Сам он выезжал с хором не так уж часто: не было ни нужды, ни охоты. В Москве, впрочем, многие помнили знаменитого тенора Илью Смолякова, и несколько раз Митро просил: "Смоляко, поехали, с утра сегодня от купца Рукавишникова мальчишка прибегал, вечером желают тебя слушать". В таких случаях Илья не отказывался, ехал вместе со всеми, пел, получал деньги, – а наутро с облегчением шёл на Конную площадь. И никак не мог понять, почему его так злит Настькино радостное лицо, её пение по утрам, улыбка, с которой она принимала в нижней зале прежних поклонников, её занятия с Дашкой, которая теперь всё чаще выезжала с цыганами. Чему, спрашивается, было злиться? Что жена успокоилась наконец, что ходит весёлая, что слепая дочь при деле и при деньгах? "Совсем сдурел, морэ… - уговаривал Илья сам себя. - Она на тебя семнадцать лет жизни положила, ни дня счастливой не была, только-только вздохнула свободно, а ты бесишься. Уймись, своим делом занимайся. Старый уже, а ума всё нету…" Уговоры эти помогали ненадолго. Настя, знавшая мужа как свои пять пальцев, уже посматривала тревожно, но вопросов не задавала. И даже это выводило его из себя: "Нарочно не спрашивает… Боится, что велю собираться и съезжать из Москвы. Дура! Ещё и детей за собой тащит!" Особенно раздражало то, что Гришка, старший сын, которому Илья рассчитывал передать своё умение и опыт в лошадиных делах, теперь и вовсе думать забыл о кровном цыганском ремесле и с утра до ночи пиликал на скрипке. В хоре без него уже не могли обойтись, и Илье даже не хотелось спрашивать: идёт ли сын сегодня с ним на Конную или нет. Знал: можно и не спрашивать, дать подзатыльник, погнать с собой… но что в этом толку? Всё равно мальчишка будет смотреть поверх лошадиных голов куда-то в небо и думать о своей скрипке да о романсах. Родил на свою голову… Не цыган, а свистулька купеческая, тьфу! Одно хорошо - Дашка довольна. Ездит с хором, поёт и даже улыбаться начала. Пусть. Хоть какое-то счастье у девочки должно быть. В глубине души Илья знал: только ради одного этого он не уедет из Москвы.

Неожиданно в течение его невесёлых мыслей ворвался знакомый насмешливый голос:

– Так что ты, изумрудный, к нам не приезжай больше. Честно говорю – незачем.

Голос послышался так близко, что Илья вздрогнул и повернулся. В трёх шагах от него, на ступеньках магазина "Мануфактура Фёдора Зайчихина", стояла Маргитка. Она была в простом ситцевом платье, шляпу держала в руке, и две толстые иссиня-чёрные косы свободно лежали на спине. Мельком удивившись, до чего же Митро распустил дочь - одна, на Сухаревке, среди бог знает какого жулья! - Илья поискал глазами того, с кем она разговаривала.

Искать долго не пришлось: высокий парень стоял перед Маргиткой, опираясь одной рукой о стену магазина. Он был выше девчонки на две головы, на широких плечах, казалось, вот-вот затрещит новая красная рубаха. Картуз парня был лихо сбит на затылок, и из-под него на загорелый лоб выбивался чёрный кудрявый чуб. "Цыган, что ли?" - заинтересовался Илья, подходя ближе.

Физиономия парня вполне смахивала на цыганскую: густые брови, наглейшие чёрные глаза, белые зубы. Да куда же Митро глядит! - снова поразился Илья.

Как гриб у него, что ли, девка растёт?

Как раз в это время Маргитка шагнула было со ступенек, но парень вытянул руку, останавливая её. Протяжно, сквозь зубы сказал:

– А ты меня не учи. Сеня Паровоз - сам себе царь и бог. Пожалаю - приду.

– Ну, приходи, коль соображенья нет, - зло сказала Маргитка. Илья видел, как побледнело её лицо и как сдвинулись к переносью брови. - Да только я к тебе не выйду.

– Отец велит - и выйдешь.

Маргитка вспыхнула было, но тут же справившись с собой, издевательски усмехнулась.

– Оно, конечно, верно… Отец велит - выйду. Вот через отца теперь со мной и разговаривай! - Она отбросила задерживающую её руку и сбежала со ступенек.

– А ну стой! - рявкнул парень.

Илья почувствовал, что пора вмешаться. Быстро подойдя к магазину, он взял стоящую к нему спиной Маргитку за руку. Та вздрогнула, дёрнулась было в сторону, но, обернувшись, растерянно улыбнулась:

– Илья? Что ты здесь делаешь?

– Совсем стыд потеряла? - спросил по-цыгански Илья. Не дожидаясь ответа, хмуро посмотрел на парня: - Оставьте девочку, господин хороший, душой прошу.

– Это ещё кто? - удивился тот. Чёрные глаза его сузились. С некоторым беспокойством Илья подумал: вот только драки ему и не хватало.

– Дядька это мой, дурак, - выручила Маргитка. - За мной пришёл. Всё, Сеня, дорогой, прощай навек. Гуляй, соколик, с ветерком да без пыли! С богом, до свидания!

Она молола чепуху с улыбкой, но Сеньке явно было не до смеха, а Илье – тем более. "Что же такое получается? Он ей кто? Неужели…" Сеньке, наконец, надоели издевательства девчонки. Процедив сквозь зубы: "Попомнишь ещё, зараза…" - он легко сбежал со ступенек и исчез в толпе.

В ту же минуту Маргитка тряхнула рукой, освобождая запястье.

– Пусти, Илья. Чего вцепился?

– Не боишься? - спросил он.

– Чего это?

– Что отцу расскажу.

С минуту Маргитка молчала, закусив губу. Затем недобро усмехнулась:

– Не боюсь. Трепи языком, раз баба, а не цыган.

– Дура! - Илья едва удержался, чтобы не залепить нахалке оплеуху. - Кто он тебе? Ты с ним была, что ли?

– Тебе какое дело? Сватать собрался?

– Ах ты!.. - Не выдержав, Илья замахнулся.

Но Маргитка ловко увернулась, вскочила на ступеньки. Без улыбки, враждебно сказала:

– Тронешь - загрызу.

Её широкие ноздри, раздувшись, задрожали, зубы оскалились, и Илья невольно отшатнулся. Справиться-то он с ней, конечно, сумеет, но без глаза его эта ведьма вполне может оставить. А стоит ли она того, холера?

– Отец знает?

– Нет. - Маргитка, остывая, исподлобья взглянула на него. - Зачем ему знать?

– А как ты замуж собираешься?

– Никак. Очень надо! - Маргитка в упор посмотрела на Илью и вдруг залилась смехом. - Господи, морэ, а ты-то что беспокоишься? Смотрите вы, он волнуется, как я замуж пойду! Да что там, замужем, хорошего? Сосунков сопливых плодить? Мужнину рожу пьяную наблюдать? Из-под кулака у него не вылазить? А меня трогать нельзя, если меня кто зацепит - убить могу! Я - бешеная!

Илья озадаченно молчал. В который раз его ставило в тупик поведение Маргитки, которая, казалось, и в грош его не ставила, хотя он этой пигалице точно в отцы годился. Дать бы ей пару затрещин, в самом деле, чтобы хоть уважение имела… Но как же Митро её так из узды выпустил?

Маргитка, казалось, угадала его мысли. Перестав смеяться, серьёзно сказала:

– Не думай, отцу всё равно. Я же ему не родная. Какая разница, с кем падчерица пойдёт?

– Ерунду говоришь, девочка.

– Не ерунду, а правду. Думаешь, чего он меня замуж не гонит? Позориться не хочет, знает, что я… ну, в невесты уже не гожусь. И с Сенькой Паровозом у меня когда ещё всё было… - Зелёные глазищи придвинулись совсем близко, и Илья невольно отстранился.

– Ты… зачем мне это говоришь, чяёри?

– Затем, что спрашиваешь, - пожала плечами Маргитка.

Илья давно отпустил её руку, но она пошла рядом с ним сама. Солнце светило им в спину. Почему-то Илье было неловко смотреть на девчонку, и он разглядывал её тень, бегущую впереди.

– А если б не я спросил, а другой кто? - наконец поинтересовался он. – Тоже б всё рассказала?

– На других мне плевать. - Маргитка вертела в руках шляпу. - Проводишь меня домой?

– Сама не доберёшься, что ли?

– Ну, Илья… Совсем ты ничего не понимаешь? Разве должна красивая цыганка одна домой идти? Я ведь красивая, Илья? Красивая? Как моя мама?

Посмотри на меня!

Маргитка ускорила шаг, зашла впереди него, резко повернулась. Теперь солнце било ей в лицо. В насмешливое смуглое лицо с сощуренными зелёными глазами, с неласковой улыбкой. Смеясь, Маргитка просунула между зубами розовый, острый кончик языка, и это окончательно вывело Илью из себя.