– Насколько глубока рана? – вмешался Ставрос, будто не замечая накаленной атмосферы.

– Сам ею займусь. – Дмитрий весело усмехнулся. Переход от агрессии к обаятельному лукавству произошел стремительно. – Или пусть Леа мне поможет.

Жасмин никогда не видела, чтобы он так улыбался.

С детства, сколько она себя помнила, их окружала атмосфера подозрительности. Дмитрий всегда был настороже, но в эту минуту он походил на отчаянного, харизматичного плейбоя, которому море по колено… Глаза светились веселой насмешкой, но в них не было искренности. Похоже, его вызывающая грубость была умышленной, призванной отвлечь внимание от раны. Жасмин нахмурилась, поняв, что улыбка служила всего лишь привычным фасадом.

Леа покачала головой:

– Дмитрий, перестань дразнить его, а ты, Ставрос, прекрати изображать пещерного человека…

– Напомни мужу, что мне уже не шестнадцать, хватит опекать меня. – Дмитрий снова лукаво подмигнул. – Надеюсь, Леа, в постели ты вылечишь его от излишней заботливости.

Внешне спокойный, Ставрос не удержался и выругался.

– Ты его жена? – уточнила Жасмин у покрасневшей Леа. Она случайно произнесла вопрос вслух, поняв это по взгляду Дмитрия.

– За кого ты ее приняла? – спросил Дмитрий с вызовом.

Три пары глаз устремились на Жасмин. Она вспыхнула, но преодолела смущение и бросила с презрением:

– Думала, твоя последняя пассия. – Она повернулась к Леа: – Извини.

– Ничего, – улыбнулась молодая женщина. – Дмитрий в своем репертуаре. Я – Леа Спорадес. Их крестный отец – мой дедушка.

Ничего удивительного в том, что они общаются по-свойски, но Жасмин вдруг порадовалась, что познакомилась с Дмитрием раньше. Она вопросительно посмотрела на него. Судя по виду, он готов был живьем содрать с нее шкуру. Казалось, между ними происходил немой, непонятный посторонним диалог. Что будет, когда они останутся одни? Она быстро отвернулась. Ясно одно: чем скорее она уберется отсюда, тем лучше.

Жасмин выхватила у Ставроса пакет с медикаментами:

– Сядь и перестань изображать мачо, Дмитрий. Порез сбоку, тебе не достать – ты левша.

Улыбка сошла с его лица, сменившись изумлением, словно у нее выросла вторая голова. Вот это его тревожно-вопросительное выражение она хорошо помнила.

– Раздевайся.

– Обычно такой приказ от женщины вызывает у меня приятное нетерпение, – насмешливо прищурился он. – А сейчас отдай медикаменты Ставросу, Жасмин.

Дмитрий расстегнул и стянул через голову рубашку. Только сжатые до белизны губы говорили о том, как ему больно. У Жасмин пересохло во рту при виде рельефных мышц под гладкой смуглой кожей. Шагнув к нему, она старалась дышать ровно:

– Я сделаю все быстро.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты прикасалась ко мне.

– Почему? Я столько раз зашивала раны Эндрю, что…

– Как сказал Ставрос, мы не знаем, где ты была и чем занималась. Не отрицаю, что у тебя сильный характер, раз ты продержалась столько лет без помощи, но сейчас ты не в лучшей форме, не так ли? На мотоцикле ты цеплялась за меня, как ненормальная, и…

– Потому что ты гнал, как маньяк! – вне себя выкрикнула Жасмин.

– Минуту назад тебе стало плохо из-за вида крови. Не смотри на меня печальными, как у щенка, глазами, словно все эти годы ждала встречи со мной. Мое терпение и щедрость на исходе, а рана жжет неимоверно.

Пакет выпал из пальцев Жасмин, громко звякнув об пол в наступившей тишине. Она никогда не слышала столько оскорблений в свой адрес, поэтому сначала замерла в растерянности, но потом смысл слов начал медленно проникать в сознание. Вероятно, это спасло ее, иначе Жасмин задохнулась бы от шока.

Его оскорбления ничего не значили. Кто он ей? Она ненавидела его много лет из принципа. Однако презрение чуть не убило ее. Может быть, потому, что никогда никто не приходил ей на помощь в прямом смысле слова? Всю жизнь ей приходилось рассчитывать только на себя, и Дмитрий в роли спасителя обрел мистический ореол. Или она похожа на мать: одно доброе слово, и та была готова броситься в объятия мужчины.

С огромным усилием она выдержала его взгляд, передав всю ненависть к нему.

– Ты прав, я сама не своя… – выдохнула Жасмин. – Но ты… не тот…

Лицо Дмитрия напоминало маску, хотя в глазах промелькнула странная уязвимость.

– Не думай, что знаешь меня, Жасмин.

Совершенно опустошенная, она покачала головой:

– Нет, не знаю. Делай что хочешь, и пусть рана хоть сгниет, мне все равно. Я займу еще немного твоего драгоценного времени, а потом уйду навсегда. – Она выпрямила спину и отвернулась.

Сочувствие в глазах Леа казалось искренним, но Жасмин не нуждалась в жалости. Спотыкаясь, она пересекла гостиную, открыла дверь в соседнюю комнату и прошла прямо в ванную. Великолепие белого мрамора ослепило ее: огромная ванна с блестящими кранами, теплая керамическая плитка пола, пушистые махровые полотенца – так она представляла себе рай.

Жасмин удержалась от искушения погрузиться в пенную воду и предпочла душ, торопясь смыть страх и грязь последних двух дней. Если бы она могла так же очиститься от позора своей жизни…

Когда теплые струи обрушились ей на голову, стойкость наконец изменила Жасмин, и она залилась слезами, которые сдерживала так долго. Она дала себе волю первый и последний раз. Больше она не допустит слабости – уйдет отсюда и не оглянется. Правильно сделала, что отказалась от денег, предложенных Дмитрием на похоронах Эндрю.

Охваченная жгучей ненавистью, Жасмин поклялась, что после сегодняшних событий никогда больше не взглянет в сторону Дмитрия Карегаса.

Стиснув зубы, Дмитрий сдержал стон, когда Ставрос протер порез спиртовым тампоном. Однако жжение открытой раны не могло сравниться c мучительной внутренней болью.

Дрожащие губы Джес, полный обиды взгляд будут преследовать его до самой смерти, как и сотни других ее образов, оставшихся в памяти.

Джес улыбается ему беззубым ртом. Девятилетняя Джес молча сидит рядом, пока он вытирает кровь с перебитого носа. Текущие по лицу Джес слезы, когда он прощается с ней и с Эндрю… Ее полный ненависти взгляд на похоронах брата пять лет назад…

Нынешняя Джес, которая видит его насквозь, тающая в его объятиях и такая уязвимая…

Кто еще смотрел на него, как на божество?

Дмитрий вцепился в подлокотники кресла, чтобы не сорваться от невыносимой тоски. Буря эмоций бушевала в нем с первой секунды, когда она бросилась на него с ножом. Нет! Тот взгляд ничего не значил – она не пришла в себя после шока. Он не хочет, чтобы она видела в нем рыцаря без страха и упрека. Никогда, ни для кого Дмитрий не был героем, тем более для нее. Сколько женщин убеждались в этом на собственном печальном опыте.

Тем не менее обида в ее глазах беспокоила больше, чем хотелось. Но разве он не видел презрение в глазах Жасмин в тот день? Он всего лишь поставил ее на место, и не стоит больше думать об этом.

– Знаешь. – Голос Леа прервал его мысли. – Мне всегда казалось, что из вас двоих со Ставросом, ты добрее. – Она вздохнула. – Подожду в машине, Ставрос. Не хочу смущать Жасмин, но, если сможешь, уговори ее поехать с нами.

– Она не примет подачку, – сказал Дмитрий и тут же пожалел о словах. Он сделал однажды попытку, но она отшила его, словно он совершил непристойность.

Осуждение Леа витало в воздухе даже после того, как она ушла. Разматывая бинт, Ставрос смотрел вопросительно, но Дмитрий молчал. Перевязав рану, Ставрос сложил медикаменты в пакет и снова поймал взгляд Дмитрия.

– Она показалась мне… искренней и честной.

Дмитрий не удивился, услышав восхищение в голосе друга. Ему казалось, он готов к переменам в Жасмин после стольких лет, но реальность превзошла ожидания. С того вечера, когда он нашел ее, нервы сплелись в твердый комок, и ярость не отпускала Дмитрия. Его трясло от мысли, что ожидало Жасмин, если бы он опоздал… За прошедшие годы Дмитрий научился обуздывать себя, но в этот раз бешенство не поддавалось контролю.