Жизнь такая пошлая.

Клёвая, но всё-таки пошлая.

И тут есть только один разумный выход. Дин поднимается на колени, скользит ладонью по голому предплечью ангела, касается запястья. К лешему. Дин переплетает их пальцы, и Кас смыкает руку, будто собрался вечно не отпускать.

Дин тянет его на себя, целует мягкую, расслабленную линию губ:

— Пойдём, нам нужен душ.

Кастиэль даже не сомневается.

~~~

Дин просыпается от жажды в какой-то неприлично ранний час и, выскользнув из постели, подходит к столу, где с вечера оставил воду.

Там он и обнаруживает Сэма, огромной горестной тенью распластавшегося на столе. Нога в бинтах покоится на выдвинутом стуле.

— Господи, Сэм, сейчас два часа ночи. Какого лешего ты тут сидишь? — но беглый взгляд проясняет часть картины. По меньшей мере три пустых печальных кружки с остатками кофейной гущи по краям выстроились на столе. Кружка в руках Сэма ещё дымится.

Дин устраивается напротив, осторожно спрашивает:

— Почему не хочешь спать?

Сэм в ответ лишь мягко фыркает.

Что ж, причин не так уж много.

Дин выбирает самую очевидную:

— Он что-то с тобой сделал? — требует он.

Мимолётный проблеск паники в лице у Сэма только усиливает подозрения.

— Господи, Сэм…

— Нет, — смутившись, поспешно говорит Сэм. — Дин, он ничего со мной не делал.

— Тогда к чему всё это? — Дин кивает на парад кофейных кружек, который брат явно намерился возглавить.

Сэм вздрагивает.

— Кажется, я сделал глупость, — чуть слышно признаётся он. И не добавляет ни слова.

Вздёрнув бровь, Дин глядит на него.

Сэм отводит взгляд.

Дин хмурится:

— Помнишь наш разговор в самом начале? Насчёт политики честности. Неважно, в какое неловкое или отвратительное дерьмо мы угодим. Чтобы больше не было ни Руби, ни случайного апокалипсиса.

Сэм строит рожу и нехотя кивает:

— Помню.

— Тогда выкладывай, — бросает Дин.

Притянув кружку ближе, Сэм обхватывает её ладонями. А потом вздыхает так, словно сейчас признается в чём-то ужасном.

— Ну, прошлой ночью мы… разговаривали – хотя скорей как раз наоборот, не разговаривали про апокалипсис. Я пытался убедить его, что мы не такие уж никчёмные, а он – что не собирается использовать меня как сосуд, опять…

Дин хрюкает – похоже, у них это коронная тема.

Прочистив горло, Сэм чуть тише продолжает:

— Я подумал о фанфиках, о том, что в фанфиках всё гораздо проще. Разговор бы занял пять минут, злодеи бы вдруг резко подобрели, и тут же полюбили щенков, цветочки и детей. И всё лишь потому, что это соответствует сюжету, или позволяет быстро перескочить к постельной сцене, и помню, я ещё подумал: это ведь нечестно, почему нельзя с такой же лёгкостью… — Сэм отрывается от кружки, взмахивает рукой, — всего добиться в жизни.

Он снова обнимает свой кофе, медленно возит кружкой по столу.

— Ну вот. И я подумал, как бы всё случилось, если бы это работало, если бы ты мог в два счёта всё наладить, и наверно, я запутался… — он умолкает. И выглядит таким чудовищно разбитым, что Дин даже боится его тормошить.

Сэм глубоко вдыхает:

— И я нечаянно поцеловал Люцифера, — тихо завершает он.

Дин моргает.

Сэм моргает.

И Дин не в силах удержаться. Просто не в состоянии.

Ещё мгновение он пытается преодолеть шок, а потом…

Сэм вздыхает:

— Это не смешно.

Дин издаёт совершенно нечеловеческие звуки, но ему наплевать. Он задерживает дыхание, но тут же снова прыскает, и от раздражённой обиды в лице брата ему только хуже.

Сэм ведь не признался, что последовал совету фанфика?

Ну не мог же он, в самом деле…

О мой бог, именно это он и сделал.

— Не смешно, Дин, хорош ржать.

Дин не уверен, что способен.

Сэм вздыхает и возвращается к кофе.

Дин думает, как же он скучал по смеху!.. Настоящему смеху, до коликов. Так скучал, что уж теперь-то повеселится на полную. Наконец, он роняет на стол руки и утомлённо фыркает, отсмеявшись. Впрочем, не переставая ухмыляться.

— Я годами издевался над тобой, но, Господи, ты и есть пятнадцатилетняя девчонка, — сипло выдыхает Дин, — которая живёт в своём собственном фанфике.

Он снова жутковато хрюкает.

Сэм хмуро смотрит на него.

Но Дин ещё даже не начал.

— Проснулся геем? Нет, погоди – тебя заставили пришельцы, хоть ты в этом в жизни не признаешься. Или это сексуальная пыльца? Или прошлой ночью было холодно, и вам пришлось согреваться обнимашками?

Сэму всё это ничуть не кажется забавным.

А Дину весело до чёртиков. Вдруг словно что-то щёлкает. Он тычет Сэму в ногу:

— Старик, я идиот. Это же хёрт-комфорт, верно? Ты был изранен и беспомощен, а он – само…

— Я собираюсь вылить этот кофе тебе в лицо в ближайшую минуту, — ровно предупреждает Сэм.

Дин умолкает – его снова разбирает смех. Это будет шутка года. Нет, шутка века.

— Слушай, а мы говорим об «ой, я случайно оказался в опасной близости от твоих губ» и поцеловал Люцифера или мы о полноценном, дьявольском отжиге?

Сэм продолжает сверлить его взглядом, но в лице проскальзывает вспышка смущения. Дин встряхивает головой. А ведь он в самом деле думал, что чуднее быть не может. Господи, только Винчестеры умеют перевернуть всё вверх дном и пнуть адекватность в лицо.

— Чувак, поздравляю, это победа. Ни один из Винчестеров ещё не устраивал из своей жизни такую ошеломительную, сверхъестественную мыльную оперу. Мы должны купить тебе шарики, ей-ей, здесь должны быть воздушные шарики.

Дин встаёт за новой кружкой кофе. Ему определённо нужен кофе.

— А как воспринял Люцифер твой девчачий всплеск? — спрашивает Дин и тут же удивляется: неужели он и правда спросил это?

— Не знаю, я проснулся, — сухо отзывается Сэм.

Дин замирает с накренённой кофеваркой:

— Ты поцеловал дьявола и сбежал?

— Я не сбежал, — Сэм злобно буравит его взглядом.

Дин склоняет голову на бок и корчит рожу, которая означает «друг, именно это ты и сделал». Долгую минуту Сэм молчит. Или придумывает, чем бы возразить – или просто не хочет признаваться, что ему понравилось.

— Он спросил, собираюсь ли я всё свалить на него.

Нет, ну точно мыльная опера. Дин назвал бы её «Тронутый ангелом», если это ещё не занято. Почему все хорошие шутки вечно заняты? Господи, какой-то сплошной фанфик. Они превратили свою жизнь в фанфик.

Дин снова опускается на стул.

— Старик, а я-то думал, в списке тех, от кого ты не сбежишь, Люцифер на одной из верхних строчек.

— Я не специально. Он не удерживал меня во сне. Я запаниковал и проснулся.

Сэм опускает руки на стол и нервно, раздражённо выдыхает. Как будто сам не понимает, что он чувствует, не говоря уже об ощущениях под взглядом Дина.

Брат определённо борется с собой.

Дин почти жалеет, что так душевно над ним посмеялся.

И на время оставляет его в покое. Дину и самому не мешает кое в чём признаться, чтоб Сэм потом не стал цепляться к нему.

— Я и Кас теперь вместе, — бормочет он в кружку.

— Вместе? — Сэм выгибает бровь.

— Да, вместе, — с нажимом повторяет Дин, надеясь, что брат сообразит остальное.

Сэм фыркает:

— Дин, я как бы знал. Я месяцами наблюдал, как вы таращитесь друг на друга коровьими глазами.

— Я не таращился коровьими глазами, — сухо цедит Дин.

Наступает долгая озадаченная тишина, пока братья в молчании тянут свой кофе.

— Спасибо, что сказал.

Дин поводит плечом.

— Кас офигенный, — прибавляет Сэм, и этого Дин никак не ждёт.

— Ага, — соглашается он и старательно пялится в кружку, избегая тот неловкий момент, который их обоих превратит в малолетних девчонок.

— Только пообещай заниматься сексом в моё отсутствие, — говорит Сэм.

Дин фыркает от физиономии брата. На ней ясно читается «Я сломал мозг, лишь бы только это не представлять».

— Старик, и эта брезгливость исходит от парня, который отжигал с Люцифером? Серьёзно?