После этого вопроса, на который нет ответа, Хокинг замер в своем кресле, и только его глаза бегали взад-вперед по экрану компьютера. Прошла минута-другая – специалист по космологии Кип Торн использовал их, чтобы объяснить, как работают мозг и компьютер Стивена. Наконец, после паузы, которая, казалось, длилась вечно, на лице Хокинга появилась сухая усмешка, и дельфийский оракул изрек: «Я не отвечаю на вопросы о Боге».
Что именно в Хокинге делает его святым от науки? Мне кажется, он – воплощение более широкого общественного явления, известного как сциентизм. Это научный взгляд на мир, предполагающий естественные объяснения всех явлений, не признающий сверхъестественного и паранормального, принимающий критику и эмпиризм как два столпа жизненной философии Научной эры.
Голос сциентизма лучше всего слышен в новом жанре научной литературы, подходящей и для профессионалов, и для неискушенных читателей. Примеры – это работы Карла Сагана, Стивена Джея Гулда, Ричарда Докинза, Эдварда Уилсона, Джареда Даймонда и многих других, пишущих или писавших для широкой аудитории на все времена. Сциентизм – мост через пропасть между, как выразился физик Ч. Сноу, «двумя культурами» – научной и художественно-гуманитарной (двумя лагерями, не способными взаимодействовать друг с другом). Сциентизм породил новую интеллигенцию, искренне интересующуюся глубокими философскими, идеологическими и богословскими следствиями научных открытий.
Хотя истоки сциентизма уходят вглубь веков – их можно отыскать в работах Галилея и Томаса Гексли, его современному воплощению дал начало в 1960-е гг. математик Джейкоб Броновски, автор и ведущий документального сериала «Восхождение человека». Оно набрало обороты в 1980-е гг. с выходом книги «Космос» (Cosmos) Карла Сагана и расцвело в 1990-е гг. с появлением «Краткой истории времени» (A Brief History of Time) Хокинга, которая установила рекорд: 200 недель в списке бестселлеров лондонской Sunday Times, объем продаж более 10 млн экземпляров по всему миру, переведена более чем на 30 языков. Последняя работа Хокинга «Мир в ореховой скорлупке» (The Universe in a Nutshell) уже заняла прочную позицию в списке бестселлеров New York Times.
Cлава Хокинга растет по многим причинам: его работы несут колоссальный заряд культуры сциентизма, его идеи о природе космоса дают ответы на квазибогословские вопросы, а главное, он – герой, побеждающий практически непреодолимые физические препятствия, которые сломили бы любого другого.
Но личный успех Хокинга в частности и взлет сциентизма в целом – признак еще более глубокого явления. Во-первых, не все науки одинаково весомы в структуре сциентизма: космология и теория эволюции ставят главные вопросы, которые традиционно были прерогативой религии и богословия. Сциентизм смело предлагает естественно-научные ответы, которые занимают место сверхъестественного и, таким образом, обеспечивает духовную поддержку тем, чьи потребности не удовлетворяются древними культурными традициями. Во-вторых, мы, в основе своей, социальные иерархические приматы. Мы почтительно относимся к вожакам, уважаем старших и следуем заветам шаманов. Поскольку сейчас Век науки, мы поклоняемся шаманам сциентизма. В-третьих, имея дар речи, являемся еще и приматами-рассказчиками и мифотворцами, со сциентизмом в основе наших историй и учеными в роли сказителей нашего века.
Так что по случаю 60-го дня рождения Стивена Хокинга мы чествуем и этого научного шамана, и великую культуру сциентизма, в которой мы живем.
Дополнение: в 2015 г. Стивену Хокингу исполнилось 73, он еще полон сил – фонтанирует статьями и книгами, читает лекции и доклады для коллег и широкой публики и все так же собирает толпы в Калтехе.
5. Физик и ловец жемчуга
Различие между авторами двух новых теорий раскрывает социальную природу научного процесса
Рассмотрим цитаты из двух недавно изданных за счет авторов книг, претендующих на революционный переворот в науке:
Эта книга – итог почти 20 лет, ушедших на создание нового вида науки. Я не ожидал, что это займет столько времени, но мне удалось открыть намного больше, чем казалось возможным, и, в сущности, моя работа затрагивает практически все существующие разделы науки, и довольно существенно. На мой взгляд, [это открытие] – одно из важнейших в истории теоретической науки в целом.
Я работал над этой книгой без посторонней помощи на протяжении последних 30 лет. Прочитав ее, вы поймете, что такие идеи мог выдвинуть только человек, не принадлежащий системе. Они настолько переворачивают современное мышление, что даже частично эту целостную теоретическую систему невозможно представить в рамках жесткой структуры традиционной науки.
Оба автора десятилетиями работали в одиночестве. Оба сделали одинаково сумасбродные заявления о перевороте основ физики в частности и науки в целом. Оба чурались традиционного пути публикации научных статей в рецензируемых журналах и решили представить свои идеи публике напрямую, в научно-популярных книгах. В обеих работах сотни диаграмм и иллюстраций, призванных объяснить фундаментальное строение природы.
Но между этими авторами есть принципиальное различие: об одном писали Time, Newsweek и Wired, а рецензия на его книгу появилась в The New York Times. На другого не обратили никакого внимания, кроме упоминания в экспозиции крошечного музея искусства в Южной Калифорнии. Чтобы понять причины такого разного приема, обратимся к их биографиям.
Один из них в 20 лет защитил диссертацию по физике в Калтехе, и Ричард Фейнман отзывался о нем как о «потрясающем» ученом, он стал самым молодым лауреатом престижной премии Макартура «Гений». Он основал институт по исследованию сложных структур в одном из крупных университетов, а затем ушел оттуда, чтобы основать собственную компанию по разработке программного обеспечения, где написал чрезвычайно успешную программу, которой пользуются миллионы ученых и инженеров. Другой автор – бывший ловец жемчуга, золотоискатель, режиссер, землекоп, слесарь, изобретатель, владелец компании, проектирующей и производящей надувные понтоны для подводных работ, а также хозяин и оператор парковки трейлеров. Угадаете, кто есть кто и где чья цитата?
Первой идет цитата из книги Стивена Вольфрама, виртуоза из Калтеха и автора «Нового вида науки» (A New Kind of Science), в которой фундаментальная структура Вселенной и всего в ней сводится к вычислительным правилам и алгоритмам, воспроизводящим сложные структуры в форме клеточных автоматов. Вторая цитата принадлежит Джеймсу Картеру, ловцу жемчуга и автору «Иной теории физики» (The Other Theory of Physics), предлагающей цирклоновую теорию Вселенной, где вся материя строится из кольцевидных трубок, которые связывают все, от атомов до галактик.
Прав ли Вольфрам – еще предстоит узнать, но это выяснится, потому что его идеи тестируются на конкурентном рынке науки. Истинность идей Картера так и останется скрытой от нас, поскольку ученые не принимают их всерьез. Почему? Потому, что, нравится вам это или нет, в науке, как и практически в любых человеческих интеллектуальных начинаниях, шанс быть услышанным зависит от личности говорящего не меньше, чем от смысла сказанного. (Если Вольфрам ошибается – его теория отправится к флогистону, эфиру и цирклонам.)
Наука в этом плане консервативна и склонна к элитизму. Это неизбежно, если хочешь выжить в океане кандидатов в революционеры. Время и ресурсы ограниченны, а на каждого Стивена Вольфрама приходится сотня Джеймсов Картеров, так что приходится выбирать. Нужен фильтр, чтобы отделять истинно революционные идеи от бесплодных подделок. Здесь за дело берутся скептики. Джеймсы Картеры интересны нам потому, что они в какой-то мере дают возможность понять, как рождаются заблуждения, и таким образом приблизиться к правильному пути. Но мы изучаем и белые пятна между наукой и лженаукой, потому что именно там может произойти новый великий научный переворот. Хотя большинство лжеидей присоединяются к флогистону на свалке науки… распознать их не так-то легко, пока не присмотришься повнимательнее.
