— О. Я думала, вы молитесь.

— Ленобия, полагаю, ты откроешь для себя, что многие из моих добрых сестер в состоянии думать и молиться одновременно. Я действительно ценю твою честность. Где ты гуляла?

— Здесь. Ну, на самом деле, там, — Ленобия указала на темную часть палубы, где хранились спасательные шлюпки. — Я смотрю на восход солнца, немного прогуливаюсь, а потом спускаюсь в трюм.

Мария Магдалина удивленно моргнула:

— Грузовой отсек? Зачем?

— Лошади, — сказала Ленобия, а затем пояснила. — Я говорю правду, туда меня привлекли лошади. Пара першеронов. Я очень люблю лошадей и хорошо лажу с ними. Могу ли я продолжить посещать их?

— Ты когда-нибудь видела Епископа на своей рассветной прогулке?

— Нет, это было впервые, и то только потому, что я задержалась после рассвета.

Монахиня пожала плечами:

— До тех пор, пока ты осторожна, я не вижу причин оставлять тебя в ловушке собственной каюты. Но, действительно, будь осторожна, дитя.

— Я буду, благодарю вас, Сестра.

Ленобия порывисто обняла монахиню. Всего лишь мгновение ее окружало материнское объятие, а затем, отстранившись, монахиня похлопала ее по плечу.

— Не волнуйся, дитя, — утешительно пробормотала Мария Магдалина. — В Новом Орлеане большой дефецит хороших католичек. Не бойся, мы найдем тебе мужа.

Стараясь не думать о Мартине, Ленобия прошептала:

— Я предпочла бы, чтобы вы нашли мне способ зарабатывать на жизнь.

Монахиня все еще хихикала, пока они возвращались в женские каюты.

***

В частной гостиной Командора, непосредственно ниже того, где еще так недавно говорили Ленобия и Мария Магдалина, епископ Чарльз де Бомон стоял у открытого окна, тихий, как смерть, неподвижный, как статуя.

Когда Командор вернулся из камбуза с двумя пыльными бутылками портвейна в мускулистых руках, Чарльз сделал вид, что его заинтересовал год и виноградник. Он притворился, что наслаждается богатым вином, но вместо этого пил запоем и без дегустации, хотя оно должно было погасить пламя его гнева, горящее внутри него, в то время как его вскипяченный ум подслушал обрывки беседы. «Что это между вами двумя? Епископ взял вашу девственность? Насмешки и презрения не так страшны, как внимание Епископа. Действительно, будь осторожна дитя…»

Командор бушевал по поводу приливов, боевой стратегии и о других таких же банальных предметах, и гнев Чарльза, расхоложенный вином, кипел медленно и тщательно, готовясь в соках ненависти, вожделения и приправленный огнем.

***

Ужин был бы катастрофой, не будь сестры Марии Магдалины. Симонетта оказалась единственной девушкой, разговаривающей с Ленобией, и она заговаривала в неловких паузах и неуклюжих моментах, словно пятнадцатилетняя забыла, что ей, как полагается, Ленобия больше не должна ей нравиться.

Ленобия сосредоточилась на еде. Она думала, что это все равно что оказаться на небесах, чтобы быть в состоянии плотно поужинать, но пристальный взгляд Епископа заставил почувствовать ее себя настолько плохо и испугал, что она отодвинула от себя большую часть восхитительного морского окуня и гоняла вокруг него по тарелке маслянистый картофель.

Сестра Мария Магдалина выполняла свою работу. Она заняла Командора дискуссий об этике войны, которая затрагивала и Епископа с его духовным мнением. Он не мог проигнорировать монахиню, когда она проявляла такой очевидный интерес к его мнению. И намного раньше, чем Ленобия могла себе представить, Сестра попросила извинить их.

— Так скоро, мадам? — Командор мутно мигнул, обратив на нее красное от портвейна лицо. — Я весьма наслаждался нашей беседой!

— Дествительно простите меня, Командор, но мне бы хотелось пойти, пока вечернее небо еще дает немного света. Мне и мадмуазелям очень хотелось бы совершить несколько кругов по палубе.

Мадмуазели, явно потрясенные предложением монахини, смотрели на нес с той или иной степенью ужаса и удивления.

— Прогулка? По палубе? И зачем вам это, Сестра? — резким тоном осведомился Епископ.

Монахиня спокойно улыбнулась Епископу:

— Да, я думаю, что мы слишком долго сидели взаперти в наших каютах, — она посмотрела на Командора. — Разве не вы много раз говорили о преимуществах морского воздуха? И только посмотрите, господин, какой вы крепкий сильный селовек. Мы хотели бы подражать вашим привычкам.

— Ах, да, да. — И без того массивная грудь Командора увеличилась еще больше.

— Отлично! Тогда с вашего позволения, я собираюсь рекомендовать девушкам частые прогулки по кораблю в разное время дня. Мы все должны помнить о нашем здоровье, и теперь, когда последняя из морских болезней распалась, нет ничего, чтобы держать нас в наших каютах. — Мария Магдалина сказала последнее, бросив быстрый знающий взгляд на Ленобию, сопровождаемый примерительным взглядом Командору, словно делясь с ним досадой на поведение девушки. Ленобия подумала, что сестра Мария Магдалина совершенно блестяща.

— Очень хорошо, мадам. Первоклассная идея, действительно, первоклассная. Вы так не думаете, Чарльз?

— Я думаю, что Сестра очень мудрая женщина, — лукаво ответил Епископ.

— Это любезно с вашей стороны, — сказала Мария Магдалина. — И не позволяйте нам пугать вас, поскольку теперь вы не будете знать, где может быть любая из нас!

— Я буду помнить. Я буду помнить. — Вдруг строгое выражение лица епископа изменилось, и он моргнул как будто с удивлением. — Сестра, я только подумал и совершенно уверен, что у вас с этой амбициозной идеей, появилась мысль захватить корабль.

— Но, Отец, я не хотела…

Епископ отмахнулся от ее протестов:

— О, я знаю, вы не имеете ввиду ничего плохого, сестра. Как я уже говорил, я думаю, что было бы неплохо, если бы вы переместили свою святыню к Пресвятой Богородице на палубу, может быть, чуть выше нас, в кормовую часть, которая хорошо защищена. Возможно, экипаж хотел бы присоединиться к вашей ежедневной молитве. — Он поклонился Командору и добавил: — Если, конечно, это позволяют их время и обязанности.

— Конечно-конечно, — бессмысленно повторял Клмандор.

— Конечно, я могу сделать это. Пока погода остается ясной, — сказала Мария Магдалина.

— Спасибо, сестра. Считайте, что это личное одолжение мне.

— Очень хорошо. Я чувствую, что сегодня мы достигли многого, — сказала монахиня с энтузиазмом. — До свиданья, господа. Мадмуазели, за мной, — заключила она, а потом вывела своих подопечных из комнаты.

Ленобия чувствовала пристальный взгляд Епископа, пока дверь не закрылась, отгораживая ее.

— Ну что же, прогуляемся немного? — не дожидаясь ответа, Мария Магдалина целенаправленно зашагала по короткой лестнице, приведшей их на палубу, где она глубоко вздохнула и призвала девушек «походить — размять молодые ноги».

Поскольку Ленобия прохаживалась рядом с монахиней, она тихо спросила:

— Чего он хочет этой просьбой о Пресвятой Богородице?

— Понятия не имею, — сказала Мария Магдалина. — Но это, конечно, не сможет причинить Пресвятой Деве вреда — стоять на палубе. — Она сделала паузу, улыбнулась Ленобии, и добавила: — Подобно тому, как это не повредит всем нам.

— Спасибо за все, что вы сделали сегодня, сестра.

— Все для тебя, Ленобия.

***

Епископ высказал свои извенения и покинул Командора с его портвейном. Он удалился в свою маленькую спальню, сел за единственным столом, зажег длинную тонкую свечу. Пока пальцы ласкали пламя, он думал о девушке-бастарде.

Сначала он был разгневан и потрясен ее обманом. Но пока он наблюдал за нею, гнев и удивление соединились, формируя более глубокое чувство. Чарльз забыл красоту девушки, хотя несколько недель принудительного целибата на борту этого проклятого корабля, могут иметь какое-то отношение к ее влиянию на него.

— Нет, — обратился он к пламени. — Желанной для меня ее делает нечто большее, чем мое воздержание.