Восточное Чжоу – «весны и осени» (Период Чуньцю)
Чуньцю – это и есть «весны и осени». Так называется историческая хроника, составленная в V в. до н. э. в небольшом царстве Лу. К тому времени уцелевшие в междоусобной борьбе уделы превратились в самостоятельные царства (глав которых мы все-таки будем чаще называть князьями – из уважения к чжоускому вану). Сюань-ван совершенно верно оценил направление развития.
На первый взгляд – хроника провинциальная, и написанная с провинциальных позиций. Были и куда более удобные точки обзора общекитайской исторической действительности. Так что можно было бы найти более подходящее название для целой эпохи. Но именно эта хроника вошла в знаменитый канон литературных памятников, который должны были заучить назубок не только все шэньши – обладатели ученой степени, дающей право поступления на государственную чиновную службу, но и вообще все люди образованные. В Лу родился и провел значительную часть своей жизни величайший из всех китайцев – Кун-цзы, Учитель Кун, более известный нам как Конфуций. Это он и отредактировал хронику и включил ее в канон, который часто называют конфуцианским. А еще – в давнее время удел Лу был пожалован хорошо нам знакомому Чжоу-гуну, и здесь свято хранились связанные с ним реликвии и предания о нем. Так что место вдвойне славное. Ну что ж – Чуньцю, так Чуньцю.
Бронзовый сосуд (V в. до н. э.)
Прежде чем перейти к изложению истории Восточного Чжоу, хочу призвать читателя к бдительности (нам не впервой). Дело в том, что мы будем говорить о таких государственных образованиях, как Ци, Цинь, Цзинь и других не менее звонких, не говоря уже об Чу и У. Постарайтесь в них не путаться. Это особенность китайского языка: в нем очень много омонимов, одинаково или сходно звучащих слов, обозначающих разные вещи и понятия. Есть провинции Шаньси и Хэнань, есть провинции Шэньси и Хунань. Китайцам проще, и образованным и неграмотным. Во-первых, трудноотличимым на наш слух названиям соответствуют несхожие иероглифы. Во-вторых, в китайской разговорной речи очень много значит тональность произнесения слов: скажешь что-то, сделав ударение посильнее – это обозначает одно, произнесешь те же звуки без нажима – слушателю не надо объяснять, что ты имеешь в виду совсем другое. И так – до четырех уровней. А нам просто надо быть повнимательнее.
Чжоуские князья, признавая не только на словах, но и сердцем сакральную (религиозную, духовную) значимость перебравшегося в Ло-и Пин-вана и его преемников, в более земном плане вели себя как полноправные повелители. Вступающие на престол чжухоу считали своим долгом получить от вана подтверждение своего титула, для чего к ним прибывал посланец Сына Неба и в главном местном храме, в торжественной обстановке вручал правителю жезл. Но это стало почти рутинной процедурой. Тем более практически ничего уже не значило по-прежнему формально существующее право вана влиять на назначение высших вельмож при дворах князей.
И к некоторым чжухоу наведывалась-таки крамольная мыслишка – а чем, собственно, они не ваны? И сильнее, и богаче, и агрессивней, и соседи их боятся. Однако если кто-то дерзал на такое, объявлял себя ваном – на него смотрели как на невоспитанного хвастуна, и самопровозглашенный титул никто не признавал. Культурному князю из Поднебесной, тем более из Срединного Государства Чжунго так вести себя не подобало. Еще куда ни шло, если на подобное дерзнет деспот из какого-нибудь полуварварского окраинного Цинь – что взять с Дикого Запада?
А диким был, вернее, считался не только запад. И на севере, и на юге были свои кочевники и полукочевники: хунну, тибетцы. Сросшись со своими малорослыми, увертливыми, сильными лошадками, они, оставаясь вне Поднебесной и пребывая в противостоянии с ней, тем не менее, перенимали много полезного для себя. В те далекие времена кочевники занимали гораздо больший удельный вес в суммарном населении Восточной Азии, чем сейчас. Тибетцы же, объединяясь для разных дел, выставляли армии в несколько сотен тысяч всадников.
Эти племена еще заявят о себе во весь голос – мало не покажется. Пока же главные вопросы решались путем выяснения отношений между княжествами Восточного Чжоу. Это не было еще борьбой всех против всех – препятствовало хотя бы все то же чувство культурной, в первую очередь религиозной общности. Но интриги, локальные союзы, подкрепленные династическими браками, плелись вовсю.
Впрочем, и стрелы порою летели уже достаточно густо. Вследствие перечисленных причин княжеств становилось все меньше: сильные вбирали в себя слабых, и их начинали величать царствами. Причем те, что сложились в центре Чжунго, были не из сильнейших (в том числе Лу). У самого же вана вокруг Ло-и осталось совсем немного земель: большинство исконных чжоуских уделов обрело новых хозяев.
На западе сильнейшим было царство Цинь, считавшееся полуварварским. Примерно такое же реноме было у южного Чу, но в нем было очень много плодородных земель и оно шагнуло уже далеко за Янцзы. В низовьях рек Хуанхэ и Янцзы – царство У, к северо-востоку от него – Юэ. На северо-западе очень велико было Цзинь, на восток от него лежало Вэй, потом Янь, Сун (в нынешней Маньчжурии), Ци – уже на крайнем востоке, на Шаньдунском полуострове. Кстати, несносная Хуанхэ впадала тогда в Желтое море к югу от полуострова, а не северо-западнее, как сейчас (будем надеяться, ее наконец-то надежно утихомирили). Миграция огромной водной артерии – на 800 километров! Царства, тем более княжества, больше перечислять не будем. Отметим только, что западное Цинь и северо-восточное Сун долгое время раздирали жестокие внутренние усобицы.
Отметим и важнейшее событие из «цивилизационного» ряда – в Китае начался железный век. Железо пришло в Поднебесную довольно поздно, через несколько веков после того, как его научились выплавлять хетты. Но китайцы, применив в металлургии свои прекрасные гончарные мехи, очень скоро научились выплавлять сталь. Качественный и дешевый металл стал применяться повсюду. В первую очередь, конечно, для производства смертоносного оружия и средств защиты от него, но во вторую и последующие – для изготовления плужных лемехов и другого деревенского инвентаря, кухонной посуды и прочего.
Больше всех разбогатело тогда, в VII в. до н. э., восточное царство Ци. Оно успешно торговало и железом, и изделиями из него. А еще солью, выпариваемой из морской воды – повелитель монополизировал этот промысел, и в казну шли немалые доходы.
Усиление Ци в те далекие века стало, возможно, судьбоносным событием для всей последующей истории Китая. К тому времени закончились внутренние смуты в полуварварских Цинь и Сун, и они стали быстро наращивать мускулы. Окрестные штатные варвары тоже усиливались и постоянно беспокоили Поднебесную. Большинство же царств Чжунго, носителей высокой чжоуской культуры, или враждовали между собой, или переживали внутренние распри – настолько ожесточенные, что враждующие партии не останавливались ни перед убийством правителей, ни перед поголовным истреблением целых знатных кланов. Ци оказалось, пожалуй, единственным «срединным» царством, которое смогло противодействовать угрозе варваризации.
Возвышению Ци предшествовали драматические события. В царстве, как и повсюду, шли междоусобицы, продлившиеся несколько десятилетий. Когда в 685 г. до н. э. престол в очередной раз опустел, занять его рвались два находившихся в смертельной вражде брата – Цюй и Хуань-гун. Причем оба укрывались тогда в других царствах, но имели много сторонников на родине.
Цюй находился в более близком Лу. Когда до него дошло известие, что брат уже на подходе к Ци, то его ближайший советник Гуань Чжун бросился с отрядом воинов наперерез. Была устроена засада, и Гуань Чжун меткой стрелой собственноручно сразил Хуань-гуна. К Цюю в Лу был отправлен гонец с радостной вестью, что его брат убит.