Она не знала, когда ушел Алексей, но до чего же ей неприятен был этот заискивающе улыбающийся облизанными губами Санька! Что-то настораживающее виделось во всем его поведении, как он был сейчас не похож на наглого, самоуверенного, каким был в тот вечер. Казалось, что Санька откуда-то улизнул, но еще не чувствовал себя в безопасности. Он даже успел оглянуться в темноту лестницы, будто хотел удостовериться, что за ним не следят. За разговором он умудрился проникнуть в переднюю и потянул дверь, чтобы затворить ее за собой.

— Тогда позволите, Анюточка, у вас оставлю, — залебезил Санька, — смотаться мне надо срочно в одно место, так чтобы зря не таскать.

Он уж было собирался пройти в ее комнату, но Аня преградила дорогу:

— Я тоже сейчас уйду и приду не скоро.

— Ну и ладно. Успеется. Я вечером…

— И вечером не буду.

— Что за беда! Пустяки, так, тяжесть лишняя… Завтра загляну. Вы не беспокойтесь.

Видно было, что Саньке во что бы то ни стало хотелось оставить чемодан в квартире, и Аня поняла, скорее почувствовала, что ни в коем случае не должна его брать.

Санька Лысый устало и как-то затравленно вздохнул. Несколько секунд он молчал, будто раздумывал. Потом сказал:

— Ну, ладно. Я у него поставлю, у него не запирается, я знаю… Но у вас в квартире такой народ… Сомневаться не в чем… Ленинградская публика. Проводите меня, Анечка, чтобы никаких…

Он было уже хотел обойти ее и двинуться по коридору, но тут увидел, что Аня не хочет его пускать дальше передней.

— Нет, и у него теперь запирается, — глядя на Саньку в упор, продолжала Аня. — И ключа он не оставляет.

— Врешь ты все, — внезапно перейдя на "ты", проговорил он сквозь зубы.

Лицо из угодливого вдруг сделалось недовольным. В белесых глазах вспыхнул злой огонек.

— Ну, чего боишься, чего боишься! Говорят же тебе, что до вечера. Не сделаешь, Леха придет, ну и даст тебе…

Он поставил чемодан на пол.

Они были один на один в квартире, где находилась еще только старуха, но у Ани откуда-то достало смелости. Она видела — перед ней стоял тип, способный на все. Стоял и, глядя на нее, хотел запугать. Но именно потому, что он хотел ее запугать, Аня не испугалась.

— Забирайте свой чемодан и уходите, — нарочито громко сказала она. Так громко, что могли слышать и на лестнице — вторые двери оставались растворенными. — Берите, и все!.. Будет он дома, тогда сами договоритесь.

Санька вытаращил на нее глаза. Они были какими-то ненормальными. Наверно, хотел сломить ее упорство и этим сумасшедшим взглядом заставить слушать себя.

И как раз в эту минуту в коридоре появилась и встала вблизи выхода в переднюю Мария Кондратьевна, заинтересовавшаяся тем, что тут происходит. Как только Санька увидел старуху, он опять стал прежним, тихоньким и любезным. Скорее всего, в его планы входил разговор с Аней один на один. Он схватил чемодан.

— Ну что же, раз нет, извиняюсь, конечно… — заговорил прежним тоном, — не обижайтесь, что потревожил… Был, как и не был. Потом наведаюсь, когда Алексей Прокофьевич будет дома.

Аня растворила дверь на лестницу. Санька ловко, воровски проскользнул в нее. Мягко звякнул замок. Аня затворила вторую дверь, но чувствовала: Санька еще не ушел. Он о чем-то раздумывал там, на площадке. Она напряженно вслушивалась. Наконец по лестнице простучали быстрые осторожные шаги, хлопнула внизу дверь на улицу. Ушел!

Аня пошла к себе. В коридоре все еще стояла Мария Кондратьевна.

— Кто это, приятель Алексеев, что ли? — спросила она. — Настырный какой. Я ж ему сказала — нет дома, а раз нет, к нему нельзя. Дак кругом сюда обошел… Знаешь его, что ль, ты, Анна?

— Знаю.

— Знаешь, так чего же чемодан не взяла?

— Не надо.

— А может, и верно, не надо, — легко согласилась старуха. — Кто он хоть, ведаешь?

— Знаю. Темный тип.

— А-а-а, — понимающе закивала Мария Кондратьевна, хотя тут-то скорее всего и не могла ничего понять. Была она от природы нелюбопытной и обладала тем врожденным тактом, который отличает простых русских женщин. Ничего больше не говоря, старуха тяжело вздохнула и пошла по коридору в свою комнату.

Аня вернулась к себе. Хотела было снять кофту и продолжать уборку, но против желания опустилась на стул и задумалась. Приход Саньки Лысого вызвал в ней тревогу. Что-то недоброе, подозрительное было в его появлении. Неужели и Алексей с ним?.. Может, бежать ей от него, пока не поздно? Да нет же, нет, не такой он… Ведь искал он ее. Каким она его увидела в троллейбусе!.. Поверила ему. Неужели зря? Что же ей делать, что делать?!

Мысли пошли вразброд, и, чем Аня больше задумывалась, тем больше брал ее страх за Алексея. Вовремя ли она вернулась? Не слишком ли для них обоих поздно?

В тот же день Алексей должен был прийти домой утром. Но его попросил отработать до вечера напарник, у которого были какие-то неотложные домашние дела. Алексей легко согласился. Лучше уж коротать время на заводе, чем в одиночестве в своей комнате.

С работы он возвращался в одиннадцатом часу. Неторопливо шел по Лиговской улице. От нечего делать поглядывал на витрины редких магазинов. Витрины светились тусклым дежурным светом, и смотреть в них было нечего. Алексей пошел дальним путем, через Невский. И на проспекте в этот час уже было мало пароду. Полупустыми двигались освещенные изнутри трамвайные вагоны. Огни фонарей желтой цепочкой уходили вдаль и терялись во тьме вечера. С площади свернула и, стрекоча моторчиком, побежала в сторону Литейного маленькая машина-такси. Были они еще редкостью. Парк такси состоял из трофейных лимузинов, низкорослых и тесных. Неуютным был Невский проспект в этот поздний час и ничем не манил Алексея.

Домой он поднялся по лестнице со двора и отворил двери. Прошли времена, когда приходил в первом часу, забывая ключи, и стуком будил всех квартирных соседей.

Алексей прошел к себе. Снял бушлат и хотел уже его повесить на гвоздь, когда услышал, как за стенкой кто-то передвинул стул. Аня!.. Значит, явилась. Алексей замер, не показалось ли ему? Но за стенкой Аня прошла по комнате. Конечно же она. Ее, только ее походка.

— Анюта!

За стеной молчали.

— Анюта, ты?

— Ну а кто же еще!

— Анютка!

Она была здесь, рядом. Слишком долго казалось идти по коридору, стучать ей и ждать, пока отворит двери. Не отдавая отчета в том, что делал, Алексей схватился за скобу забитой двери, еще недавно заклеенной им. Рванул на себя. Выскочил и ударился об пол загнутый гвоздь. Алексей уже был в Анютиной комнате. Потом, много позже, он не раз задумывался над тем, как на такое решился. Ведь она могла испугаться и закричать, и опять бы все пошло кувырком. Но Аня и не подумала кричать, а может, и не удивилась его выходке, потому что именно этого и ждала от него. В комнате прибрано. Лежала на столе раскрытая книга, и приглушенно звучала музыка из черной тарелки репродуктора.

— Делай что хочешь, хоть милицию зови. Не уйду от тебя.

Вместо ответа улыбнулась, неожиданно спросила:

— Ну, послал письмо матери?

— Послал, — уверенно кивнул Алексей.

— Что написал?

— А-а, что…

Он не знал, говорить ли ей. Решился и продолжал:

— Женюсь, написал, вот что… Ну, а теперь гони, если хочешь… Матери наврал, последний тогда я подлец… Ну так прогоняй, если не так. Соседей зови, участкового, кого хочешь… Сам не уйду!

Заблестели Анькины глаза. Вдруг она весело засмеялась. Так весело, как, кажется, не смеялась при нем никогда. Потом, сдерживая смех, проговорила:

— Сумасшедший, ну сумасшедший… Ведь отворено. Жду тебя… — И, подойдя к нему, прижалась щекой к его груди, сцепив руки под подбородком. Смеха больше не было. Тихо, доверчиво заговорила: — Ждала тебя, ждала, Леша… Не обмани меня. Боюсь я, боюсь… Только и мне теперь без тебя не жизнь… — и шептала еще что-то бессвязное, пока он больно сжимал ее плечи.

Алексей плохо слышал Анины слова и совсем не вдумывался в их смысл, счастливый тем, что она здесь, с ним и не гонит, не отталкивает, что они вместе, вдвоем и теперь нет для него больше ни тоски, ни одиночества.