари оперируют больных. Они увезли полученные здесь знания, а затем распространили их в Европе. Некоторые люди не верят, что веды – так мы называем определенные древние тексты, написанные на санскрите более двух тысяч лет назад, – до сих пор заслуживают доверия. Санскрит – язык Пингалы[33], который примерно в то же время писал о размерах стихосложения. Его трактат, как впоследствии поняли математики, был о двоичной системе счисления.

Однако даже при аюрведическом лечении отец два дня не выходил из своей комнаты. Я принесла ему полдюжины книг, но всякий, кто был болен, знает, что чтение для удовольствия и чтение для того, чтобы скоротать время, – совсем разные вещи.

Отец замешкался, прочитав слова Шиваджи, и только после продолжительной паузы наконец вывел пером: «Где мы добудем спокойного мерина?»

«Обещай, что будешь заниматься с Ситой каждое утро, и я найду мерина».

«Когда? По утрам мы занимаемся языками».

«И как языки смогут ее выручить, если рани объявит о состязании в следующем году? – написал Шиваджи. – Сита может сойти за семнадцатилетнюю, но ее неумелость будет всем очевидна. Нихал! Ее надо учить ездить верхом».

Отец смотрел в окно на землю Шиваджи, которая граничила с нашей. Поля белели под тонким слоем изморози. Издалека земля казалась большим, покрытым льдом озером. Сейчас, когда рис был собран, Шиваджи особо ничем не был занят и вполне мог уделить моему обучению достаточно времени.

«Ладно. Мы прекращаем уроки хинди и санскрита», – написал отец.

Шиваджи в задумчивости подкрутил кончики усов.

«Я не вижу особого смысла в английской поэзии».

Сердце мое учащенно забилось в груди. Никто не мог быть более благодарной своему учителю, чем я, но мне также ведома была его ограниченность. Если при виде дерева, чьи длинные ветви раскачиваются на ветру, ты думаешь о длинных женских волосах, а очертания облака напоминают тебе черепаху, в глазах Шиваджи ты выглядишь странным человеком, ибо твои полеты фантазии кажутся ему непонятными. Я смотрела на отца и мысленно молила его не прекращать наших утренних чтений. День мой был заполнен упражнениями с саблей и стрельбой из лука и огнестрельного оружия. Только во время уроков с отцом ум мой по-настоящему парил, словно ястреб, высвободившийся из силков.

«Английская поэзия сделает Ситу лучшим воином», – написал отец.

От удивления брови Шиваджи поползли кверху, пока почти не скрылись под копной длинных волос.

«Чему Сита должна обучаться?» – написал папа.

«Владению саблей и луком», – был ответ.

«В обоих случаях важен ритм. Чтобы послать четыре стрелы одну за другой и попасть точно в глаз быку, нужны не только меткость, но и точный расчет времени. В этом ей поможет чтение сонетов Шекспира».

Никогда не задумывалась над этим. Впрочем, гармония в стрельбе из лука присутствует. Ты вынимаешь из колчана стрелу, кладешь ее на тетиву, натягиваешь, целишься, отпускаешь… Поэзия в действии. Шекспир писал: «Взойди ясное солнце и убей завистницу-луну». Пятистопный ямб отражает ритм сердцебиения, ритм упражнений с оружием, когда Шиваджи учит меня во дворе.

Сосед посмотрел на меня, ожидая подтверждения слов отца, и я сама удивилась, когда убежденно заявила:

– Так оно и есть.

Шиваджи надул щеки и выпустил воздух.

– Тогда завтра. К тому времени я найду подходящую лошадь.

После ухода соседа отец указал на шахматы, расставленные на доске, которая стояла на деревянном стуле. Он вырезал их из мангового и тикового дерева еще до моего рождения. Обычно мы играли с ним по вечерам, но после начала болезни мы еще ни разу с ним не играли.

«А можно? – «написала» я у него на ладони. – Тебе нужно отдыхать».

Папа рассмеялся.

«И лишиться возможности выиграть?»

Он уже несколько месяцев не мог у меня выиграть. Ученица превзошла учителя.

«Я знаю, ты не позволишь больному человеку проиграть».

Я улыбнулась.

«Посмотрим».

Из трех партий папа выиграл две.

«Или твои мысли витают где-то далеко, или ты на самом деле меня пожалела».

Скорее всего, и то, и другое.

«Ты нервничаешь из-за предстоящих уроков верховой езды?» – догадался папа.

Я пожала плечами.