*

Спустя двенадцать часов Дженсен был уже в Канаде. А еще через десять возобновились съемки.

Жизнь будто бы вошла в свое русло. Постоянная занятость позволяла отвлечься от той пустоты, что росла внутри Дженсена. Все будто в одночасье потеряло смысл. Жизнь напоминала теперь заезженную пластинку, зацикленную, бесконечную. Сценарий, репетиция, съемки, озвучка. И снова – сценарий, репетиция, съемки… По вечерам – пиво. По ночам – кошмары. По утрам – чувство чудовищной безнадеги. И круглыми днями – контроль над мыслями. Не думать, не помнить, не любить…

И все же он думал. Помнил. Любил. Не верилось, что Коллинз больше не появится на площадке. Казалось, что он просто на выходных. Что он вернется. Что однажды очередное безрадостное утро озарится его улыбкой, наполнится светом его сияющих голубых глаз. И холод на душе Дженсена будет побежден теплом его любви…

Сложней всего было играть с Алиссой Милано. Нет, она была замечательной актрисой, и ей удалось потрясающе воплотить образ «Кастиэля-в-женской-оболочке», но… Она была не Мишей. И фанаты приняли ее довольно холодно, что, безусловно, очень задевало актрису. Чем сильнее она старалась, тем больше негодовали зрители, привыкшие к Мише. Дженсен очень жалел девушку, но в глубине души тоже не мог мириться с заменой. Если бесхребетный «Дин», подчиняясь слову сценариста, чуть ли не вприпрыжку побежал с «Кэсси» под венец, то Дженсену просто морально тяжело было смотреть в голубые линзы актрисы и играть… играть то, что никогда и не было для него игрой. Злая насмешка судьбы, настоящий фарс.

Шло время. Дженсен перечислял деньги на лечение, пока однажды не получил ответ из больницы, что все оплачено наперед.

- Кем? – удивился Дженсен, моля, чтобы не Джино.

- Анонимным благотворителем, - ответили на том конце.

Множество мыслей пронеслось в голове Эклза. Невероятных, невозможных. Может быть…

С их последней с Мишей встречи прошло два с лишним месяца. Дженсен держался. Не звонил ему, не искал. Лишь каждую ночь заходил с телефона на его твиттер. Читал новые сообщения. Там была, в основном, бессмысленная чушь, адресованная больше его фанатам, но Дженсен все равно грустно улыбался. Просто тому, что Миша где-то есть. Фанаты слезно умоляли его вернуться, и Эклз всем сердцем желал того же. Но… Миша не отвечал никому. Как всегда. Как он умел это делать, думая, казалось, только о себе. За всех решая. Причиняя боль. Раня. Дженсен его почти ненавидел. Да как он мог решить за них, за него?!

Боль иногда выплескивалась наружу. Дженсен в такие минуты ощущал себя раненым зверем, попавшимся в ловушку. Мучительно и долго умирающим. И Дженсен метался внутри своего трейлера, загнанный в клетку собственной жизни. Бился о прутья собственных принципов. Со злости швырял на пол вещи, в ярости ударял в гулкие стены, и бессильные стоны то и дело вырывались из его горла. Он чувствовал, что сходит с ума. И тогда он шел в бар. Один. В какое-нибудь неприметное заведение на другом конце Ванкувера, чтобы уж наверняка не столкнуться с кем-то из знакомых. Там он садился куда-нибудь в угол и пил до тех пор, пока сердце не перестанет болеть, а с души хоть ненадолго смоет ясный образ голубоглазого брюнета…

В тот день наугад выбранный бар был заполнен людьми. Дженсен потоптался у входа, размышляя, не отправиться ли на поиски более подходящего места. Но сердце ныло, душу рвало на части, а на часах был первый час ночи. Выпить хотелось просто адски, и Эклз решил остаться. Тем более что у барной стойки освободилось место.

Однако Дженсен не учел, что, сидя в одиночестве за стойкой, непременно «нарвешься» на беседу с барменом.

- Что тебя тревожит, милый? – бармен-девушка, как назло, оказалась милой и отзывчивой, совсем в духе Дина Винчестера. А Дженсен уже выпил достаточно, чтобы его язык развязался.

- Жизнь, - невесело усмехнулся актер, оглаживая пальцами ребристые края стакана с виски.

- Эта тема тревожит каждого, - мягко улыбнулась девушка, - А что стряслось у тебя? Отчаяньем разит за милю, поверь.

Дженсен вздохнул и посмотрел на девушку.

- Эми, - имя он прочел на бейдже, - Почему мы не можем быть с теми, кто нам по-настоящему дорог?

- Хм, - девушка задумчиво стала протирать стаканы, - Знаешь, в двадцать я полюбила одного парня. Он был музыкантом никому не известной рок-группы. А на тот момент я уже была помолвлена с другим, из хорошей семьи. Как ругались мои родители, моя мать вообще хотела запереть меня дома. Тогда меня тоже волновал этот вопрос.

- Ну вот, тогда ты понимаешь, - Дженсен допил виски, - И еще порцию.

- Но, - девушка достала из-под стойки бутылку «White Horse» и щедро плеснула в стакан, - Я забила на то, что родители против, расторгла помолвку и сбежала с тем музыкантом в США.

Сердце Дженсена екнуло.

- Целый год мы колесили по стране, перебиваясь случайными заработками. Я увидела почти все штаты. И хотя порой мы засыпали голодными, это был лучший год в моей жизни.

Она весело улыбнулась.

- А где теперь этот музыкант? – Дженсен с надеждой посмотрел на девушку.

- Ждет меня дома с нашим годовалым сыночком Уестом.

У Эклза перехватило дыхание, а сердце ухнуло куда-то вниз. В висках застучало. Судьба?..

- Родители, конечно, не сразу простили меня, - продолжала Эми, - Но я ведь их дочь. Мы вернулись в Канаду. Ральф работает в музыкальном училище. Я – барменом. Жизнь наладилась, хотя изначально все было против нас. А что мешает тебе быть с любимой?

Она выжидающе смотрела на Дженсена.

- Эй, я рассказала тебе свою историю, расскажи и ты свою, - барменша весело подмигнула ему.

- У меня жена попала в аварию в октябре. Сейчас она в больнице. Скоро она должна родить.

- Оуу… - взгляд девушки моментально стал сочувствующим, - И ты не можешь быть возле нее?

- В том-то и дело, что могу, - с болью ответил Дженсен, - Но не хочу.

- Почему?

- Потому что люблю… другого.

- Постой, - Эми даже тряхнула головой, - Ты сказал «другого»?

- Да-да-да, у меня беременная жена в больнице, а я сохну по парню, - почти злобно выпалил Дженсен.

- Вау. Дела…

С другого конца ее окликнули и она, извинившись, отошла обновить кому-то напиток. Дженсен сидел как на иголках. Ему вдруг стало важно, что скажет незнакомка на его признание, что посоветует.

Эми вернулась к нему уже через минуту.

- Да, парень, ты запутался, - сказала она.

- Давай, скажи мне, что я должен быть ответственным мужем, должен быть с женой…

- Ну не знаю… А что говорит твое сердце?

«Миша», - подумал Дженсен, - «Оно знает лишь это имя. Но это так неправильно!»

- Я в сомнениях.

- Нет, ты знаешь ответ, - Эми чуть прищурилась, - Я же вижу. Я не спросила тебя, «а как ты считаешь». Я спросила, «чего ты хочешь». Вижу, твое отчаянье как раз из-за этого. Не думай, как правильно. Думай, что сделает тебя счастливым.

Сердце сжалось, а имя само сорвалось с губ.

- Миша.

Как приговор.

- Миша? Его так зовут? Серьезно? – усмешка барменши сбавила градус напряженности, и Дженсен слабо улыбнулся в ответ.

- Если тебе интересно мое мнение, - Эми чуть наклонилась к нему, - Если не получается, как правильно, попробуй так, как хочется. В конце концов, не ты первый, кто подает на развод. Но, как по мне, так хуже в семье без любви, или где один из супругов ходит налево. Если не можешь (а ты не можешь!) дать счастья своей и без того страдающей жене, позволь кому-нибудь другому. Уверена, что женщина, в свое время отхватившая такого красавчика, как ты, не останется одна.

Она говорила почти как Падалеки. В ее словах был резон, но она – всего лишь посторонний человек. Она не знает его. Не знает Дэннил. Не знает Мишу. Не знает всей ситуации.

- Позвони ему.

- Что?

Эми лукаво улыбнулась.

- Я чувствую, что вы давно не общались.

- 78 дней, - подтвердил Дженсен, - И… восемь часов.

- Ух ты! А сколько минут? Вот видишь, ты же до Судного дня эти проклятые часы считать будешь! Обнули счетчик. Позвони.