Познакомив нас, госпожа Бейкер сразу же ушла. Элтон раскрыл свой черный служебный портфель, вынул из него какую-то фотографию и книгу и передал их мне. На фотографии, которая, по его словам, была найдена у меня на квартире, красовался сам Элтон со своей супругой.
— Скажите, пожалуйста, откуда у вас взялась эта фотография?
— Я сфотографировал вас и вашу жену в начале июля 1956 года в гостях у Тома Поупа.
— А что вы сделали с этим снимком?
— Как что сделал? Увидев вас в компании с политическими разведчиками и поговорив с вами, я понял, что вы отнюдь не простой государственный служащий, и направил эту фотографию со всеми вашими данными туда же, куда направил все остальные фотографии, снятые в тот вечер.
— От меня требовали объяснений, каким образом эта фотография оказалась у вас на квартире. Теперь я смогу, наконец, объяснить это.
— Пожалуйста. У меня лично нет никаких возражений…
Криво усмехнувшись, Элтон пожал плечами. Нелегко было ему забыть этот неприятный эпизод в служебной карьере. Беседа еле вязалась. Поговорили об общих знакомых, присутствовавших тогда на вечеринке у Поупа. Затем Элтон передал мне книгу Беллока и Миллера «Шпионская сеть», поздравив меня с тем, что мое имя отныне прочно вошло в историю разведки.
Тюремные правила не разрешают заключенным читать книги, в которых упоминаются их имена. По-видимому, власти опасаются, как бы их подопечные не возомнили слишком высоко о себе. В данном случае мне предоставлялась особая привилегия, в надежде, видимо, на то, что, увидев свое имя напечатанным черным по белому в книге, я приду в восторг и расскажу что-нибудь экстраординарное, чтобы поддержать и продлить сенсацию. Возможно, Элтон надеялся, что я займусь исправлением в книге ошибок ее авторов. Они, естественно, были, эти ошибки, вызванные дикой спешкой при ее издании. Она вышла в свет немногим более чем через месяц после окончания процесса. К сожалению, качество книги было обратно пропорционально быстроте, с которой она была издана…
Но вернемся к Элтону. После вежливой вступительной болтовни он, наконец, перешел к делу.
— Скажите, пожалуйста, господин Лонсдейл, вы готовы договориться с нами о чем-либо?
— Конечно. Если ваши предложения окажутся приемлемыми. Я готов отвечать на вопросы, которые касаются только меня самого, и ни на какие другие. Кстати, никаких денег мне не надо.
Элтон принялся объяснять, что, когда он говорил о деньгах госпоже Бейкер, он имел в виду какую-нибудь пенсию, которая избавила бы меня от финансовых затруднений в будущем.
— К чему мне ваша пенсия? Я не собираюсь оканчивать свои дни на Западе.
— Боже мой! Неужели вы думаете вернуться домой? Да ведь вас немедленно отправят в соляные копи.
Я в шутливой форме порекомендовал Элтону не пугать меня и больше думать о своей пенсии. Он слегка побледнел, видимо, думая, что у меня имеется какой-либо неизвестный доселе компромат на него. Я усмехнулся и добавил, что если бы меня интересовали деньги, то, не становясь изменником, смог бы в любое время получить от английских газет за свои мемуары куда больше, чем все, что могла бы предложить британская контрразведка. Тут я затронул больное место Элтона. В последующих беседах с ним я выяснил, что у него четверо детей и он с трудом сводит концы с концами, хотя родители и оставили ему небольшое состояние. Бедный Элтон никак не мог взять в толк, как это завалившийся разведчик отказывается от дополнительного заработка.
Довольно беззлобно мы препирались еще некоторое время. Я старался найти какую-то приемлемую точку соприкосновения, чтобы провести то, что я уже прозвал про себя «операция Элтон». Припертый к стене, он был вынужден признать, что не может обсуждать никаких конкретных предложений. Тогда я прервал беседу, предложив моему знакомцу явиться тогда, когда у него будет что обсуждать. На этом мы и расстались. Честно говоря, пытаясь выжать из Элтона какие-то предложения, я ожидал услышать от него идею обмена меня на какого-либо человека, в котором были бы заинтересованы англичане. Но противник пока не созрел для этого. Во всяком случае, пока не созрел…
Недели через две после знаменательной беседы меня перевели в манчестерскую тюрьму. Прошло около месяца, и Элтон появился снова. На этот раз вручил мне книгу о моих злоключениях с весьма оригинальным названием. «Советская шпионская сеть» — так называлась эта книга, которую написал некий автор, пришедший к финишу вторым. Поскольку название «Шпионская сеть» было уже использовано, он решил изменить его, добавив одно слово. Как видно, Элтон считал появление этой книги единственным предлогом для приезда в Манчестер, ибо ничего нового он мне так и не сказал. Быть может, рассчитывал, что я сам начну выдвигать какие-то предложения. Я спросил, когда он сможет сказать мне что-нибудь конкретное, но не получил от него никакого вразумительного ответа. При этом Элтон сослался на необходимость обсудить этот вопрос не только с министром внутренних дел, но с генеральным прокурором, верховным судьей и чуть ли не с королевой…
В конце октября или начале ноября 1963 года Элтон вновь появился в Манчестере. И снова привез очередную книгу о нашем деле. Это была «Война изнутри» Комера Кларка. Я не без сарказма заявил ему, что он пока выполняет лишь функции рассыльного книжного магазина. И снова повторил, что со мной бесполезно разговаривать, пока не будет каких-либо конкретных предложений. Элтон ответил, что предложения все еще согласовываются в высших сферах. Он же приехал, боясь, как бы я не подумал, что он бездействует. Затем он, как бы невзначай, сказал, что их служба долго билась над расшифровкой каких-то таинственных записей в найденной у меня записной книжке. Записи состояли из набора цифр и китайских иероглифов. Контрразведка привлекла к их расшифровке профессоров математики, видных синологов и криптографов. После десяти месяцев упорной работы, они будто бы сумели, наконец, разрешить эту сложную проблему. «Служба, — сказал Элтон, — использовала полученные таким путем данные. Все прекрасно сработало». Мой собеседник явно намекал на то, что контрразведка сумела-де установить связь с кем-то из моих коллег. Элтон, видимо, ожидал увидеть ужас на моем лице. Но, к его разочарованию, ужаса у меня на лице не было…
Уже не было никаких сомнений в том, что Элтон ездит не для того, чтобы вручать мне книги. Его цель заключалась в том, чтобы попытаться выведать у меня что-нибудь новенькое. Ведь контрразведка была крайне раздосадована, не найдя у меня на квартире никаких полезных для нее адресов, фамилий, мест и условий встреч, которые мрг-ди бы вывести на след моих коллег. На той встрече Элтон пытался создать впечатление, что благодаря моей небрежности им удалось обнаружить кого-то из моей сети… Нужно было видеть его лицо, когда я лишь усмехнулся в ответ на его «ужасное» известие. Люди, которых имел в виду Элтон, тоже читали газеты и давно уже приняли все необходимые меры после моего провала. К тому же я был убежден, что никакие эксперты не могли решить мою головоломку. Я пользовался произвольной системой кодирования своих записей. Расставаясь с бедолагой, я повторил, что нам не о чем говорить с ним до тех пор, пока он не привезет мне конкретные предложения.
В начале декабря в жизни Элтона наконец-то настал великий день. Когда я пришел на свидание с ним, он приветствовал меня радостной улыбкой. Как только я закрыл за собой дверь, Он воскликнул:
— Наконец-то я добился результатов! — и торжественно протянул мне красивую папку, прошитую голубой шелковой лентой.
Я раскрыл ее. В ней было три страницы отпечатанного на машинке текста.
— Что это? — спросил я широко ухмыляющегося Элтона.
— Наши конкретные предложения. Уверен, вы будете довольны. Поверьте, добиться этого было нелегко.
С первой страницы в глаза бросался поставленный в правом углу трехсантиметровыми буквами красный штемпель: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Это уже было интересно. За время работы в Англии я, признаться, видел немало документов с подобным интригующим штампом. Но никто из деятелей британских специальных служб не преподносил их мне на блюдечке с голубой каемочкой, а в данном случае в папке с голубой лентой. Они доставались совершенно иным путем и, надо сказать, отнюдь нелегко. Столь удобным и вполне официальным путем я получал совсекретные документы противника впервые. Не часто это случается даже с «мастером шпионажа», как окрестила меня западная пресса.
