– Хочешь, я поведу тебя к памятнику нашему главному конструктору? – спросила Снежана.
Когда я услышал сорвавшееся с ее губ слово „конструктор”, у меня защемило сердце, но я промолчал. В свадебную ночь невесте не принято отказывать ни в чем, к тому же я был уверен, что мы опять вернемся в нашу белую комнату.
В сотне метров от массивного памятника Ленину зеленела небольшая лужайка, тут и там пестреющая простыми полевыми цветами. Лужайка напоминала расшитую деревенскую скатерть. Посредине на пьедестале черного мрамора возвышался бронзовый бюст. Бородатый человек смотрел из-под строгих бровей в небо, туда, где в эту секунду торжественно рассыпалась на мириады рубиновых звезд праздничная ракета. В ее ярких сполохах я прочел слова, написанные на черном мраморе золотыми буквами:
„Знай, что путь к счастью пролегает через простые дела и умеренную жизнь”.
ЖИВИ ПРОСТО
Надпись не произвела на меня особого впечатления. Не снимая руки со снежаниного плеча я спросил:
– Кто этот человек и что хочет сказать эта надпись?
– Эта надпись? – переспросила Снежана и на минуту умолкла. Она казалось, хотела придать своему ответу больший вес или же преодолевала какое-то внутреннее сопротивление, кто ее знает. Наконец она сказала: – Это памятник нашему великому ученому, математику и гуманисту. Он, как и многие знаменитые ученые вашей страны – во главе с тобой, разумеется, – работал в области современной кибернетики и роботики, но в отличие от тебя и других ваших ученых подчинил науку вот этому принципу: „Живи просто!” _ Снежана указала на золотую надпись. – У нас принцип „Живи просто!” (что вовсе не значит -примитивно!) свято соблюдается во всем… Ты, наверное, и сам уже успел убедиться, что мы живем просто, но в довольстве. Погоня за люксом, вещемания, чрезмерно утонченные удовольствия нам неведомы.
Я помолчал. Золотая надпись и слова Снежаны помогли мне в одно мгновение понять то особенное, – с ним я сталкивался на каждом шагу в Стране Алой розы, – и красивое, что лелеяло душу и очаровывало разум, то, что я тщетно пытался найти у нас… Истина, которую я так мучительно искал, сверкала, запечатленная в нескольких буквах!
Я прижал руки Снежаны к моим губам, положил их себе на лоб – словно я был осужден на смерть и вымаливал у них жизнь.
Потом мы вернулись на улицу с цветущими липами. На ша белая комната была прекрасна, но я провел свадебную ночь в одиночестве – в пути. Нужно было спешить, спешить, – я держал в руках факел, который хотел передать людям моей страны. Я не знал, хватит ли у меня времени и сил. Мне предстояло одолеть препятствия повыше Чомолунгмы и безбрежнее Тихого океана!
Я переоделся в зимнюю одежду, и белый сверкающий автобус отвез нас в аэропорт.
Поднявшись по трапу, я хотел помахать Снежане рукой. Но там, где она стояла, никого не было. „Та, которая грядет” была со мной, как во сне, и исчезла, как во сне.
Кто-то сильно тряс меня за плечо. Сквозь белую пелену, что трепетала перед глазами, я, кажется, различил Досифея, великого врачевателя, а из-за его плеча выглядывал мой любимый и преданный Эм-Эм.
P.S. Эти последние заметки написаны мной в больнице, где меня лечил мой добрый старый Досифей. Я успел их окончить до того как уехать в Микронезию, или в Напландию, или черт знает куда…