– Да-а-а, – зачарованно протянул Герман. – Масштабно! Здорово гуанче придумали!

– Ну, Гера, ты даёшь, – только и смог ответить потрясенный Андрей.

Становилось понятно, почему гуанче в их кодовом стихотворении понадобилась пресловутая «птица»: внизу загадочная голова, должно быть, выглядела как обычная бесформенная куча обуглившихся камней, и только с высоты вулкана потоки лавы приобретали форму лица. Действительно, кратер вулкана Тейде – «птичье гнездо» – был лучшей площадкой для обзора.

– Но неужели никто, кроме гуанче, никогда этой головы не замечал!? – изумился Андрей. – Ведь её чётко видно отсюда!

– Возможно, замечал, но не придавал этому никакого значения: мало ли интересных скальных образований на вулкане. Хотя очень может быть, что это лицо действительно никто никогда не видел. Человеку свойственно терять очки у себя на носу.

Это утверждение Германа было некстати верным: довольно оживлённое, но упорядоченное движение на видимой внизу дороге, было нарушено мчащимся на бешеной скорости автомобилем. С такими рискованными обгонами водитель-лихач мог либо запросто вылететь в кювет, либо добраться до нижней станции канатной дороги от силы за пять минуты. Однако, ехал он не туда.

ГЛАВА 43

Отчаянный водитель гнал по дороге Национального заповедника вулкана Тейде со скоростью 120 км. в час. Он отдавал себе отчёт в том, что, возможно, едет слишком быстро. Однако дороги здесь были хоть и узкими, зато прямыми и ровными. Их строили ещё при Франко. В те времена в пустынной чаше старого кратера проводили армейские учения, по этим дорогам нужно было перевозить военную технику, да и само отсутствие естественных препятствий привело к тому, что дороги в огромной вулканической кальдере были, наверное, самыми прямыми на острове.

Он без труда обгонял мешавшиеся под колёсами туристические малолитражки, то и дело переключаясь на пониженную передачу и добавляя газу.

Ждать было больше нельзя. Двое русских зашли слишком далеко.

То, что по праву принадлежало ему, и что так беспардонно двое русских похитили с Сан Борондона, сейчас можно было отнять у них только силой. Кто бы мог подумать, что они окажутся настолько неудобной помехой! Он лишний раз убеждался в том, что чем больше ты делаешь людям добра, тем хуже они тебе потом отплатят. Люди – создания неблагодарные! Это было его личным, проверенным временем убеждением.

У сумасшедшего водителя было в запасе полчаса или максимум час, прежде чем двое русских спустятся по канатной дороге вниз и доберутся до скалы-зуба. Скала была уже совсем близко. Недолго думая, он рванул руль влево и, почти не сбавляя скорости, съехал по пологому кювету на бездорожье – прямо в сторону гигантской вулканической головы. Его автомобиль поднял столб пыли и растворился в испуганном писке клаксонов шарахнувшихся в разные стороны туристических «ситроэнов».

Через несколько сотен метров дорогу преградили валуны порыжевшей от времени лавы. Лихач нажал на тормоза, заглушил машину и выпрыгнул на сухую пыльную почву.

Он огляделся. Вокруг не было заметно ничего подозрительного. С заднего сиденья он выудил черную пластиковую клетку, в каких обычно перевозят на самолёте собак или кошек. Однако эта клетка была заметно меньше остальных, и у неё не было ни одного вентиляционного отверстия. Взвесив её в руке, он захватил с сиденья чёрные кожаные перчатки и, захлопнув дверь автомобиля, направился к торчащим из земли высоким рыжим камням.

Именно эти камни древние гуанче называли «зубами мудрости».

Вулканическую голову туземцы обнаружили задолго до того, как на Канары пришли европейцы. С тех пор, согласно ритуалу, каждый гуанче хотя бы раз в жизни должен был совершить восхождение на вершину вулкана Тейде. Путь этот был долгий и непростой, однако, только с вулкана гуанче могли увидеть лицо Бога Ачамана. Вечный и могущественный Ачаман смотрел на восток – встречал восход солнца, и оттуда же зорко следил за Гуайотой, заточенной навечно в тюрьме вулкана.

Древние легенды гласили, что именно Ачаман, или как его ещё называли, Абора или Алькорак, положил начало всему. До него была пустота: море не отражало неба, а свет не имел цвета. Ачаман создал землю и воду, огонь и воздух, растения и животных. Он обитал на высоких вершинах, откуда любовался своими творениями. Однажды он поднялся на вулкан Эчейде, как гуанче называли Тейде, и оттуда его творения показались ему ещё красивее, будто видел он их впервые. Он решил разделить радость увиденного с другими и вылепил из глины людей, чтобы они извлекли из всего, что он создал, пользу и сохранили бы созданное им навечно. Ачаман вручил им пастбища и стада животных. Когда люди поняли, что ночь сменяет день, а времена года всегда возвращаются, Ачаман решил создать ещё больше людей. Вновь созданным людям пастбищ и животных он, однако, не дал, и когда спросили они, почему он так поступил, объяснил: «Служите другим, и они помогут вам прокормиться». Согласно легенде, так появились благородные гуанче и простолюдины.

В другой легенде говорилось, как однажды закрутились вихри, сгустились тучи, разбушевалось море, и попряталась вся живность на острове. Потемнело небо, и изо всех расщелин поползли пауки. Среди белого дня наступила вдруг ночь. Это нечистая сила Гуайота, проклятье всего живого, завладела Магеком – солнцем, укрывшись с ним в недрах вулкана Эчейде. Воззвали гуанче к Ачаману, называя его Ачгуоясираси и Гуайягираси – Хранителем, Спасающим Мир. Внял Ачаман просьбам людей и отправился к вершине Эчейде. Когда он обнаружил Гуайоту, началась битва. Разверзлось небо, озарилось красным пламенем, воздух превратился в раскалённый пар, задрожала земля, а грохот был слышен на самых дальних островах. Из кратера Эчейде Гуайота метала в Ачамана огонь, огромные камни, выливала к его ногам языки раскалённой лавы. Клубы чёрного дыма затянули и без того тёмный небосвод, стал плавиться камень, посыпался пепел, земля покрылась серой и превратилась в тлеющий уголь. Однако Ачаман освободил Магека, одолел Гуайоту, а в наказание за её подлости заточил её навечно в недрах Эчейде.

После битвы первым на вулкан поднялся пророк Гуаньяменье. Он хотел убедиться, надёжно ли закрыта Гуайота в земных недрах. Он взял с собой менсеев и гуайре. Вслед за ними на вершину поднялись и все остальные. Внизу под собой они видели лицо Ачамана – сурового и справедливого Бога гуанче. Нос Ачамана вдыхал свежий морской воздух, его длинные волосы развевались на ветру, а рот был приоткрыт: Бог делился мудростью со своими людьми. Глаза Ачамана были устремлены к восходу солнца. «Пока Ачаман смотрит на восток, – объяснил Гуаньяменье своему народу, – солнце будет вставать из-за морских просторов каждое утро. Когда же он отвернётся от солнца – наступит конец».

На следующий день вулкан покрылся снегом. Не стало видно ни скал, ни троп, ни растений. Не стало видно и самого Ачамана. Подумали гуанче, что наступает конец света. Но успокоил их пророк Гуаньяменье. Он объяснил, что под белоснежным одеялом Ачаман спрятался от любопытных людей. Потому что нельзя без нужды тревожить Ачамана и смотреть ему в глаза. Он запретил гуанче подниматься на вулкан, дозволив подниматься и просить помощи, лишь, если заставит тяжелая нужда. Право подыматься на вулкан в любое время он оставил только десятерым: восьми менсеям, идальго – незаконнорожденному сыну Гран Тинерфе, правившему восточной провинцией Тенерифе, и себе, главному тенерифскому мудрецу. Кроме него и этих девяти никто не имел права видеть Бога.

Простолюдинам же Гуаньяменье разрешил ходить только к подножию Эчейде – к зубу мудрости, что рос во рту Ачамана. Прикосновения к зубу мудрости излечивали раны, усмиряли гнев, давали силы, забирали болезни, высушивали слёзы и успокаивали рассудок. Тогда и не стало у простых гуанче нужды подниматься на вершину вулкана.

С тех пор только менсеи, да пророк Гуаньяменье восходили к кратеру, стояли на двери в тюрьму Гуайоты и смотрели на мужественное лицо Ачамана.