– Тебе не обязательно это делать, госпожа моя Суррафель, – ответил царь, внимательно глядя на нее. – Я поклялся, что мои жены будут почитать своих богов, и ты можешь не бояться, что тебя лишат их.

– Я боюсь лишь того, что не воздам почести Господу, как Он желает. – Она подняла голову, молясь, чтобы в ее глазах он увидел огонь новой веры. – Моя душа стремится, чтобы твой Бог стал также моим, о Нем тоскует мое сердце. Молю тебя, не отказывай мне.

И царь Соломон выполнил ее просьбу. Он послал за первосвященником Садоком, и тот наставлял ее в священных для Господа обрядах. Более того, царь призвал к себе тех своих жен, которые родились под сенью Закона, и поручил Суррафель их заботам.

– Вот госпожа Суррафель. Она желает стать доброй дочерью Закона, – объявил он, держа ее за руку.

Жестом он подозвал Пазию – все знали, что она самая благочестивая из его иудейских жен.

– Примете ли вы свою сестру, будете ли наставлять ее?

Под пристальным взглядом Соломона госпоже Пазии ничего не оставалось, кроме как ответить: «Как пожелает царь».

И Соломон соединил руки своих жен.

– Добро пожаловать, Суррафель. Будь мне отныне сестрой.

Хотя голос Пазии звучал холодно, Суррафель улыбнулась, словно ее сердечно обняли, и поклонилась.

– Не называйте меня Суррафелью, ибо женщина та мертва. Молю вас, дайте мне новое имя, достойное дочери Господа.

На миг Пазия задумалась, а затем крепко сжала обе руки Суррафель:

– Тогда добро пожаловать, Руфь.

И расцеловала свою новую сестру в обе щеки.

– Хорошее имя, – улыбнулся царь Соломон, – пусть оно принесет тебе удачу.

Он любил видеть своих жен довольными.

Новое имя пришлось по ней, как и служение новому Богу. Она изучила Законы Господа и строго их соблюдала. А за свою верность она получила радость и душевный покой.

Чего еще может хотеть женщина от Бога?

Царский распорядок определялся обязанностями; царь не имел права попусту тратить время – оно ему не принадлежало. Когда выдавались долгие дни, Соломону случалось задумываться о том, почему вообще людям хочется править. Особенно часто он задавался этим вопросом в дни царского суда, когда приходилось выбирать между несколькими человеческими правдами. После таких дней он с облегчением удалялся на отдых в тихие покои госпожи Нефрет.

Нефрет была хозяйкой дворца, первой среди цариц. Соломон в силу своей непреклонной справедливости наделял всех своих жен этим титулом, а также равными по величине покоями и одинаковыми по ценности нарядами и самоцветами. И каждая имела право провести ночь со своим царственным супругом. Он никого не выделял. Когда-то ему казалось, что такая скрупулезная забота о равенстве сохранит мир в этом огромном доме. Теперь он уже успел понять, что зря надеялся. Хотя это и могло показаться странным, однако жизнь в гареме текла спокойнее, пока не умерла Ависага, безраздельно владевшая его сердцем.

Теперь ближе всех к положению фаворитки – насколько Соломон мог это позволить себе – была Нефрет. Возможно, в силу того что она меньше прочих жен старалась завоевать его сердце. Дочь фараона воспитывалась при скованном изощренными ритуалами дворе древнейшего царства на земле. Чего госпожа Нефрет не знала о хороших манерах, того и знать не следовало. Ее выдержка и самообладание успокаивали Соломона. Она улыбнулась ему поверх игральной доски:

– Моего господина что-то тревожит?

– Моя госпожа очень наблюдательна, ведь повод для моей тревоги незначителен.

Беседа с его женой-египтянкой всегда напоминала утонченный словесный поединок. Сегодня Соломон с радостью принял этот небольшой вызов.

Она передвинула фигурку охотничьей собаки.

– Ничто, беспокоящее моего господина, не может показаться мне незначительным.

– Моя госпожа к тому же очень добра.

Соломон переставил свою фигурку лиса на две лунки дальше, ограждая его от опасности.

– Не так добра, чтобы уступить своему господину победу, если он ее не заслужит. – Нефрет, взяв еще одну собаку, отправила ее в погоню за лисом. – Позволит ли мой господин своей жене развеять это беспокойство?

– Нефрет, все хорошо, вот только… Случается ли тебе уставать от того, что ты царица?

Нефрет внимательно посмотрела на него своими густо подведенными глазами, спокойными и непроницаемыми, как у ее кошек.

– Нет, господин мой. Но меня ведь прекрасно подготовили и воспитали.

Для этой колкости она подобрала столь изысканные слова, что они вызывали скорее восхищение, чем гнев. Соломон тихо рассмеялся, а Нефрет улыбнулась.

– Болезнь моего господина весьма обычна. Это скука.

От изумления Соломон опустил своего лиса не в ту лунку. «Скука? При всех моих делах, при всем, что я должен завершить, при всем, что требует моего внимания, моя жена говорит о скуке?»

– Собаки выиграли, – объявила Нефрет, смахивая с доски неправильно поставленного лиса одним движением пальца.

– Ты правда считаешь, что мне скучно? – Оставив формальности, Соломон заговорил с ней как с обычной женщиной.

– У моего господина все симптомы этого недуга.

– Нефрет, я не страдаю праздностью.

– Твоя жена не сказала, что ее муж и господин страдает праздностью. Она сказала, что ему скучно.

Нефрет гладила кота, свернувшегося у нее на коленях. Блестели ее позолоченные ногти, лоснилась кошачья шерсть. Кот мурлыкал, его длинные усы трепетали. Соломону стало не по себе под немигающим взглядом этих желтых глаз.

– Да, мой господин никогда не предается праздности, но никогда и не проводит время в настоящих удовольствиях. Даже царям нужно отдыхать.

– Возможно. Однако даже царь не может сделать длиннее хотя бы один день.

– Но он может вырвать из своей жизни целые годы, – ответила Нефрет, продолжая гладить златоглазого кота. – Мой господин не должен отказывать себе в удовольствиях и отдыхе, иначе пошатнется его здоровье.

– Пусть моя госпожа не переживает, – улыбнулся Соломон, – здесь я нахожу и отдых, и удовольствия.

– Так сегодня мой господин останется?

Голос Нефрет не выдавал ее эмоций. Насколько Соломон мог судить по ее спокойному лицу и ровному тону, она вообще ничего не чувствовала.

– Увы, он уходит.

Соломон внимательно смотрел на нее, но ее лицо ничего не выражало.

– Хочет ли мой господин сыграть еще раз перед уходом? – только и сказала она.

«Никогда она не возражает, не оспаривает мои решения. Никогда не жалуется. Она заслуживает большего, чем я могу ей дать».

– Хочет, – улыбнулся он, – давай сыграем еще.

Не очень щедрое предложение, но большего Соломон сделать не мог. Следя за дочерью фараона, которая расставляла своими длинными пальцами фигуры на доске, он думал о том, действительно ли она так довольна, как может показаться.

«Наверное, да. В самом деле, ей так же легко угодить, как ее кошкам. Да, думаю, Нефрет счастлива». Улыбаясь, Соломон ждал, пока его египетская царица сделает первый ход в новой игре.

Когда Соломон ушел, Нефрет некоторое время сидела неподвижно, глядя на игральную доску из слоновой кости и ляпис-лазури. Ее царь и господин так старался, а она так мало могла сделать, чтобы утешить его. Она его понимала, но царь Соломон не понял бы дочь фараона, проживи он хоть тысячу лет.

Разве мог он понять ее? Да, он, как и она, родился в семье правителя. Но ее с детства тщательно готовили к тому, чтобы выполнять сложнейшую роль жены фараона. Прививали ей изощренное искусство власти. Соломон же был младшим сыном царя Давида, далеким от трона, и его не учили править и держать себя. Он добился престола возмутительными с точки зрения Нефрет способами.

Но ее обширная, благословенная богами страна отказалась от законов Маат. От правды и равновесия.

А тем временем управляемое Соломоном царство стало таким богатым и могущественным, что сам фараон начал искать союза, впервые за все время существования Египта предлагая дочь Дельты и Долины в жены в обмен на торговые соглашения. «Как будто я – тюк полотна или кусок слоновой кости. Как будто дочь фараона – товар».