Оба пленника были рослыми, почти такими же, как мужчины её племени, только один был худым и показался Ико слабым, а другой был очень толстым: такие большие круглые животы Ико в своём племени видела только у беременных женщин. Так она их для себя и назвала – Худой и Беременный.

Худой вертел головой по сторонам, пытаясь разглядеть, что происходило вокруг. Он был безбородым и коротковолосым: волосы не закрывали ему даже лба и ушей. У него были смышлёные глаза и тонкие улыбчивые губы. На его лице Ико не видела страха, а видела любопытство. Худой что-то постоянно говорил, то обращаясь к своему соседу, то к жителям деревни, сгрудившихся толпой вокруг незнакомцев. Он говорил на непонятном птичьем языке, от которого соплеменники Ико начинали переглядываться и хохотать. Жители её деревни очень редко встречали чужаков.

Толстяк был рыжим и вихрастым. У него было круглое лицо и зоркие глаза. Он сидел, опустив голову и тяжело дыша, изредка бросая по сторонам короткие взгляды. Его ладонь была прижата к плечу. Под ней Ико заметила красное пятно.

– Он ранен! – воскликнула Ико, с удивлением посмотрела на стоявших вокруг соплеменников. Неужели никто не додумался наложить ему повязку?! – У него течёт кровь!

Увидев озадаченные лица, Ико поняла, что никто и не пытался помочь раненому пленнику. Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, она присела на корточки перед Беременным и посмотрела ему в лицо. Толстяк поднял на неё свои голубые, как небо, глаза и вопросительно её разглядывал. Чтобы успокоить пленника, Ико осторожно прикоснулась к его руке. Пленник ждал. Они отвела окровавленную кисть от плеча и осмотрела её. Убедившись, что она невредима, Ико оглядела плечо. Увидеть рану мешала намокшая от крови одежда. Одним движением руки она выхватила из-за пояса свой нож. Пленник вздрогнул и попытался защититься, но, будучи связанным, сделать ничего не мог. В его глазах мелькнуло удивление, но никак не страх. «Видимо, он тоже воин», – подумала Ико. Тем же неуловимым движением она срезала мешавшую ей одежду. Под слоем запёкшейся крови показался узкий неглубокий порез, оставленный гуанчским каменным ножом. «Его ранил кто-то из наших мужчин», – догадалась Ико.

– Принесите драконового сока! – крикнула она через плечо. За её спиной раздался топот ног: кто-то, повиновавшись воле дочери вождя, побежал в свою пещеру за целительным соком драконового дерева, который жители острова использовали для врачевания.

Драконовые деревья были растениями с толстым круглым стволом, с устремленными вверх ветвями, каждая из которых заканчивалась шапкой длинных узких мясистых листьев. В отличие от обычных деревьев, на дереве-драконе листья вдоль веток не росли. Драконовым дерево называли потому, что, подобно головам дракона, каждая ветка давала начало пяти новым, каждая из которых затем делилась ещё на пять веток, и так далее. Старые деревья вырастали очень большими, высотой в десять человек, стволы у них были широкие и шишковатые, а ветви сухие и скрюченные. Молодые деревца были невысокими, с гладкой серой корой – цвета серых туч в дождливые дни, когда тучи ещё только собираются, не успевая потемнеть, накапливают влагу и дают Ико время спокойно увести стадо с пастбища. Драконовые деревья были живыми: в их жилах тёк сок красного цвета. Каждый раз, когда кто-нибудь ранил кору, из открытой раны начинала течь тягучая красная кровь. Девушки в деревне собирали драконовый сок в прозрачные козьи пузыри или в большие витиеватые ракушки. Было замечено, что смазанные драконовой кровью раны заживали быстро и не оставляли следа.

Беременный пленник во все глаза следил за Ико. Когда она обмазала порез тягучей красной жидкостью, он попытался её понюхать. Нос его сморщился, но Ико взглядом успокоила его и стала заматывать руку куском принесенной вместе с соком кожи.

За своей спиной она услышала голос менсея Аитора:

– Ико, откуда тебе известно, нужно помогать этим чужеземцем или нужно их умертвить?

Она поднялась на ноги и обернулась. Их вождь был рослым бородачом, с длинными кудрявыми волосами, доходившими до могучих плеч, с властным низким голосом и синими, цвета безоблачного неба, глазами.

– Этот беременный мужчина ранен, отец. Я всего лишь остановила кровь.

– Беременный мужчина? – улыбнулся Аитор. Взгляд его тут же смягчился. – Название ему ты хорошее придумала.

Вокруг раздался облегчённый смех соплеменников. Без разрешения вождя помогать чужакам здесь бы никто не решился. Люди были рады, что менсей простил свою дочь.

– С ними хочет говорить Гуаньяменье. Я послал к нему гонца. Он уже спускается в деревню. А ты, как закончишь, иди и займись своими делами.

– Хорошо, отец.

– И спасибо, что помогла раненому.

В ответ Ико лишь улыбнулась. Она знала, что её отец никогда не осуждал помощь раненому, нуждающемуся или попавшему в беду. Ико выросла точно такой же, как её отец.

Она была рада, что с чужаками станет говорить сам Гуаньяменье. Святой Гуаньяменье был мудрецом и провидцем. Он предсказывал дождь, холода и мог читать по звёздам. Гуаньяменье знал все растения на острове и с их помощью готовил снадобья и врачевал хворь. Он служил обряды и приносил жертвы Богам.

В племени не было ни одного человека, который бы знал Гуаньяменье младенцем или даже ребёнком, для жителей их деревни он всегда был седым старцем. Ико была уверена, что Гуаньяменье родился вместе с островом. Гуаньяменье помнил имена всех менсеев, правивших этим островом со времен его сотворения Богом Ачаманом, он помнил, сколько при каждом вожде было наводнений, он мог говорить напрямую с их Богом, то прося о долгожданном дожде, то о рождении мальчиков, то об улове рыбы.

У Гуаньяменье был суровый нрав и тяжелая рука, но Ико его совсем не боялась. Когда она была маленькой, он рассказывал ей древние легенды о заморских странах, о похожих на птиц кораблях, плававших по морю, о чужеземцах, высаживавшихся на их берег, об Ачамане, их Боге, защищавшем их от непрошеных гостей. От Гуаньяменье Ико узнала о соседних землях, таких же больших как их остров, но очень на него непохожих. Он рассказал ей о том, как пали эти острова в сражениях с заморскими войнами, но как отважно сражались с чужаками её предки.

Гуаньяменье всегда жил один. У него не было детей. Он был слишком стар и, как говорили в деревне, уже давно пережил всех своих детей, внуков и правнуков. Все мужчины в их племени хотели иметь детей, и все имели детей. Для старца Гуаньяменье детьми и внуками стали дети менсея Аитора.

ГЛАВА 17

Полуденное солнце нещадно палило Герману прямо в лицо. Спрятаться от него было некуда. Руки у него, как и у Андрея, были крепко стянуты за спиной, затекли и саднили, чувствовать их Герман почти перестал. Прячась от солнца, он нагибал голову, но тогда начинало печь затылок.

Андрей был привязан рядом. Рана на его плече уже не кровоточила, и он с благодарностью поглядывал на стройную тёмную девушку, мелькавшую следи столпившихся вокруг них аборигенов, умело наложившему ему повязку и обработавшую рану какой-то неведомой красной жидкостью. Потерять сознание он уже не боялся.

– Как твоя голова? – спросил Андрей.

– Нормально, болит.

– Здорово тебя пригрел это абориген.

Обоим очень хотелось пить, но никто из туземцев и не догадывался предложить им воды. Сначала Герман просил воды на испанском, потом на похожих португальском и итальянском, на всех остальных европейских языках. Он вспомнил даже арабский и иврит. Ответом ему были лишь непонимающие взгляды и улыбки. Когда жажда стала невыносимой, Герман перешёл на мимику: жестикулировать не позволяли связанные за спиной руки. На эти попытки туземцы отзывались всеобщим дружным хохотом и звали соседей посмотреть на бесплатный цирк.

– Вот идиоты! – не выдержал Андрей. – Дикари – они и в Африке дикари!

– Это папино?

– Папино, – слабо улыбнулся он в ответ.

Друзья были привязаны к странному серого цвета дереву, из ствола которого наружу торчали острые шипы. Любая попытка двинуться или размять затёкшие мышцы заканчивалась тем, что длинные, с полпальца, шипы больно впивались в спину и руки. Листьев на дереве не было и предназначение этого растения, иначе как столба для пленников, объяснить было нечем.