- Что? – Франциско завис на секунду, а после его глаза расширились в понимании. – Нет, ты что. Нет, Кейтлин, о чем ты вообще?! Этот мелкий глист, жук и поклонник доктора Уэллса во всех мыслях и религиях не стал бы. Слушай, тот факт, что он гей, не говорит о том, что он станет срываться во все тяжкие и приставать ко мне. Кейтлин, да это же бред! Ты ведь сама видела эти его взгляды в сторону Харрисона. Да у меня от них по спине мурашки бегут потому….

- Потому, что они горячие и я тебя прекрасно понимаю. – Сноу тихо буркнула себе под нос и улыбнулась, наблюдая за совершенно ничего не замечающим парнем.

- … что он готов его сожрать, не иначе. Мне страшно, понимаешь? Я каждый день просыпаюсь в холодном поту и дрожи от этих взглядов.

- О!

- Ну нет, боже, я не это имел ввиду. От страха, Кейт, от с-т-р-а-х-а.

“Там явно лишняя первая буква” – Сноу хмыкнула. Большинство людей считают, что женская логика слишком непонятная и сложная, совершенно нелогичная и неправильная. Но даже несмотря на это, женщины всегда безошибочно определяют любовный интерес в ком-то. Жаль, правда, что на себя это не действует, отдаленно подумала Сноу и покачала головой. Циско продолжал что-то увлеченно вещать о мерзости Хартли, о его красивых глазах – Кейт явно упустила момент – и о том, что сегодня вышла новая серия Netflix. И продолжил бы, не появись на пороге сам виновник произошедшего:

- Цискито, твой бессмысленный треп действует мне на нервы. Заткнись.

- А ты заткни меня, Рэтэуэй.

С первой минуты нахождения в одной комнате стало понятно, что коллегами им не стать. Уэллс подтвердил для себя это, когда дал парням поработать вместе. Результатом стал взрыв пробного ускорителя частиц, множество ушибов на обоих парнях и громкие маты, доносившиеся в течение трех часов из лаборатории. Харрисон прикрыл глаза, посчитал до десяти, а после со спокойной совестью вызвал охрану. С того момента работать вместе парням никто не давал, но они каким-то мистическим образом каждый раз оказывались рядом друг с другом, будто их тянуло магнитами, начинали ругаться и вводили окружающих в когнитивных диссонанс. В какой момент Харрисон Уэллс стал еще и психологом, он так и не понял.

*

- Мистер Рамон, зайдите ко мне в кабинет, – Уэллс угрожающе блеснул очками в сторону мексиканца и развернулся, покидая лабораторию, - живо.

- Оу, – Циско сглотнул, - а почему я?

- Глупый маленький Цискито, - Хартли гадко хмыкнул, нарочито растягивая гласные, - наконец показал доктору Уэллсу, что ничего не стоит. Пока-пока, шоколадный мальчик.

Рамон невольно дернулся, стараясь подавить рвущийся из груди рык и дернулся, поднимая подбородок и гордо прошел мимо Рэтэуэя в кабинет. Хартли цокнул, поправил очки легким движением и сверкнул очками точь-в-точь так же, как это сделал Харрисон пару минут назад.

Легенда о двух половинках души, сведённых вместе самой госпожой Судьбой уходит вглубь истории китайских мудрецов. Многие годы монахи рассказывали её и передавали из поколения в поколение в надежде, что однажды люди найдут способ увидеть её, а не только почувствовать. Мистическая красная нить тянется от одного человека к другому, скрепляя навсегда их души и тела, не давая расходиться и терять пылкость чувств. У некоторых людей эти чувства выражаются не только любовью.

Красная нить крепится к самой важной части человеческого тела, крепится к сердцу, пересекает груди насквозь и оплетает столь важный орган, сжимая его каждый раз, стоит обидеть свою вторую половинку. Если же человек еще безымянен, одинок, то нить без спросу тянется в сторону своей идентичной части, сжимает грудь в тиски и не дает дышать.

В момент встречи, соулмейты позволяют нитям сплестись, даря душам и телам спокойствие. Тонкая красная превращается в толстую кроваво-алую, оплетая обоих владельцев, скрепляя их запястья на манере наручников, а после исчезает, оставляя лишь легкое покалывание и едва видный красный оттенок в форме тонкой паутинки на кончике мизинцев.

Циско предпочитал науку, любил её и боготворил. Он предпочитал вечерами шерстить книги о квантовой физике и термодинамике, нежели шляться по улицам в компании какой-либо девчонки или парня. Носиться по дому с толстым учебником по нано-квантовом строении частиц, часами составлять конспекты и собирать маленькие двигатели, а не пускать время и деньги на ветер, стараясь выделиться перед кем-то. Франциско Рамон выделялся только своим умом и юмором, покорял характером и харизмой, а не дешевым авторитетом. Хартли Рэтэуэй стал для Циско загадкой. Парень из богатой семьи, вышвырнутый её же за непослушание и с позором изгнанный, при этом униженный тем, что предпочитал компании смазливой девчонки парня или мужчину. Хартли покорял и отталкивал одновременно. Он был мерзким, но интересным, он был привлекательным, но таким козлом, он мог похвалить, а после тут же унизить, растоптав тебя о стену и опустив ниже плинтуса. Циско с треском провалился, пытаясь подружиться с холодным красавцем. И да, Рамон совершенно не отрицал, что Хартли вполне милый. На лицо, конечно. А еще с ним можно было поговорить как с нормальным парнем. Он, оставаясь таким же гондоном, умудрялся заманивать людей в свои сети и очаровывать. Циско хотел с ним подружиться, правда хотел, но ехидная задница Рэтэуэя, который, кажется, мог быть человеком только перед Уэллсом, разорвал все шансы в клочья. А еще рядом с очкастым Рамон чувствовал, как его сердце не просто быстро бьется, а сходит с ума. Колотится с такой силой, будто хочет вырваться из грудной клетки и сбежать, помахав напоследок платочком. Первые два раза, когда аномальная активность собственного органа кровотока активизировалась, Циско прибегал к Сноу. Девушка провела анализы, добрые часа два мучила мексиканца различными тестами, а после со спокойной душой отпустила и посоветовала хорошенько подумать и осознать свое отношение к Хартли. В тот вечер Рамон впервые понял, что Рэтэуэй реально козел.

*

- Хартли, ты мне тоже нужен, зайди.

Рэтэуэй победно усмехнулся. Кто бы сомневался, что Уэллс вызовет своего любимчика. Сам парень, похоже, только и ждал этих слов.

- Сегодня я позвал вас двоих неспроста. – Напряженно проговорил Уэллс и снял очки. – Мне уже откровенно осточертело наблюдать за вашими выходками. И не мне одному. Многие сотрудники жалуются, что ваши баталии отвлекают от работы. Я уже молчу, что эти баталии стали вселабораторным развлечением. Ладно, если бы это было раз или два. Но вы, ребята, ругаетесь раз пять на день. Половина технического отдела ругается вместе с вами, когда их ставки, которые они, между прочим, делают именно на исход ваших споров, проваливаются. Поэтому я принял непростое решение.

Харрисон выдержал приличную паузу, давая парням осознать все сказанное, а после выдохнул:

- Если до конца недели я услышу хоть один спор, то вылетите оба. А теперь, с вашего позволения, - усмешка, - прошу вернуться к работе.

И с этими словами уставший мужчина выгнал заигравшихся детишек из кабинета, потер уставшие глаза и достал из ящика бутылку коньяка. Нервов на всех не хватает.

*

Когда на следующий день в лабораторию СТАР заявились побитые Рамон и Рэтэуэй, никто не обратил внимание. Так же никто не заметил характерные следы на шее Хартли, царапины на спине и шее Циско, горящие глаза обоих парней и нитевидный красный след, соединяющий их пальцы. Никто, кроме Кейтлин. Девушка и так видела, как двое оболтусов сначала подрались, поочередно впечатывая друг друга в стены, а после – и непонятно, кто сорвался первым, - сплелись в яростном поцелуе, постепенно продвигаясь в сторону стола, не прикасаться к которому без перчаток Кейт клятвенно поклялась на собственных пробирках. Сноу так бы и стала свидетелем примиренья, если бы Харрисон, хитро усмехнувшись и прижав палец к губам, не выключил планшет.

Так Кейтлин Сноу поняла, что не только она видела химию между Рамоном и Рэтэуэем, но это уже совсем другая история.