Этот мир не походил на другие миры, у него были свои земля и климат, растительность и животный мир, но было также и нечто, что объединяло его со всеми остальными мирами Мицлаплана.
Единый Народ, Единая Вера, Единый Путь. Это было легче сказать, чем сделать – особенно это касалось последнего, – если учесть, какие расстояния и различия разделяют людей Святой Империи и их миры, но все же это было действительно так. Нужно было только делать поправку на местные особенности.
Это и в самом деле было очень удобно для тех, кто разделял это кредо: единство культуры, включавшее один и тот же набор убеждений и верований, и один язык повсюду, вне зависимости от того, насколько далеко от дома тебя заносило.
Этот мир назывался Террой, как и родной мир космолетчика; все остальные миры Империи, в которых он побывал, населяли люди, покрытые чешуей, люди со щупальцами, люди, похожие на ящериц, люди, похожие на камни, и люди, вообще ни на что не похожие. В Мицлаплане эволюционное происхождение вида и его биология не имели значения. Рас было множество, но Народ был Единым. Это очень впечатляло.
– Далеко еще до Прибежища? – через некоторое время спросил он возницу.
– Порядочно, господин. Еще самое меньшее минут тридцать-сорок.
Он не чувствовал за собой вины, погнав извозчика так далеко за город. Это было его извозчичьей работой, точно так же, как его собственной работой было быть капитаном «Клятвы Гурусу». Этой должности он был удостоен за заслуги и многолетнюю упорную работу и службу. Его выбрали для этой карьеры после Экзамена в возрасте двенадцати лет и, едва только ему исполнилось тринадцать, отправили в Космическую Академию. Через десять лет напряженной учебы и воспитания в строгом монастырском духе без каких-либо перерывов, не считая нескольких поездок домой, навестить родственников, ему присвоили офицерский чин и назначили на низшую должность на грузовой корабль, курсировавший из одного ничем не примечательного места в другое точно такое же. После этого он больше не бывал дома; его поездки туда и без того с каждым годом становились все реже и реже. Тот мир был примитивным миром кочевников-пастухов с суровым холодным климатом; его же миром теперь стали компьютеры и высокие технологии, а с сородичами его больше не объединяло ничего, кроме генов.
С годами, благодаря своим знаниям и способностям, он начал приобретать слишком много свободы. Таких, как он, называли большими крысами, по названию древнего бедствия, которое настолько давно утратило исторический смысл, что теперь уже вряд ли кто-то вообще помнил, что это такое. Он стал пресыщенным, небрежным по отношению к своей внешности и привычкам, настоящим неряхой. Он понимал, что по большей части это был просто бунт против долгих лет, когда он был таким, как все, но ему было все равно. Он побывал в тысяче миров и видел в них почти все, что можно было увидеть. Он бывал даже у язычников – в империях Миколя и Биржи. Первая всегда пугала его, вторая же совершенно выводила из себя своим акцентом на накопление богатств, своим обществом, плывущим без руля и ветрил морали, и абсолютно материалистическим и беспорядочным мировоззрением. Практически единственным, что объединяло миколианцев и мицлапланцев, была их неспособность представить себе, что кто-то действительно может жить на территории Биржи – без корней, без устоев, даже посреди огромного города не имеющий возможности рассчитывать ни на кого, кроме самого себя.
Конечно же, у всех трех империй было и еще кое-что общее. Он хорошо помнил, как впервые увидел ничем не отличающихся от него терран, которые были не из Мицлаплана. Именно тогда он понял, что люди из одной генетической семьи могут быть более чуждыми друг другу, чем представители разных рас и разных миров.
Разумеется, терране были не единственной расой, обитающей в Трех Империях, но они, похоже, были самой крупной из подобных им рас – путешествующих в космосе, вырвавшихся из собственных миров и расселившихся за их пределами, основавших относительно большие государства и считавших себя повелителями мироздания – до тех пор, пока не наткнулись на мицлапланцев, миколианцев или биржанцев. Космическая география и неудачное стечение обстоятельств разбросали и его собственных предков по всем трем империям, в результате чего на расу и облик внимание обращали лишь в самую последнюю очередь.
Это задание вызвало у него прилив раздражения. Приняв груз на борт, капитан брал на себя определенные обязательства; он терпеть не мог, когда ему приходилось выгружать груз посреди маршрута и просить другие корабли подобрать его, но не выполнить подобный приказ было нельзя.
Узнав, что большая часть Длани находится в Прибежище, он тоже не очень обрадовался, поскольку задание было срочным. Когда Святые находились в Прибежищах, они были отрезаны от всего современного, что означало поездку за город на извозчике и личный контакт. Это тоже не слишком-то ему нравилось. Он предпочитал стандартные задания, вроде проверки только что открытых миров, оценки их потенциала и обнаружения скрытых опасностей или, возможно, какой-нибудь колонии, по случайности не вошедшей ни в одну из трех великих империй, которую необходимо было передать в лоно Мицлаплана, пока она не попала в руки язычников и не погибла навеки.
Извозчик все-таки не удержался, чтобы не вступить в разговор.
– Вы работаете со Святыми? – спросил он, пытаясь представить себе подобного типа среди божьих избранников.
– Да – когда я им нужен, – ответил он. – Что же до того, почему они выбрали такого человека, как я, если тебя это интересует, то я понятия не имею. Они говорят, что я даю им перспективу. Они проводят большую часть жизни в божественном мире или среди праведников вроде тебя. Я же служу для них постоянным напоминанием о том, во что могут превратиться люди, если они будут плохо делать свое дело.
Извозчик собрался было обернуться, но потом раздумал, хотя ему и очень хотелось поглядеть, шутит пассажир или нет.
Они выехали из-за поворота, и перед ними внезапно раскинулось Святое Прибежище, расположенное в широкой тенистой долине. Капитан никогда прежде не видел Святого Прибежища, и его аккуратно подстриженные лужайки, ухоженные парки и внушительные здания произвели на него впечатление. Дорога проходила мимо большой спортивной площадки с беговой дорожкой, которая ничуть не уступала любой из виденных им прежде. Поодаль располагался большой открытый плавательный бассейн, окруженный многочисленными более мелкими бассейнами, над которыми поднимались клубы пара, что говорило о наличии в этой долине горячих источников. В центре долины возвышался большой, но довольно примитивный на вид храм с общежитиями и хозяйственными постройками в точно таком же стиле, только из дерева. Если бы это место не было религиозным центром, он и сам был бы не прочь отдохнуть здесь недельку.
Людей поблизости было не очень много, но те, кого они видели, без сомнения отдыхали и развлекались. Было большим утешением видеть, что Святые тоже время от времени расслабляются – по крайней мере, в рамках своих ограничений.
– Здесь есть свой Ангел? – спросил он извозчика.
– Да, господин, – с гордостью ответил тот. – Я и сам молюсь здешнему Высокочтимому; он обитает в главном алтаре вон в том храме.
Капитан не без трепета взглянул в направлении, указанном возницей, хотя смотреть там было совершенно не на что. Он был заправским циником, любящим все земные блага, а также профессиональным грешником, и сам знал это, но это не мешало ему быть истинно верующим. Все, кроме божьих избранников, жили в грехе и умирали в грехе, и спасти их могли лишь милость и прощение богов, даруемые через избранные сосуды совершенства, Ангелов Мицлаплана.
Однако для него самого дальнейшее продвижение к спасению откладывалось по меньшей мере до следующей жизни, поскольку именно та его исключительная особенность, из-за которой на него пал выбор Длани Святой Инквизиции для выполнения этого поручения, навсегда заказывала ему дорогу к святости. У всех прочих оставалась хотя бы крошечная надежда на мгновенное очищение и обновление – у всех, кроме немногих таких же, как он. В былые времена таких провозглашали проклятыми, посланцами зла, и убивали, но последний запрет Высокочтимых спас его и остальных таких же от подобной судьбы, хотя ему пришлось всю жизнь вкалывать за троих, чтобы доказать свое рвение и веру.
