— Я не понимаю, — перебила его Эмма.

— Я тоже не понимаю, — воскликнул доктор. — Но перед нами здоровый человек, правда, находящийся в коме. Это абсолютный нонсенс, даже в теории этого не может быть.

— Так мой дедушка в коме или нет? — взорвалась Эмма. — Вы врач, а не я, и именно вы должны мне объяснить, что происходит!

— Да, да, именно так! — растерянно подтвердил ее слова Левинсон. — Но у меня нет объяснений, я надеялся, что, может быть, вы разъясните, что происходит! Я, признаюсь, не могу понять происходящее!

Этот разговор произвел странное впечатление на Эмму. Неужели американские врачи остаются до сих пор столь невежественными, или, действительно, человеческий организм столь мало изучен, что преподносит все новые и новые сюрпризы.

Войдя в палату к Карлу Рунге, ее охватило любопытство, правда ли все так, как преподносит этот доктор Левинсон. Она села рядом с кроватью неподвижно лежащего деда и стала рассказывать ему содержание недавней беседы с доктором.

В какой-то момент ей показалось, что Карл усмехнулся. Это было мимолетное видение, выражение лица дедушки не изменилось, только глаза будто сузились и блеснули.

Эмма несколько минут молчала, внимательно разглядывая деда, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Она пододвинула свой стул к кровати больного и начала ему рассказывать историю своей жизни. Девушка начала с первого и единственного посещения Карлом их дома. Она мало, что помнила из своего детства, но этот визит сохранился в ее памяти до мельчайших деталей. Она благодарила деда за свое исцеление и корила его за внезапное исчезновение.

Эмма рассказывала о том, как они жили, наверное, не хуже и не лучше других семей. О смешных случаях, произошедших с ней. О своем дне рождения, где никак не могли задуть свечи на огромном торте. О том, как она упала с велосипеда, скатившись с крутой горки, и как она очнулась только в больнице с перевязанной головой. О своем первом поцелуе, когда одноклассник Гарри Филер поцеловал ее на перемене и естественно за это получил по шее от нее и ее лучшей подруги Холи. И это была первая и самая счастливая часть ее жизни.

После смерти отца все внезапно изменилось. Она как-то сразу стала взрослой. Денег в семейном бюджете постоянно не хватало. Маме пришлось много работать, и все равно они были вынуждены продать дом и переехать в небольшую квартиру на окраине города. Новая школа, новые друзья, совсем не такие, как в ее старой престижной школе.

Ей очень нравились книги, они и были ее по-настоящему верными друзьями. Особенно книги по истории. Читая их, она представляла себя то жительницей древней Греции, то испанской баронессой. Эмме нравилось путешествовать во времени, становиться героиней прочитанных книг. Фантазии и мечты позволяли ей не обращать внимания на неоднозначное отношение к себе одноклассников, на бедность и портящийся с годами характер матери. Все это сделало ее замкнутой и неуверенной в себе и убедило, что чудеса могут случиться с кем угодно, но только не с ней. Несмотря ни на что, она хорошо училась, окончила школу с отличием и поступила в университет. Особенно хорошо ей давалась математика и тесты на логическое мышление.

Девушка настолько увлеклась рассказом о своей жизни, что не заметила прихода Дэвида Левинсона.

— Он ничего не слышит, — почему-то шепотом прервал ее доктор.

— Может быть, — ответила Эмма, — но я должна ему рассказать, то, что он наверняка хотел бы знать. А почему вы говорите шепотом?

— Не знаю, — задумчиво произнес доктор, — и мне показалось, что он слышит вас, хотя это, конечно, невозможно.

На следующий день в больнице она познакомилась со своей ровесницей медсестрой Сьюзан. Эта постоянно улыбающаяся, яркая блондинка вносила в унылую жизнь медицинского учреждения искру надежды. Она была необыкновенно мила ко всем больным, и сама предложила Эмме с особым вниманием отнестись к Карлу Рунге.

К удивлению и радости Эммы, Сьюзан взяла и над ней шефство, убедила ее в тот же вечер отправиться в танцевальный клуб и развеяться. Это было очень кстати, так как предыдущий вечер Эмма провела в Бостонской публичной библиотеке, решив выполнить задания, данные к началу следующего семестра. Девушка обложилась книгами, но перед глазами стояло ничего не выражающее лицо старого Рунге, думать о чем-то еще было просто невозможно.

Эмма с удовольствием приняла приглашение новой знакомой. Молодая медсестра танцевала как богиня, и от ухажеров у новых подруг не было отбоя. Сьюзан призналась, что пять лет училась в престижной танцевальной школе, но выбор сделала в пользу медицины и сейчас подрабатывала в этой больнице, надеясь в будущем получить здесь работу.

Эмма тоже в детстве училась танцам, а внешне была даже привлекательнее, чем Сьюзан. Роста Эмма была выше среднего, стройная, с красивыми рыжими волосами и зелеными глазами. Но в отличие от подруги Эмму нельзя было назвать яркой, ее красоту нужно было разглядеть. К тому же одевалась девушка скромно, неброско и недорого, хотя и со вкусом. Сказывались строгие религиозные взгляды матери, не допускающие вычурности и вольности в одежде, а семейный бюджет не позволял делать дорогостоящие покупки. Однако Эмма всегда старалась выглядеть элегантно, насколько это было возможно, и материнский аскетизм не разделяла, как не принимала столь популярный среди молодежи спортивный стиль «унисекс», который превращал девушек и женщин в бесполые существа.

Пролетела целая неделя, а состояние Карла оставалось неизменным. Доктор Левинсон осторожно предположил, что такое положение дел может продолжаться несколько недель. Эмма договорилась со своей новой подругой, чтобы та держала ее в курсе самочувствия деда, а сама уехала домой в Нью-Йорк. Через неделю после отъезда Эммы, Сьюзан позвонила ей и сообщила, что старый Рунге неожиданно для всех пошел на поправку. Эмма обрадовалась возможности наконец-то поговорить с человеком, который в их семье всегда был окружен ореолом тайны. Она попросила Сьюзан передать дедушке просьбу перезвонить ей, как только он будет в состоянии это сделать. Одна неделя сменяла другую, но звонка от Карла Рунге она так и не дождалась.

Эмма неоднократно звонила в больницу, но каждый раз ее переключали на медсестру Сьюзан Бековски, которая с сожалением сообщала, что Карл отказывается с кем бы то ни было разговаривать.

Когда Эмма в очередной раз позвонила в клинику и снова попала на Сьюзан, та сообщила ей, что ее дедушка в категорической форме отказался общаться со своей внучкой и потребовал, чтобы она его больше не тревожила. Такой отказ от общения был для Эммы неприятным, но не неожиданным. В конце концов, всю свою жизнь Карл Рунге старался держаться подальше от ее семьи. Эмма тоже не собиралась навязываться и решила впредь не беспокоить деда.

Эмма и Сьюзан продолжали перезваниваться каждый день в течение двух месяцев вплоть до выписки Карла Рунге из больницы. К удивлению всего персонала, их безнадежный пациент стал делать зарядку и перед выпиской совершал нескончаемые прогулки по коридорам лечебницы.

С тех пор прошло десять лет. Эмма получила известие о смерти деда и, как только смогла, прилетела в Бостон. Сразу позвонила своей старой подруге Сьюзан. Та была все так же хороша, как и в последнюю их встречу, только девичьи формы весьма округлились. Она стала доктором и занимала солидную должность заместителя начальника отделения. Успела выйти замуж, родить ребенка и развестись. Сейчас временно жила с родителями, по ее словам так было удобней для пятилетнего сына и для нее тоже.

Сама Эмма не стала, как мечтала, известной журналисткой и довольствовалась скромной должностью репортера светской хроники в небольшой газете. Личная жизнь оставалась неустроенной, а ее нынешний парень Джордж был зациклен на деньгах и на здоровом образе жизни. Они встречались уже два года, но жених не становился мужем. Перед самым приездом сюда они были на Гоа, в Индии, и там он жрал проросшую пшеницу и заставлял ее вместе с ним употреблять эту гадость вместо того, чтобы лущить омаров и крабов, как все нормальные туристы.