Откуда наблюдает птица.

Дошедший до гнезда этой птицы узнает,

Где зуб мудрости вырос».

– Если хочешь знать моё мнение, то это бред сумасшедшего, – Андрей засунул в рот пленника кляп и безапелляционно сложил свои могучие исцарапанные руки на груди. – Какой зуб? Какие птицы?..

– Подожди, – Герман поднял в воздух оба указательных пальца и наклонился к товарищу. – Моё первое впечатление было таким же. Потом я стал анализировать. У гуанче высшим божеством считался Бог Солнца. Это присуще любой варварской, в смысле дохристианской, культуре. Поэтому если в стихе упоминается солнце – это первое свидетельство в пользу того, что сочиняли его сами гуанче, а не капитан Гонсальвес, который от безысходности вдруг обезумел, впал в детство и начал сочинять примитивные стишки. Во-вторых. После того, как человек что-нибудь где-нибудь прячет, ему необходимо оставить какой-то ориентир или метку, чтобы потом свой тайник отыскать, согласен? Вспомни у того же Стивенсона: дерево, череп, кости, сложенные в виде стрелки. В нашем случае в странном стихе зашифрованы те же метки: око, то есть какой-то непонятный глаз, потом птица, потом человек и, наконец, зуб. В-третьих, гуанче было важно, чтобы тайник был не настолько трудным, что никто не смог бы его найти: разгадка должна была быть доступной любому их соплеменнику, решившему тайком сбежать от испанцев на Сан Борондон. Поэтому в стихе и используются какие-то простые и всем известные символы.

– То есть ты хочешь сказать, что уже разгадал эту загадку?

– Нет, но я знаю, откуда начинать! – по тому, как легко и весело Герман это сказал, было видно, что он действительно уже всё продумал. – Теперь мы с тобой знаем, где находится это «всевидящее око»!

– Это тебе сейчас Рэмбо сказал? – Андрей кивнул на ничего не понимающего пленника, переводящего удивлённый взгляд с одного русского на другого.

– Именно! Этот «глаз» в Лос Гигантесе!

– В Лос Гигантесе?

– В скале над городом!

– В сам Лос Гигантес заходить опасно, – профессионально оценил Андрей. – Этот катер там все знают и, очень возможно, ждут. Но, похоже, выбора у нас нет. Да, кстати, и с властями нам пока лучше не встречаться. Во-первых, мы без документов, ну а потом, катер неизвестно чей и, вполне возможно, официально считается угнанным. Очень может быть, что уже завтра катер будет в розыске и в любом порту, где мы пришвартуемся, его найдут за секунду. Как объяснишь полиции, где хозяева? Поэтому, как только дойдём до Тенерифе, его нужно бросить.

– Так, а где будем жить? Денег у нас нет. У этого Ривейры семья, я не хочу его обирать.

– У Ривейры мы попросим деньги на такси. Только и всего. За него не беспокойся, – Андрей задумался. – Жалко конечно, что сам катер никому продать нельзя. С одной стороны, я местных барыг не знаю, а с другой – мне кажется, что хозяин катера будет против.

Он, как всегда, был мастер шутить с серьёзным лицом.

– Поселимся мы, я думаю, на квартире у одного моего старого знакомого. Точнее, знакомой. У неё же и денег займём.

– У тебя на Тенерифе есть знакомые? Настолько близкие, чтобы у них жить?

– Обижаешь, профсоюз! – комично надулся Андрей. – Пять лет подряд на Канары езжу! Иной год по два раза! Исесьно, есть. Как доберемся до Тенерифе, вызвоним одну девушку – она экскурсоводом на острове работает. Я с ней ещё в первый свой приезд познакомился. В этот раз, кстати, подарки ей вёз. Колбасу копченную, зефир «шармель», гречку, то-сё. Жалко, что всё утонуло.

– Гречка-то ей зачем? – удивился Герман.

– Ну, как это?! Гречка же в Испании не продаётся! Не знал? Да, да. Ни гречки, ни кефира, ни селёдки в этой стране нет! Черный хлеб и тот недавно появился: немцев стало на острове много, они его пекут. А со всем остальным – беда. Я как на Тенерифе еду – всегда с собой гостинцы беру.

– Интересно, не знал.

– А девушка очень хорошая. Живёт на острове сто лет, много знает. Лучший русский гид на Тенерифе, между прочим. Так что и с тайником нам поможет.

– Погоди, ты что, собираешься её во всё посвятить?

– Вообще, для её безопасности, делать этого, наверное, не стоит, – пожал широкими плечами Андрей. – Но, при необходимости, помочь она бы нам смогла. Посмотрим. Я ещё не решил. Определимся на месте по ситуации, как говорил мой бывший командир. О, гляди, – оживился он. – Радар проснулся!

На экране радара высветился остров. Вокруг начали выхватываться точки невидимых пока глазу небольших судов: рыбаки выходили на ночной лов. Вслед за радаром ожила радиосвязь. В установленных в углах капитанской рубки динамиках зашелестели скупые реплики чьих-то редких переговоров. По форме остров на мониторе напоминал трёхлучевую мерседесовскую звезду, а потому не оставлял никаких сомнений: перед ними был Эль Йерро, самый западный остров Канарского архипелага.

Герман выбрался на палубу. Он чувствовал на лице рассвет и брызги рассекаемых «бэйлайнером» волн. Пахло солёной водой. Катер слегка подбрасывало на волнах, его нос задирался кверху, легко перемахивая через валуны и ямы океанского шоссе. Темнота уже не казалась кромешной. Звёзды на небе тускнели, а луна не спеша уступала место заре. Впереди смутно темнел одногорбый остров, который и должен был быть Эль Йерро. До этого момента Герман видел его только с воздуха.

ГЛАВА 35

Старой знакомой Андрея на вид было лет двадцать восемь. Невысокого роста, худенькая, с длинными вьющимися белыми волосами, серыми выразительными глазами и широкой озорной улыбкой – Анна, несомненно, была очень мила. Пахло от неё новым яблочным ароматом Донны Каран. Как у всех северян, переехавших на юг и начавших воспринимать тепло, море и солнце как должное, загара у Анны не было совсем. Лежание на пляже, как и купание в океане, она считала уделом туристов и занятием изначально немодным. Таким образом, несмотря на годы, проведённые на Канарах, её кожа сохранила аристократическую северную бледность. Родом она была из Санкт-Петербурга и говорила на том чистом и внятном русском нормативном языке, коим славятся все жители северной столицы, хотя сейчас в её интонациях периодически проскальзывали испанские и английские нотки.

Там же в Питере она училась и вышла замуж. Шесть лет назад разбогатевший на компьютерах муж привёз её на Канары, купил виллу с бассейном и спортивное купе. Однако уже через полтора года после переезда, нуворишем, так же как и верным мужем, он оказался несостоятельным, и Анне пришлось срочно искать ему замену.

Новым супругом оказался британец, как ни странно это могло показаться в антураже Испании. Пожилой денди занимался фондовым рынком и, по его же рассказам, однажды чуть не стал в своей стране лордом. Тому помешали козни его многочисленных врагов. В итоге ему пришлось перебраться сначала на противоположную сторону Английского канала, как англичане называли Ла-Манш, а потом и за океан. Сейчас её новому мужу исполнилось 57, а для европейских мужчин это пора расцвета умудрённой годами зрелости.

Несмотря на его финансовое состояние и возраст, замуж за британца Анна выходила по любви. Она не рассчитывала ни на его наследство, ни на пожизненную ренту: её первый муж при разводе оставил ей ту самую канарскую виллу; у родителей, оставшихся в Санкт-Петербурге, дела всегда обстояли неплохо; да и сама Анна ведением экскурсий и всевозможными консультациями зарабатывала на жизнь достаточно. За своё будущее она не переживала. Британский подданный был слишком увлечен ею, чтобы она смогла устоять. В отношениях с мужчиной Анна всегда искала одно – искреннего к ней внимание, которое все эти годы получала от своего спутника в избытке. Английским она владела в совершенстве, так что препятствий в общении с любимым человеком у неё не было никаких. Тем более что говорить и путешествовать с ним ей всегда было приятно и интересно.

Просторная уютная вилла в Чайофе, которая досталась Анне от русского мужа и которую она называла «домом Питерской эпохи», сейчас пустовала и именно здесь девушка решила разместить своего давнего знакомого и его нового компаньона, как Андрей представил ей Германа. Был вечер, они сидели вокруг стола тёмного дерева, пили кофе с виски и любовались голубым подсвечиваемым изнутри бассейном.