Вечером Лора ужинала, сидя перед телевизором. Она не очень проголодалась, да и на мигающий экран телевизора особо не смотрела. Плюнув и на то и на другое, она вышла на тесный балкончик и посмотрела на чернильное небо. Интересно, сколько еще людей в мире сейчас смотрят на безбрежное небо? От этой мысли она почувствовала себя крошечной и очень-очень одинокой.

Полуночное летнее небо было подобно тонкому слою акварельной краски с крошечными блестками-звездами, разбросанными по нему. Воздух был еще теплым, когда Энтони шел по дорожке, ведущей к розарию, вдыхая имеющий много оттенков запах бесценных цветов, которые он посадил для Терезы, когда они только переехали в этот дом. Он был на почте, его поступь эхом разносилась по пустым улицам деревни. Отправленное письмо было последней точкой в его повести. Адвокат передаст его Лоре, когда придет время. Он был готов уйти.

Они въехали в дом в среду. Дом нашла Тереза.

– Он идеален, – сказала она.

И он действительно был идеальным. Они познакомились всего несколько месяцев назад, но считали, что им не нужен «испытательный срок». Притяжение было мгновенным, безграничным, как это небо над головой. Сначала притяжение пугало его, а может, он боялся, что оно исчезнет. Оно было слишком сильным и прекрасным, чтобы долго продлиться. Но Тереза всегда считала, что они нашли друг друга, потому что так и должно было случиться. Вместе они были неприкосновенны. Ее назвали в честь святой Терезы, изображаемой с розами, так что он сделал ей подарок – разбил сад. Он весь октябрь перекапывал землю, внося хорошо перепревший навоз, а Тереза приносила ему кружки с чаем и безмерно его воодушевляла. Розы доставили сырым, туманным ноябрьским утром, и за день Энтони и Тереза отморозили себе носы и пальцы на руках и ногах, пока высаживали растения вокруг идеальной лужайки. Поблекший в ноябре пейзаж летом обретет все цвета радуги, судя по названиям роз, каждое из которых Тереза прочитала вслух. Розовая и благоухающая «Альбертина», которая поползет вверх по решетчатой арке, ведущей к солнечным часам; кроваво-красная, бархатная «Гран При»; белоснежная «Марция Стэнхоуп»; раскрасневшаяся, медного оттенка «Красотка»; серебристо-розовая «Миссис Генри Морс»; темно-красная «Etoile de Hollande»[17]; «Мелани Суперт» с бледно-желтыми лепестками и фиолетовой сердцевиной; красно-оранжевая и цвета старого золота «Королева Александра». По углам лужайки они посадили широко распространенные розы: «Альберик Барбье», «Гайавата», «Леди Гэй» и «Золотой дождь» – и, закончив, они встали рядом в призрачных, печальных зимних сумерках. Она нежно поцеловала его в губы и вложила что-то маленькое и круглое в его окоченевшую руку. Это был медальон из золоченого металла и стекла с изображением святой Терезы с букетом роз.

– Мне его подарили на первое причастие, – сказала она. – Я дарю его тебе в благодарность за мой прекрасный сад и чтобы напомнить тебе, что я буду вечно тебя любить, невзирая ни на что. Обещай, что всегда будешь носить его с собой.

Энтони улыбнулся.

– Обещаю, – торжественно произнес он.

Слезы снова скатились по щекам Энтони, он стоял – один – среди роз прекрасной летней ночью. Вспоминая ее поцелуй, ее слова, ощущение медальона в руке, он почувствовал себя одиноким и опустошенным.

Он потерял его.

Медальон лежал в его кармане, когда он ждал Терезу на углу Рассел-стрит. Но она так и не пришла, и он вернулся в тот день домой, потеряв их обоих. Он пытался найти его. Он обыскал тротуары и сточные канавы, хотя и знал, что дело безнадежное. Он будто бы потерял ее дважды. Медальон оставался невидимой ниточкой, которая связывала бы его с ней даже после ее смерти, но она порвалась, и он нарушил обещание. Содержимое его кабинета было свидетельством вины, которую он старался загладить. Но достаточно ли он сделал? Он вот-вот узнает.

Трава была еще теплой и пахла сеном. Энтони прилег и вытянул длинные, истощенные конечности к румбам воображаемого компаса, приготовившись отправиться в последнее путешествие. Аромат роз омывал его волнами. Он посмотрел вверх, на безграничный океан неба, и выбрал звезду.

Она думала, что он спит. Она понимала, что мысль эта была нелепой, но альтернатива казалась немыслимой.

Лора приехала в обычное время и, никого не найдя дома, предположила, что Энтони пошел на прогулку. Но неотвязное предчувствие беды похлопывало ее по плечу.

Она пошла в кухню, сделала кофе и постаралась проигнорировать это ощущение. Однако похлопывание становилось все более быстрым и сильным. Словно биение сердца. В зимнем саду дверь, ведущая в сад, была открыта, и она вышла, чувствуя, что идет навстречу гибели. Энтони, раскинув руки и ноги, укрытый лепестками роз, лежал на мокрой от росы траве. Издали можно было подумать, что он просто спит. Но, став прямо над ним, она потеряла всякую надежду. Его когда-то голубые глаза сейчас покрылись мутной пленкой, рот, открытый, но не дышащий, окаймляли лиловые губы. Сопротивляющиеся пальцы дотронулись до его щеки. Твердая кожа была холодной. Энтони умер, перед ней был труп.

И теперь она была одна в доме. Врач и сотрудники бюро ритуальных услуг приехали и уехали. Их голоса были тихими; они справлялись со смертью легко и оперативно. В конце концов, они этим на жизнь зарабатывали. В кухне она села за стол, наблюдая, как остывает очередная чашка кофе; ее красное, будто обожженное лицо было напряжено, она плакала от отчаяния. Сегодня утром ее мир разнесло, как ветер перья. Энтони и Падуя стали ее жизнью. Она не имела ни малейшего понятия, что будет делать дальше. Уже второй раз она оказалась в тупике.

Часы в вестибюле пробили шесть, но Лора не могла заставить себя пойти домой. Она только что поняла, что она уже дома. Ее квартира была тем местом, куда она могла пойти, когда не могла находиться здесь. Слезы снова покатились по ее щекам. Ей нужно было что-то сделать – чем-то занять себя, как-то отвлечься, пусть ненадолго. Она будет выполнять свою работу. У нее еще оставался дом, и о нем нужно было позаботиться. Пока что. Она будет продолжать работать, пока кто-то не прикажет ей прекратить это. Она начала обход дома. Сначала наверх – проверить, все ли в порядке. В хозяйской спальне она разгладила покрывало и взбила подушки, отмахнувшись от такого нелепого подозрения, что на этой кровати недавно кто-то спал. Запах роз был невыносим. Фотография Энтони и Терезы лежала лицом вниз на полу. Она подняла ее и поставила на место – на туалетный столик. Маленькие голубые часы остановились на обычном времени – 11:55. Она завела их, они начали тикать, как крошечное бьющееся сердце. Она прошла мимо окна с выступом, не выглядывая в сад.

В комнате Энтони она почувствовала себя так неуютно, как никогда не чувствовала, пока он был жив. Казалось, место это было слишком сокровенным, а она бесцеремонно вторглась сюда. Подушка пахла мылом, которым он всегда пользовался. Она отогнала нежеланные мысли о незнакомцах, рывшихся в его вещах. Она не имела представления, кто станет его наследником. Внизу, в зимнем саду, она закрыла окна и дверь, ведущую в сад. Фотография Терезы лежала плашмя на столе. Лора взяла ее в руки и пристально посмотрела на женщину, ради которой Энтони жил и умер.

– Дай Бог, чтоб вы нашли друг друга, – тихо сказала она и поставила фотографию на стол, как она стояла раньше. Лоре стало интересно, считаются ли ее слова молитвой.

В вестибюле она остановилась у двери, ведущей в кабинет. Рука боязливо застыла над дверной ручкой, как будто бы она могла обжечь, если Лора к ней прикоснется. Ее рука опустилась. Она отчаянно хотела увидеть секреты, которые мог хранить в себе кабинет, но эта комната была королевством Энтони, куда он ее никогда не приглашал. Она до сих пор не могла решить: изменила его смерть этот факт или нет.