Игра в го была исключительно простой. Каждый игрок клал на решетку камень, по одному за ход. Если камни игрока полностью окружали и занимали территорию вокруг камней противника, камни становились добычей победителя и менялись на камни его цвета. В конце, когда вся доска заполнялась, становилось ясно, кто владеет большей территорией.

Не надо было быть военным гением, чтобы понять, что хотя миколианцы, возможно, и казнили уйму народа за то, что потеряли Медару, но их положение не было безнадежным. В зависимости от того, много ли планет в следующих регионах, они могли начать массовые исследования и заявить права на вновь открытые миры, сумев таким образом миновать узкое место. На решетке еще было достаточно открытого пространства, чтобы не позволить им отрезать себя.

Мицлапланцы зачастую думали о Миколе как о каком-то огромном звере, хитром, но совершенно лишенном всего человеческого, и поэтому недооценивали их. Ни одна система, сколь бы отвратительной она ни была, не смогла бы связать воедино больше сотни чуждых друг другу рас, поддерживать в империи порядок и стабильность и расширяться, если бы она была всего лишь неразумной тварью.

Да, они прозевали этот участок, но тем не менее вряд ли собирались с ним расставаться. Скорее всего, миколианцы собирались действовать при помощи грубой силы – захватить Медару с этой стороны и две-три из недавно основанных биржанских колоний с другой, и снова открыть себе проходы. Однако это означало бы военные действия на два фронта против примерно равных ему по силе противников. Объединившись, Мицлаплан и Биржа могли стереть Миколь в порошок, равно как и Миколь мог сделать то же с любым из них двоих, заручившись поддержкой второго.

Глядя на звездные карты, можно было без труда понять, почему миколианцы были такими агрессивными и воинственными.

Столь же опасной ошибкой мицлапланцев было то, что они думали о Бирже скорее как о сборище еретиков, чем о столь же грозном противнике, как и Миколь. Если бы мицлапланцы могли преодолеть эти чувства, то без труда объединились бы с Биржей и избавились от общей угрозы.

Зачем убивать Ву, если это несомненно вызовет расследование и приведет сюда Инквизицию?

«Она знает о Медаре куда больше, чем мы…»

«Ты хочешь сказать – сфабриковать его?»

«…если не ошибаюсь, она пытается научиться аллузианскому ковроткачеству».

Ган Ро Чин внезапно ожил, вскочил, потянулся и решительно направился в Службу Безопасности.

– Пришел ответ на мой запрос в Штаб Космофлота?

– Только что, сэр, еще и часа не прошло, – отрапортовал офицер, перебирая кипу документов. – Они задали мне уйму вопросов о следствии и не очень-то хотели отвечать, скажу я вам. Не будь это официальным делом Инквизиции, думаю, я получил бы ответ, который не стоило бы оглашать в приличном обществе. Ага! Вот он.

Чин взял небольшую стопку бумаг, помеченных грифом «ЗАШИФРОВАНО – ЛИЧНО В РУКИ – ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ СЖЕЧЬ», нетерпеливо проглядел их и в конце концов обнаружил то, что искал. Читая шифровку, он не выказал никакого удивления, поскольку именно это он и подозревал.

– Эти бумаги больше не нужны, дежурный, – сказал он офицеру. – Можете уничтожить согласно инструкции. Я узнал то, что мне было нужно.

Но это было не вполне так. Да, основные сведения Чин получил. Теперь он был уверен, что знает, почему убили Ву, кто был агентом, или агентами, Биржи – по меньшей мере, их список сужался до разумного числа подозреваемых, – и что здесь происходит. Но вот доказать все это было уже другим делом.

С одной стороны, некоторые аспекты решения были настолько невероятными, что убедить в его истинности даже такого мудреца, как Морок, было довольно трудно. С другой стороны, это все просто печалило его.

И как теперь, во имя Двадцати Семи Преисподних, он подтвердит все это? И даже если ему это каким-то чудом удастся, что он может или должен с этим делать?

И – самая тяжелая мысль – должен ли и может ли он вообще ввязываться в это дело?

Святые проводили службу в часовне, и вокруг стоял страшный шум, но это позволило Келли Морган войти незамеченной и пробраться через комнату в примыкающую к ней ризницу.

Ган Ро Чин, в одиночестве сидевший у стола покойного Ву, изучал украшенную искусной резьбой доску с расставленными на ней маленькими белыми и черными дисками. Когда она вошла, он поднял голову и кивнул.

– Единственное безопасное место во всей колонии, – заметил он, ничем не выдав своих эмоций. – А когда за дверью стоит такой гвалт и продлится еще не меньше часа, то и подавно абсолютно надежное. Все священные принадлежности уже там, сюда сейчас некому и незачем приходить.

– Звучит очень… по-заговорщицки, – отозвалась она, нахмурившись. – Я здесь только из любопытства, капитан.

Чин кивнул на доску:

– Предки Ву жили на Терре примерно в тех же краях, что и мои, – сказал он нарочито небрежным тоном. – Тогда они назывались странами, а сама наша раса разделялась на еще меньшие расы, потому что по-другому они не умели. Мы, китайцы, внесли большой вклад в терранскую культуру. Письменность, имперские правительственные формы, даже порох – хотя я не уверен, что последним стоит хвастаться. Мы создали также самую древнюю из всех стратегических игр – го, игру, на которой основаны шахматы, истинную страсть моего народа. Это она и есть – доска для игры в го. Ву, очевидно, был настоящим мастером – на доске есть пластинка с гравировкой, где говорится, что он получил ее за победу в очень престижном чемпионате, пожалуй, самом престижном на настоящее время. Вы знакомы с этой игрой?

Келли подошла и взглянула на доску, не понимая, куда он клонит.

– Нет, – ответила она. – Я слышала о ней, но ничего в ней не понимаю.

Он слегка улыбнулся.

– О, полагаю, понимаете. Возможно, вы не знаете, что игра, в которую вы играете, называется го, но разбираетесь вы в ней очень неплохо. Скажите… кандидатура на роль миколианца была известна с самого начала или вы выберете кого-нибудь наугад?

Ее голова резко взметнулась вверх.

– Что?

– Я не настолько близорук, как мои соотечественники. Я даже помню, что в этой галактической партии в го три участника, а не два. Признаюсь, что я не дотягиваю до гроссмейстера. Я вижу стратегию, даже несколько будущих ходов, но не вижу конечной цели. Какую выгоду может получить Биржа, убив мицлапланского жреца и обвинив в его убийстве Миколь?

Келли на миг застыла, но очень быстро оправилась.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Полагаю, у вас разыгралось воображение, капитан. Очевидно, все эти долгие путешествия в одиночестве разбередили в вас романтическую жилку. Будь вы биржанцем, вы могли бы очень преуспеть, сочиняя детективы.

Он не поддался на подначку.

– Или это был несчастный случай? Возможно, Ву почему-то не мог уснуть, вышел и наткнулся на что-то, чего видеть был не должен? Насколько я помню, в ночь его смерти в соединительной камере прорвало шов, туда ворвался ветер и разбросал все вещи. Возможно, это была намеренная диверсия? Сейчас, похоже, швы держат достаточно надежно. Может быть, попросим кого-нибудь, кто знаком с такими вещами, внимательно осмотреть разрывы, чтобы узнать, действительно ли это было естественное явление, как сочли тогда? Там ведь и делать-то было нечего. Сунуть крошечный кусочек пластида в один из стыков и ждать, когда ветер ударит посильнее и взорвет его. И кто потом станет искать следы взрывчатки? Кто усомнится, что виной всему не стихия негостеприимной планетенки? В подобных случаях начинает трезвонить сигнал тревоги, все бегом несутся к месту происшествия и начинается сумятица, а потом устраивают коллективный ремонт. Уйма времени, чтобы послать шифрованное сообщение на передающий маяк.

– Он умер за своим столом, во сне, без каких-либо следов на теле, – напомнила она. – Ваша теория не выдерживает никакой критики, капитан.

– В самом деле? Существует сотня, может быть, даже тысяча способов привести человека в бессознательное состояние, не оставляя следов, которые можно будет найти при вскрытии. Я все время спрашивал себя: если существовала такая уйма возможностей сделать так, чтобы его смерть казалась естественной, зачем нужно было делать ее такой намеренно загадочной? Потом до меня дошло – это же очевидно. Результаты посмертного сканирования были фальсифицированы. Манья потратила прорву времени, пытаясь обнаружить место, откуда был стерт след укола, и, возможно, он действительно был стерт. С подобными уликами почти любой коронер сосредоточится на методе убийства и, возможно, не заметит факта, что на самом деле проблема в степени изменения данных исследования. Смерть и ее причины – вот все, что будет интересовать коронера или Инквизитора. Факт, что крошечное повреждение нервных волокон, возможно, на шее, которое вполне под силу искушенному в боевых искусствах человеку, вызывает временный паралич, будет так же легко стереть, как и след укола. Загадочное скрывает очевидное.