Люцифер на мгновение вспыхивает от ярости, но тут же подавляет и прячет её.

— Мне нужно думать о спасении мира, неважно, чего я там хочу, — тряхнув головой, Сэм выбирается из-за стола – он должен встать и пройтись, а не то он свихнётся.

Это самый клаустрофобный разговор из всех, что у него был.

Он подходит к окну, мельком думает, открывается ли оно вообще, и сунув руки в карманы, смотрит наружу.

Стул скрипит, и Сэм понимает, что Люцифер поднялся. Звук шагов ведёт к окну. Ближе и ближе, пока Сэм не различает шорох ткани, а после видит его отражение вместе со своим.

— А чего ты хочешь, Сэм? — спрашивает Люцифер тихо и жёстко. У Сэма появляется чувство: есть нечто, чего тот отчаянно жаждет, но не сделает первый шаг.

Сэм прижимает ладони к стеклу с такой силой, что белеют костяшки. Он уже не знает, не понимает, чего хочет. Он не двигается, не реагирует на тепло за спиной, где бесшумно и как-то даже иронически парит дьявол.

А потом тот легонько касается его плеча, словно проверяя жест. А может, просто не уверен в поступке.

Он по-прежнему прикасается к Сэму, будто он особенный, ценный или слишком хрупкий. Так бережно, что Сэму хочется резко податься назад и доказать обратное. И он ужасно рад, что Люцифер больше не копается в его мыслях.

Сегодня за окном скалистый берег, явно с другого края света.

Рука ложится на плечо ровней и мягче, не так, как в самый первый раз. Тогда в касании слышалась тихая угроза, ведь Люцифер не сомневался: его будущее неизбежно.

Сейчас же всё иначе, немного неловко, но Сэм не шевелится, не сбрасывает ладонь, и Люцифер подбирается ближе. Его рубашка задевает спину Сэма. Тёплый выдох стелется вдоль шеи и щекочет за ухом.

Собственный выдох Сэма замирает где-то в горле.

Но Сэм всё равно не двигается, и Люцифер считает это разрешением.

Сжимая пальцами плечо, он тянется навстречу, и льнёт до тех пор, пока Сэм не чувствует у шеи резкий край его челюсти. Как будто никакие слова ни на одном языке не стоят того. Всё брошено к ногам Сэма ради одного короткого прикосновения губ к повлажневшей, горячей от дыхания коже, куда дьявол без слов выдыхает «хочу».

— Сэм.

Сглотнув, Сэм напрягается – он не может, не сделает… он же не хочет этого.

И как они до этого дошли?

Он встряхивает головой и отклоняется, дыхание туманит оконное стекло. Сэм удерживается от желания прижаться лбом к холодной поверхности.

— Я не могу, Господи, ведь мы в неравных условиях. Я не могу… не могу это повторить. Я же не знаю, чего ты хочешь от меня, и у меня нет ничего, кроме твоих слов и слепой веры. Я не могу этого сделать, даже если бы захотел…

Сэм умолкает и невесело смеётся:

— Ты ведь сам признал, ты зло по божественной воле.

Вздохнув, Люцифер отстраняется и отступает, шаги тонут в ковре.

Сэм смотрит на море.

Становится совершенно тихо.

Сэм оборачивается – комната пуста.

~~~

— Ты идиот, — бесцветно говорит Дин.

Сэм ожидал чего угодно, кроме этого.

Он вскидывает руки:

— А я-то думал, ты будешь счастлив, ведь я сказал ему, что сконцентрируюсь на спасении мира. И теперь могу не волноваться, что мной манипулировали.

Дин морщится в раздражённом неверии:

— Я считал тебя умнее, Сэм.

Сэм стискивает зубы: он просто не понимает! Он впервые поступил правильно и всё равно получил эту разочарованно-кислую мину. Какой во всём этом смысл?

Он направляется к дивану и зависает над братом, глядя сверху вниз:

— Чёрт, Дин, и где же я облажался в этот раз?

— Ты выдал Люциферу «дело не в тебе, дело во мне» и «давай останемся друзьями», так какого лешего ты ждал?

В поисках поддержки Сэм переводит взгляд на Кастиэля. Но судя по тревожному наклону головы, тот солидарен с Дином. Чёрт, да он глядит на них обоих так, словно намерен припомнить это Дину, когда тот станет упрекать его в ангельской глупости.

Господи, неужели все против него?

— Старик, ты что, хотел, чтоб я… — Сэм не уверен, что в состоянии закончить; он заставляет себя хоть как-то договорить, — завлекал Люцифера?

Дин вздыхает, растянувшись на диване, и глядит на него как на дурака.

— Ты мог бы попытаться действовать тоньше, не считаешь? — Дин фыркает. — Хоть бы выудил тайные планы по захвату мира, перед тем, как продинамить.

— Я не… — Сэм скрипит зубами и шумно выдыхает, пытаясь хоть немного поостыть.

— Старик, если твой бабский закидон приведёт к огненным дождям, налётам саранчи и вывернутым наизнанку животным, я уж точно не обрадуюсь, — Дин раздражённо хрюкает: — Уверен, даже Бобби не вытащит тебя из такой задницы.

Сэм яростно тычет в него пальцем:

— Только попробуй рассказать Бобби!

~~~

Дин оставляет его в покое, но Сэм не знает, к лучшему ли это.

Всю неделю брат только хмуро косится в его сторону, а Кастиэль открыто сканирует обеспокоенным взглядом.

И оба молчат.

Наконец Дин ловит его в ванной, как будто вдруг решил оказать братскую поддержку и/или братское вмешательство, а не то он взорвётся.

— Ну, так ты расскажешь, что творится с Люцифером? — взъерошенный и сердитый, Дин замирает в дверях.

Сэм сплёвывает зубную пасту в раковину:

— Нечего рассказывать, — бросает он.

— Хочешь сказать, он злится на тебя, — осторожно уточняет Дин.

— Хочу сказать: никакого Люцифера, — отзывается Сэм излишне жёстко и громко. — Он больше не показывался, всю неделю его не видел.

И с апокалипсисом по-прежнему полное затишье.

Дин хмурится сильней на Сэма в зеркале, словно сомневается, вправе ли иметь тут своё мнение. Он даже не пытается схохмить. Как будто думает, что в этом деле всё серьёзно.

Похоже, он вот-вот спросит: «Ты в порядке?»

Господи боже.

Сэм принимается громко чистить зубы.

Когда он снова поднимает взгляд, Дина уже нет.

Он не питает никаких чувств к Люциферу.

Никаких.

Сэм резко дёргает локтем – и всё валится в раковину.

— Блядь!

~~~

Дин собирается неделю мыть машину.

Он как следует вычистит её, дезинфицирует и убедится, что не осталось и следа той жуткой бледно-зелёной слизи на великолепной обшивке или блестящих, изысканных деталях.

Кастиэль крайне аккуратен и не оставляет на заднем сиденье ни пятнышка. Сэм на пассажирском месте что есть сил пытается ему подражать, но слизь всё равно ручьями стекает с каждого дюйма его гигантского туловища.

Включая его дурацкие патлы.

— У вселенной кошмарное чувство юмора, — жалуется Дин, когда они останавливаются во дворе мотеля.

Стоит распахнуть дверцу – и слизь бодро выплёскивается из кузова, будто сидела там в засаде.

Дин гневно рычит.

Сэм выбирается следом, с предельной осторожностью стараясь не измазать всё вокруг, и стоит быть благодарным ему хотя бы за это.

— В жизни туда не вернусь, — бормочет Сэм, в своё удовольствие истекая слизью на мотельной парковке.

— Что ж, к счастью, теперь никакие тентаклевые монстры не грозят обывателям, — рявкает Дин.

— Не думаю, что это были монстры с тентаклями, — возражает Сэм.

— Скажи это им и их тентаклям, — Дин разъярённо тычет в него пальцем, — хотя нет, постой, я передумал. Если я найду в машине хоть бы их крохотный кусочек, я вернусь и снова их убью.

И он захлопывает дверь.

Выпрыгнув из-за рамы, слизь тут же липнет к тыльной стороне его руки, и Дин рычит от раздражения.

— Судя по тому, что нам известно, это какие-то мутировавшие кальмары, — замечает Сэм, наблюдая, как Дин пытается отделаться от мерзкой сопли.

— Кас был уверен, что это «адские монстры с тентаклями».

Выбираясь из машины, Кастиэль предпочитает воспользоваться ангельским моджо, чтобы чего доброго не оставить в салоне адскую монстрячью слизь.

Скривившись, Дин тянется Сэму за спину и отцепляет от куртки кусок щупальца; присоски отзываются тоненьким, зловещим «кап, кап, кап».

Сэм в ужасе втягивает воздух и крутится, пытаясь разглядеть, не осталось ли за спиной других отростков.