– Нет. Чего тебе? – ворчливо осведомилась Бенедетта.

– Я хотел сказать тебе, что тогда, когда разбойники увели у нас лошадей и все такое…

– Что?

– Ну… Ты вела себя очень мужественно.

– Ладно, сказал. Теперь можно спать?

– Да, конечно. Спокойной ночи.

Бенедетта не ответила.

– Можно у тебя кое-что еще спросить? – помолчав немного, продолжил Меркурио.

– Ну, чего тебе?

– Ты иногда думаешь об Эрколе и том человеке, которого я убил?

Бенедетта промолчала.

– Как звали того пьяницу, который спас тебе жизнь в катакомбах, а сам утонул? – мягко спросила она.

– Понятия не имею.

– И ты иногда думаешь… об этом господине Понятия-Не-Имею?

– Постоянно, – тихо ответил Меркурио. – И об этом купце.

– А я думаю об Эрколе. И о нашем дурачке Цольфо. – Теперь в голосе Бенедетты слышалось тепло. – А ты о чем?

Меркурио ответил не сразу.

– Я думаю, что боюсь.

– Ах…

– И когда я думаю об этом, мне становится так холодно…

Некоторое время они лежали молча.

– Меркурио…

– Что?

– Если хочешь, можешь лечь ко мне под одеяло. – Бенедетта пододвинулась к нему поближе.

Меркурио смутился, не зная, что ему делать, но потом все-таки придвинулся.

– Но не пытайся меня поцеловать, – предупредила его Бенедетта.

– Нет.

Фыркнув, девушка взяла Меркурио за руку и опустила его ладонь себе на бедро.

– Если не придвинешься совсем близко, то мы не согреемся. Только не вздумай меня лапать…

– Нет.

– И дружок у тебя между ног… Скажи ему, чтоб вел себя прилично.

– Да. – Меркурио покраснел.

Они помолчали еще немного.

– Тебе противно из-за того, что я спала со священником и другими уродами? – спросила Бенедетта.

– Жизнь бывает отвратительна. – В голосе Меркурио слышалось смущение. И горечь.

– Почему ты всегда такой злой?

– Я не злой.

– Ну конечно злой.

Меркурио подумал немного.

– Я не хочу говорить об этом.

– Тебе неприятно, что я уже не девица?

– Кому какая разница, девственница ты или нет?

– Мужчины только тогда выказывают уважение женщине, если она девственница, ты не знал?

– Ну… знал, конечно…

Бенедетта тихо рассмеялась.

– Ты еще не трахался, верно?

– Нет, было дело. Даже пару раз, если уж тебе так интересно.

– Правда? – насмешливо переспросила Бенедетта. – И как тебе?

– Ну… Скажем так, я хотел сказать… что наши руки… ее руки, мои руки… играли свою роль во всем этом, понимаешь? – пробормотал Меркурио.

– Что ты такое несешь?

– Ну… Как оно было… Ничего такого особенного. Ну, я хочу сказать, бывают штуки и получше…

– Лжец, – засмеялась Бенедетта. – Признайся, ты еще никогда этим не занимался.

– Я устал. Давай уже спать.

Бенедетта улыбнулась.

– Да, давай. – Она взяла Меркурио за руку, и от ее прикосновения он вздрогнул. – Расслабься, я просто хочу согреться.

Юноша не ответил. Он просто лежал там с открытыми глазами.

Бенедетта была права. Он никогда еще не спал с женщиной.

И ничего не знал о любви. Постепенно дыхание Бенедетты сделалось ровным и мерным, и тогда Меркурио поддался усталости и закрыл глаза. Ему сразу же вспомнилась Джудитта. Меркурио вспомнил, как они стояли в повозке, въезжая в Местре. Как держались за руки. И тогда в его теле разлилось странное тепло. Наверное, это и была любовь. Как у Анны дель Меркато и ее мужа. И раз уж это непривычное ощущение в теле – любовь, то… ну что ж, не такое уж это плохое чувство. Все мысли Меркурио были сейчас только о Джудитте. Возможно, она могла стать его целью. Его смыслом жизни. Он представил себе, что стоит рядом с ней. Замечтавшись, Меркурио сжал руку Бенедетты. Девушка ответила на его прикосновение, приласкавшись. Меркурио почувствовал, как щеки ему заливает краска.

– Прости…

– За что? – прошептала Бенедетта.

– Я думал, ты спишь.

– Нет, не сплю, – мягко сказала она. – Так за что мне простить тебя?

Меркурио отнял руку и поспешно перевернулся на другой бок.

– Ни за что, забудь, – отрезал он. – Думаю, я уже согрелся.

Оставив позади Рим, Шимон Барух направился вперед по Фламиниевой дороге. Набрав запасов, он забрел в леса за Риети и прятался там неделю. После Шимон вновь вернулся на Фламиниеву дорогу и пошел на север, еще не зная, ведет ли его путь в Милан или Венецию. Всю неделю, проведенную в лесу, он размышлял о словах Скаваморто. Вначале Барух был уверен в том, что могильщик солгал ему. Но Скаваморто точно был малый не промах. И он хорошо относился к Меркурио. Поэтому вполне возможно, что Скаваморто сказал правду, предполагая, что Шимон примет ее за ложь. В конце концов Барух пришел в выводу, что так и есть.

Фламиниева дорога вела через Аппенины к побережью Адриатического моря и за портом Римини, где раньше так хорошо жилось евреям, переходила в Эмилиеву дорогу, ведущую прямиком в Венецию. И все это в пределах папской области. Шимон, постоянно теребивший свое свидетельство о крещении, был уверен в том, что даже если его и ищут, то никому в голову не придет мысль, будто преступник задержится тут.

К вечеру, уже подходя к Нарни, Шимон поравнялся с фургоном, в котором везли заключенных. Перед фургоном гордо ступало четыре бельгийских тяжеловозных лошади. Огромные крупы брабансонов лоснились. Фургон был черным, в нем виднелось два узких окошка, зарешеченных мощными железными прутьями. Дорога немного сузилась, и Шимон, придержав своего скакуна, медленно поехал за повозкой, надеясь, что вскоре тропа станет шире и он сможет обогнать невольных попутчиков. Двое конных, сопровождавших фургон, заметили его.

– Куда ты держишь путь? Кто таков? – справились они.

Шимон, сунув руку в седельную сумку, достал свидетельство о крещении и протянул им. Впервые ему пришлось воспользоваться этим документом.

– Алессандро Рубироза, – прочитал стражник. – Ты испанец?

Шимон покачал головой, тыча пальцем себе в шею, чтобы дать стражникам понять, что он не может говорить.

– Ты немой? – Стражник повысил голос, вероятно, думая, что тот еще и глухой.

Шимон кивнул.

– Так куда ты едешь? – спросил второй.

Барух не знал, что ему на это ответить. Он попытался жестами изобразить гондолу.

– Турецкие туфли? Или что это?

– Турецкий ятаган, – поправил его второй стражник, указывая на оружие у Шимона на поясе.

Сознавая свое бессилие, Барух покачал головой.

– Ладно, это не важно.

Шимон жестами попытался объяснить ему, что ищет ночлежку и место, где можно было бы поесть.

– В Нарни много таверн… – задумчиво протянул первый стражник.

– Да он же там заблудится. И уже почти стемнело, – покачал головой второй. – Если хочешь, можешь поехать с нами в таверну генерала. Там дешево и чисто. И еда вкусная.

Шимон помедлил. Внутренний голос подсказывал ему, что доверять страже не стоит. А затем он подумал, что это говорит в нем тот самый запуганный купец, которым он был когда-то. И от этой мысли Шимон пришел в такую ярость, что согласился на предложение.

Проехав несколько миль, они свернули с дороги и вскоре очутились на вытоптанной поляне перед трехэтажным красным зданием с закрытыми ставнями. Фургон с заключенными остановился в центре поляны.

Тем временем заморосил мелкий дождик, стало холодно.

Стражники открыли дверь фургона, чтобы выпустить заключенных. Шимон к тому моменту уже спрыгнул со своей повозки, и в нос ему ударила вонь человеческих выделений. Заглянув в фургон, он увидел пятерых мужчин, закованных по рукам и ногам в тяжелые кандалы. Арестанты сидели на двух лавках вдоль стенок фургона, один из заключенных, постанывая, прижимал руки к животу.

– Генерал! – позвал один из стражников.

И вдруг спящий, казалось, дом проснулся. Наверное, на таких гостях хозяин скромной придорожной таверны мог неплохо разжиться. К фургону подбежали два слуги с ведрами, доверху наполненными водой. Едва стражники успели вывести заключенных, как слуги окатили днище фургона водой, чтобы отмыть пол от экскрементов. Арестантов отвели в сарай с сеном, и Шимон успел заметить, что это помещение специально оборудовано для содержания заключенных – от одной стены к другой тянулась горизонтальная балка с кольцами для цепей. Мужчин приковали к этой балке, высвободив им руки настолько, чтобы можно было поесть. Две пожилые женщины принесли в сарай медный котелок и глиняные миски. Поставив все это на пол, они принялись разливать по мискам жидкий суп.